Значит, надо трофеи собрать. Автоматы, боезапас, бронежилеты, если на ком‑то остались. Погрузить в сохранившийся Урал и валить отсюда. Расстояние тут до их базы… Ну, километров семьдесят, наверное, но если успели сообщить об атаке.
Ладно, час у нас есть в любом случае. Потом по шоссе уедем, и хрен нас найдут.
Главное на самом деле – чтобы точно так же не приняли. Вдруг у «Воронов» свои дроны есть? А они летают триста километров в час, да еще и на расстояние до тысячи километров. Накроют и пиздец.
А я боюсь дронов. Очень даже боюсь.
– Наташ, – попросил я, обратившись к девчонке. – Подойди сюда.
Девочка посмотрела на меня, а потом несмело сдвинулась с места. Подошла. Я заметил, что пистолет‑пулемет на ее груди висит правильно, рука продета в ремень. Так схватиться и привести оружие в боевое положение несколько секунд займет. Ну еще бы, я же сам ее учил, да и остальные не отставали, пусть и не одобряли.
– Кто это? – кивнул я на того самого парня, который продолжал дерзко пялиться на меня. Хотя, когда увидел девчонку, выражение его лица тут же сменилось на недоуменное.
– Человек, – тихо проговорила она.
– Ага, двуногое без перьев, – я выдохнул. – Нет, а конкретнее?
Она посмотрела на него еще раз, потом на меня и сказала:
– Не знаю.
– Это враг, – жестко припечатал я. – Может быть, именно он приезжал в деревни, отнимал запасы и женщин. Потому что считал, что раз они – сила, то ему все можно. Ты поняла?
– Да, – едва слышным голосом согласилась она.
– Застрели его, – приказал я.
– Что? – воскликнул Гром, который стоял рядом.
– Что? – одновременно с ним вскрикнула девчонка.
– То, – спокойно ответил я. – Застрели его. На нем бронежилет, твой пистолет‑пулемет его не пробьет. Так что стреляй в голову. Две пули в голову – любое дело делай до конца. Давай.
Девчонка посмотрела на меня, потом на пленного. На его лице появилась злобная усмешка. Не верил он в то, что девчонка его пристрелит. Что сможет, что решится.
Я и сам не знал, пальнет она или нет, предсказать, если честно, не мог. Может быть и убьет, а возможно, что и нет.
Но мне нужно было знать наверняка. Сможет ли она казнить человека или нет. В бою‑то не все во врага способны стрелять, некоторые просто куда‑то в сторону врага палят в надежде, что не попадут. Прям убивать готовы может быть процентов пять человек. Я был одним из них. Но без этого штурмовика не получится. Снайпера не получится. Да врага вообще.
Наташа все‑так вскинула пистолет‑пулемет, прицелилась в голову пленного. Руки не дрожали, оружие она держала вполне уверенно. Но когда прицелилась, руки вдруг заходили ходуном. И я увидел, как ее лицо исказилось.
Я ждал. Пять секунд, десять, двадцать, тридцать. А потом девчонка повернулась ко мне, покачала головой и сказала:
– Я не могу, дядя Край.
Я успел заметить как злорадная усмешка на лице пленного стала еще шире. Тупой придурок, неужели он думает, что ему это поможет?
Вскинул автомат сам и, практически не целясь, нажал на спусковой крючок. Хлопнул глушеный выстрел, пуля проделала во лбу парня аккуратное входное отверстие, а мозги расплескались по сторонам. Я посмотрел на девчонку.
– То есть ты не готова убивать? – спросил я.
– В бою смогу! – тут же ответила она.
– В бою тебя убьют сразу, – сказал я. – Ты не готова. И не будешь готова. Ты что, думаешь, когда‑нибудь сможешь стать как она? – я кивнул на Бренну.
Девочка замолчала, посмотрела на труп. Потом на меня. Я заметил, как уголки ее губ задрожали, как она опустила оружие.
Все. Наверное, я бы в ее возрасте после такого расстрелял бы остальных пленных, и дело с концом. Просто чтобы доказать, что я способен убивать. Если бы оказался в такой же ситуации, конечно.
Хотя нет. Я бы выстрелил в первого еще.
– Значит так, – проговорил я. – Когда мы вернемся в лагерь, ты пойдешь к Саше и скажешь, что хочешь учиться у нее. Оружия сдавать не надо, будешь ей еще и телохранительницей, она‑то ствола в руки не берет. Будешь лечить людей. Убивать и без тебя есть кому. Поняла?
– Да… – тихо проговорила она.
– Я не слышу, – сказал я.
– Да, дядя Край! – закричала Наташа, а потом резко повернулась и двинулась прочь. Я посмотрел на пленных, потом на «росгвардейцев», что стояли вокруг. По их лицам было видно, что не одобряли. Все, кроме Руси, но тот, похоже, понял, что именно я задумал. И что я желал девчонке только добра.
Странное дело – сперва они не одобряли, когда я начал учить ее воевать. Теперь осуждают, что вот таким вот жестоким методом заставил Наташу отказаться от этой идеи. Они ведь бухтели, что я оружие ребенку дал.
Ладно.
– Кончайте их, – проговорил я.
Они выстрелили, причем с готовностью. Все кончилось достаточно быстро – четыре выстрела, и еще четыре трупа на асфальте. Все, врагов тут больше нет.
– Пинцет, проверь, как Урал и УАЗ, – приказал я. – Остальные – собирайте трофеи. И быстро. Да, Гром, выведи дрон на трассу подальше, пусть смотрит. Если кто‑то покажется, то будем прятаться.
– Может свалим? – спросил вдруг Бехр.
– Если мы все это оставим, то, считай, стволы им подарили, – ответил я. – А так у них будет не только меньше людей, но и меньше оружия. Нам оно пригодится еще, может быть, деревенских вооружать.
– Командир! – послышался от дома знакомый голос того самого мужика, что ответил мне про Ильяса.
Я повернулся и двинулся в ту сторону. Перелез через опрокинутый взрывом забор, прошелся по профлисту, потом стал перебираться через развалины кирпича. Увидел там людей, подошел ближе.
Ильяса вытащили, и выглядел он очень хреново. Был весь покрыт цементной пылью, из‑за этого его достаточно смуглая кожа буквально выглядела белой. Ноги оказались неестественно выгнуты, грудная клетка прогнулась – с него уже сняли бронежилет. Из уголка рта вытекала струйка крови.
– Пиздец мне, походу, Край, – просипел он.
Я не стал поддерживать его, как делают в фильмах. Говорить, что все хорошо, что мы отвезем его в лагерь, и что Саша его вылечит. Тут операционной бригады на месте будет мало, чего уж говорить о нашем единственном хирурге. Да и не довезем мы – у него внутреннее кровотечение, что очевидно, а трястись в Урале при таком состоянии противопоказано.
– Да, братишка, пиздец, – только и кивнул я.
– Да какой я тебе братишка, я тебя лет на десять старше, – он усмехнулся и вдруг закашлял. Страшно, надсадно, разбрызгивая во все стороны капли крови. Потом посмотрел на меня и сказал. – Вы там это… Не отступайте, лады? Пусть моя смерть напрасной не будет.
На самом деле, в его смерти виноваты мы. Провафлили первый танк, понадеялись, что экипаж контужен, что больше не сможет выстрелить. Так оно и было первые несколько секунд, а потом пришли в себя и ебанули по самой опасной позиции – пулеметной.
– Порвите их, – продолжил он. – Я знаю, вы сможете. И семье моей сообщи, только лично. Пусть держатся, с ними все нормально будет, но все равно.
– Сообщу, – только и оставалось кивнуть мне. – Позаботимся, Ильяс, все нормально будет.
– Вот и ладно, – сказал он. – А теперь добей. Больно мне, печет в груди.
Я выдохнул, посмотрел на остальных мужиков, но они только потупили взгляды. Они‑то его знали гораздо дольше. Да и в общем‑то знал неплохо, пусть друзьями мы и не были. У меня вообще среди них друзей не было, пожалуй.
Но он был моим боевым товарищем. Не зассал зомби, когда нужно было идти в город и искать припасы для того, чтобы заплатить дань. Не испугался, когда мы начали войну. Пошел на штурм домов, где засели бандиты. И зачем он все это делал?
Впрочем, и тут ответ понятный. Ради семьи. Ради детей. Чтобы они выросли свободными, а не с единственным выбором: стать рабами или пойти в «Вороны», бандиты. Грабить деревни и убивать людей.
– Давай, – сказал я. – Если там что‑то есть, увидимся еще.
Я вскинул автомат, приставил ствол глушителя к его лбу, а потом нажал на спуск. Специально, чтобы это было неожиданно. Чтобы ему не пришлось бояться, трястись в ожидании своей смерти.
