Мы шли к общежитию, обступив с двух сторон Женевьеву. Наверное, со стороны мы казались странной компанией. Двое юношей и девушка, все держали оружие и целенаправленно куда-то шли. А вокруг, на ходу рассыпаясь в разные стороны, бежали студенты, стремясь, как можно быстрее, покинуть территорию академии.
Дойдя до общежития, мы заметили ту же самую картину нападения, что в других зданиях. Общежитие одним из первых приняло атаку, и уже на пороге я увидел убитого вахтёра. Женевьева вскрикнула и отвернулась, а я беспомощно посмотрел на Петра.
— Иди один, Фёдор, мы подождём лучше здесь.
Я кивнул, отдал Петру карабин, перехватил удобнее револьвер и, осторожно приоткрыв дверь, заглянул в неё. Затем рывком просочился внутрь и, сделав шаг в сторону, осмотрелся. Здесь имелись следы боя, но повреждения оказались минимальные, просто некому и нечем было организовывать сопротивление.
Вахтёра застрелили почти сразу, никакой охраной общежитие больше не располагало, разве что был ещё комендант. Вспомнив о нём, я поспешил в его комнату и увидел следы боя уже на выходе с лестницы. Коменданта я нашёл на пороге комнаты, с простреленной головой, он сражался до последнего. В его руке лежал старый однозарядный револьвер ещё, наверное, тех времён, когда он служил в армии.
Глаза его смотрели в никуда, а седые усы оказались залиты кровью. Слёзы навернулись мне на глаза, я протянул ладонь и осторожно прикрыл его веки. Больше ничего я сделать уже не мог. Старый солдат выполнил до конца свой долг и кого-то смог подстрелить, судя по следам крови на полу, но силы оказались слишком не равны.
Весь обуреваемый гневом, яростью и какой-то отрешённостью, я поднялся в нашу комнату, она оказалась не вскрыта. Да она и ничем не выделялась среди остальных, плюс располагалась на верхнем этаже, да и, судя по всему, нападающие не ставили перед собой цель громить комнаты, их интересовали только вахтёр да комендант.
Попав в помещение, я первым делом забрал все патроны, что у нас оставались, загрузив их прямо в большой саквояж, и собрал всю еду, что можно было сразу съесть. Подхватив саквояж и выставив перед собой револьвер, я покинул общежитие.
Глава 14
Графиня
Пётр с Женевьевой стояли за деревом, настороженное поглядывая вокруг, завидев их издалека, я поспешил прямо к ним, сходу став вводить в курс дела.
— В общежитие то же самое, что и везде: два трупа — вахтёр и комендант, и больше никого. Бандиты разбежались, либо попрятались, что делать будем? Здесь оставаться опасно, идти тоже, нужно искать преподавателей или уходить.
Возникла секундная пауза, которую каждый из нас переживал по-своему.
— Я хочу домой и мне страшно! — сказала Женевьева, а Пётр промолчал, не зная, что ответить.
Несколько минут длилось молчание, я думал, какое принять решение, ведь впервые мне приходится брать ответственность за чью-то жизнь. До этого я отвечал целиком только за себя, и даже Петра не просил мне помочь, получалось это либо спонтанно, либо по велению его сердца, следовавшего за мной. А сейчас всё по-другому, отец говорил, что мужчиной становятся не впервые узнав женщину, а впервые взяв ответственность за неё. Наверное, это так.
Чтобы оттянуть время принятия решения, я начал доставать из саквояжа патроны и еду, раздавая их Женевьеве и Петру. Каждый взял кусок хлеба и сыра, которые я выгреб из наших запасов, и мы принялись есть, заедая переживания и восполняя запас энергии. Даже Женевьева не отказалась от наших скромных припасов.
— Странно, что сюда не приехала полиция до сих пор, — внезапно сказал Пётр, — и вообще, уже столько времени прошло, а никого даже не ловят.
— Пока мы тебя ждали, Фёдор, я слышала, как издалека прогремели выстрелы. Значит, напали не только на академию, — выразила своё предположение и Женевьева.
— Да, точно! А ещё я не видел извозчиков.
— Идёмте, — решился я, — Пётр, ты согласен отвезти Женевьеву вместе со мной?
— Конечно, согласен, идём!
— Федя, а ты так и пойдёшь с карабином? — неожиданно перешла на ты Женевьева, видимо, в благодарность за согласие рискнуть ради неё своей жизнью.
— Да, он может пригодиться, и лучше уж с ним, чем без него. Карабин — это не револьвер, он надежнее и точнее, — счёл я нужным пояснить девушке. Женевьева покивала, и я понял, что ей, собственно, всё равно, главное — безопасность.
Пройдя по пустынной аллее, мы вышли через ворота, возле которых также никого не оказалось. Казалось, академия вымерла или замерла, кто-то спрятался, кто мог воевать, тот занял оборону, основная же масса студентов и сотрудников всеми способами и путями уже её покинула, спасаясь от ранения или вероятной гибели.
Оказавшись за воротами, мы не обнаружили ни одного извозчика, они словно исчезли, лишь несколько раз промчались мимо автомобили самых разных модификаций, и всё на этом. Редкие прохожие жались к стенам здания и шли торопливо, не понимая, что происходит. На нас, вооружённых пистолетами и карабином, они смотрели с откровенной опаской, не зная, чего от нас ожидать. Конных экипажей нигде не наблюдалось, их как будто ветром сдуло, когда начались выстрелы.
— Придётся идти пешком, — выразил я общее мнение.
— Хорошо, что я не в платье, а юбке-брюках, и туфли надела старые и удобные.
— А что хорошего в старых туфлях? — удивился Пётр.
— В них ноги не натираются и идти легче, особенно, если долго.
— А где твой охранник? — внезапно вспомнил я.
— Не знаю, он должен за мной зайти только через два часа, наверное, уехал и ещё не вернулся.
— Понятно, тогда идёмте пешком, — пожал я плечами, — ты далеко, Женевьева, живёшь?
— Я вам с Петром разрешаю называть меня Женей, так быстрее и проще. Не очень далеко, я не ходила пешком, но папа решил купить мне квартиру недалеко от академии, а ещё меня в ней ждёт моя мама.
— Она у тебя здесь?
— Да, она решила пожить со мной несколько месяцев, чтобы отговорить меня от учёбы, и чтобы я приняла решение вернуться домой.
— Да, и я начинаю её понимать, — сказал Пётр.
— Я тоже, — согласился с ним я.
Женевьева тактично промолчала, и мы втроём направились к её дому. Улица, тянувшаяся от академии, тоже оказалась пуста, и также редко по ней проезжали локомобили, автомобили и эфиромобили. Да мы и сами их стали немного бояться: кто в них едет, что у него в голове и как станет действовать — неизвестно. Получается, уравнение с тремя неизвестными.
Хорошо, что квартира Женевьевы действительно располагалась недалеко, и мы дошли до нужного дома всего за двадцать пять минут. Иногда мы слышали выстрелы, раздающиеся издалека, однажды даже прогремела пулемётная очередь.
В это время в небе мелькнул огромный, судя по виду, гражданский дирижабль, по которому стали стрелять снизу, отчего он вдруг ненадолго завис, а затем, продолжая движение, ярко запылал огнём, что издалека стало видно буквально отовсюду. Он ещё успел пролететь некоторое расстояние, а затем резко пошёл вниз, скрывшись из вида. Через несколько секунд до нас донёсся глухой грохот взрыва.
— Кажется, всё совсем плохо, — выразил общее мнение Пётр.
— Скорее всего, очень плохо, но мы уже почти дошли.
Возле дома, где жила Женевьева, никого не оказалось, а зайдя в парадное, мы обнаружили лишь насмерть перепуганного дворника, у которого из оружия имелся только здоровенный нож да полицейский свисток с метлой. Он и вышел к нам только потому, что узнал Женевьеву, которая шла свободно в нашем сопровождении, а не под конвоем. Карабин я закинул себе за спину, и он не сразу бросался в глаза, по крайней мере, издалека его трудно разглядеть.
— Графиня Васильева дома? — спросила Женевьева у дворника.
— Дома и она, и прислуга вся, все сидят по квартирам и носа не выказывают, окромя тех, что на работе, но остальные вечером вернутся. А на улице, что творится, ужас прямо!
— Не бойтесь, мои сокурсники вооружены и помогут вам, зовите нас сразу, если увидите кого-то с оружием из анархистов или непонятных людей.
