КОМ 7 (СИ) - Войлошникова Ольга

Жена уткнулась мне в китель и горько вздохнула:

— А у меня одна скукота…

— Да-а-а уж… — протянул я.

— Что «да уж»? — сразу вскинулась она.

— Вот не буду тебе говорить, обидишься ведь сразу.

— Я⁈ — воинственно выпрямилась она. — Нет уж, теперь точно говори!

Я усмехнулся в усы:

— Киснете вы дома, вот что. Киснете и дуреете. Превращаетесь… — упс, последнее слово точно лишнее было. И хоть я замолчал, Серафима сердито за меня закончила:

— В клуш, да⁈ — она вскочила и сердито шмыгнула носом: — Ну, Илюшенька!..

— Что «Илюшенька»⁈ — возмутился я. — Это ты сама сочинила!

— Ах, сама⁈ — она упёрла руки в боки и притопнула ножкой. — Ладно! Но учти! Клушей я не буду! — развернулась на каблучках и умчалась куда-то.

— Н-да-а-а, незадача, — пробормотал я и подумал, что придётся мне по старой памяти самому походный чемоданчик собирать. Хоть на два дня, а смену белья надо, кое-что ещё по мелочи. Так-то взял бы обычный сидор — ан, говорят, по чину теперь невместно. Везде условности свои…

Честно говоря, я опасался, что Серафима примется на меня дуться, но буквально через час к ужину она выпорхнула сияющая, словно солнышко.

— Никак, у нас новость хорошая? — поинтересовался батя.

Возможно, он имел в виду, что в семействе новое пополнение предвидится или ещё что такое, но Серафима сказала:

— Со следующей недели я выхожу на службу.

Все, сколько нас было за столом — батя с матушкой, я, Иван с Марией*, лисы — все уставились на неё с разными выражениями.

*Петя и Серго с супругами

были вызваны на обследование

к императрице

и потому отсутствовали,

а Фридрих с Эльзой

ужинали у фон Ярроу.

— Как⁈ — только и спросила матушка.

— Вернусь к преподаванию, — лучезарно улыбаясь, пояснила Сима.

— Да, — кивнул Иван, — Я Серафиме давно предлагал. Опыт у неё некоторый есть. А мне бы очень надо с Ильи часть нагрузки по пению снять. Со следующей недели прибывает пара групп с Кавказа. Харитонов переводится на заведывание отделением, у него там нагрузки прибавится. Часы по рукопашке некому вести.

— То есть, со следующей недели я стану меньше петь и больше драться? — уточнил я.

— Примерно так.

— Это что же, — приготовилась принять неизбежное матушка, — как тогда говорили, два раза в неделю?

— Вообще-то, четыре, — уточнил Иван. — Обстоятельства немного изменились.

— А… А я? — спросила вдруг Маша.

— А что?.. — растерялся Иван.

— Все, значит, там, а я с пелёнками-горшками? — Маша влажно захлопала ресницами.

— Ну, не преувеличивай, дорогая! У тебя же две няни, какие пелёнки…

— Вот! — Маша сердито брякнула вилкой. — У меня даже пелёнок нет!

В столовой ощутимо похолодало, а бокал великой княжны разом покрылся инеем.

— Мне, конечно, очень приятно, — сказала матушка, — но прошу вас, Мария, прекратить это безобразие.

— Извините, — великая княжна резковато встала из-за стола и быстрым шагом вышла, намертво приморозив за собой дверь.

Иван, тоже вскочил и готов был уже шарахнуть по ледяному замку сгустком огня — и шарахнул бы, если б маман его не предупредила:

— Двери мне не ломать! — так что Иван топтался, комкая в ладони заклинание в совершенной растерянности.

И тут батя спросил его:

— А разве я неправильно понял, что Марья — ледяная магичка не из последних?

— Да им троим до первой сотни чуть-чуть не хватило! — с жаром воскликнула Серафима.

— Аль они плохо учились? — продолжил свою линию батя.

— Да хорошо, — пробормотал Иван, — отлично даже!

— А чего ты им-то чего-нито не предложишь? Специальные курсы какие-нибудь? Дарья-то, можмыть, и не согласится. Она и так со своими промышленными делами с телефона не слазит, забот у ей полон рот. А сестричек бы привлёк? Аль переизбыток учителей у вас?

Иван запустил пятерню в волосы и сказал:

— Я дурак.

— Между прочим, — подала голос Айко, можно выйти из столовой во вторые двери и пройти в ваши комнаты через галерейку.

Иван развернулся кругом и побежал, а лиса посмотрела на своих дочек:

— А мы пока отколупаем этот лёд, да, девочки? Хороший лёд! Если положить его в кадушку, а сверху — взбитые сливки с сахаром, получится очень вкусное мороженое.

— Ого! Мороженое! — в два голоса завопили Сэнго и Хотару. — Это вкусно! Где ваша кадушка, сейчас мы живо всё отколупаем, да-да!

Через час явились весьма довольные Серго с Петром (с жёнами, естественно), были посвящены в скандал в благородном семействе, после чего Даша, как батя и предполагал, сказала:

— Ой, друзья мои, это всё здорово, но у меня времени на преподавание никак не будет. Я на самом деле серьёзно размышляю: не прикупить ли или хоть снять пока небольшое помещение в городе и не организовать ли там полноценную контору? А то, когда вокруг мамки-няньки и суета — это ж не работа, это профанация какая-то.

— А зачем вам отдельный офис? — удивился Фридрих, который тоже вернулся из «немецких гостей». — У товарищества «КТК» в воздушном порту отличное помещение, выстроенное… как это? «На вырост»?

— Вроде того, — подтвердил я. — Но места там реально много. Учитывая, что Фридрих находится там же, и в таком случае вы сможете быстро согласовывать любые поставки…

— Так об этом я и толкую! — подхватил Фридрих. — Это было бы гораздо удобнее, чем созваниваться. Меньше непонимания и ошибок, выше качество труда! — последнее прозвучало как лозунг и почему-то окончательно убедило Дарью:

— Хорошо, давайте я попробую. Афанасия только нужно будет предупредить. А то свалимся ему, как снег на голову.

А Маша с Соней прекратили страдать от своей ненужности и согласились попробовать себя на преподавательских должностях. Для начала в качестве временных как будто бы специально приглашённых специалисток — организовать углублённый семинар по ледяной магии (тоже специальной, да-да).

Дамочки наши немедленно сделались этакие деловитые, прекратили страдать от того, как им скучно, и всё сидели с какими-то бумажками, составляли наполеоновские планы. И слава Богу.

СВАДЕБНЫЙ КОРШУН СНОВА В ДЕЛЕ

В Москве Бобровы обычно расселялись в просторной квартире недалеко от Патриарших прудов. Дверь мне открыла пожилая горничная, поинтересовалась слегка дребезжащим голосом:

— Его светлость Илья Алексеевич?

— Он самый.

— Профессор ждёт вас. Проходите-проходите, он в кабинете!

Я был препровождён к дверям весьма старомодно обставленного кабинета и объявлен:

— Его светлость, герцог Топплерский! — И было бы вовсе похоже на императорский приём, если бы она не спросила совсем по-домашнему: — Чаю-то в маленькой гостиной накрою, да?

— Извольте, душенька, — согласился Бобров. — Вы уж, как готово будет, кликните нас.

— Хорошо-хорошо, — закивала горничная и удалилась.

— Рад вас видеть, Илья Алексеевич! — тепло обнял меня Бобров. — Но, признаться, не ожидал, да ещё с такой срочностью. Чему обязан визиту? Присаживайтесь, голубчик, предложил он, сам занимая одно из кресел.

— Да мне сейчас удобнее было бы постоять. Я же, фигурально выражаясь, явился дань спросить «за двэнадцать лэт».

— Ч-чего? — не понял Бобров.

— Должок-с за вами, господин профессор, должо-о-ок.

— То я помню, что жизнью вам обязан, и в любой момент, любая помощь!..

— Помощи нам не надобно, — открестился я, — а вот прослышал я, дорогой Николай Гаврилович, что есть у вас золотое колечко, а у нас — подходящая к нему серебряная сваечка!

— Колечко? — профессор непонимающе бросил взгляд на свои массивные руки с единственным обручальным кольцом. — Я, честно говоря…

— Ч-чёрт… — я с досадой оглянулся по сторонам. — Экое мы, право, неудачное место с вами выбрали! Ни печи, ни камина…

— Да что, собственно… — Бобров тревожно приподнялся. — Илья Алексеевич, если б я не видел, что с вами всё в порядке, я бы, право, предположил горячку! Что происходит, объясните толком⁈