Я стиснул зубы. Всё. Лакшери‑война закончилась, теперь снова старая добрая резня. Железо у нас есть, но без людей оно – груда хлама. Значит, придется идти в бой самому, лицом к лицу, пуля в пулю. А это значит – кровь на руках, визг раненых, дым и пепел. То, от чего мы вроде как хотели уйти.
– Жди тут.
Двинулся на выход и услышал за спиной:
– Сережа…
– Что? – повернулся и спросил я. Возможно резковато, даже слишком.
– Возвращайся живым, хорошо?
– Да, – кивнул я и побежал, что было сил.
Коридоры бункера, тамбур с взрывозащитной дверью, лестница наверх. Пробежал, даже не запыхался, выскочил из здания, рванулся вперед, туда, где стояли наши. Гром обернулся, посмотрел на меня. Они‑то видели, как птички взлетали, и даже взрывы слышали. Полтора два километра для такого грохота не расстояние.
Следом послышался еще один бабах, уже посильнее. Отлично. Это пламя до боеукладки танка добралось. Вот только проблема в том, что остальные тоже сюда едут.
– У них дронобойки! – сказал я. – Приготовились, суки!
– Навстречу едем? – с азартом спросил Минута.
Его предстоящий бой, похоже, только радовал. Отморозки, блин.
Ехать вперед? Нет, в этом особого смысла нет, да и в чистом поле у них шансов больше, исключительно за счет численного преимущества, пусть и не такого большого. Артой надо было их перепахать. Хотя… Заметили поздно, а ближе чем на два километра из «Града» палить смысла нет. Он просто не стреляет под таким углом. Да и надо разобраться, к бою его привести, а артиллерист у нас всего один.
– Здесь ждем! – приказал я. – Там два «бэтра» и БРДМ, танк им я сжег. Шансы есть. Рассредоточиться, парни! Экипажи, по машинам!
Пинцет и Бехр переглянулись и двинулись в сторону БТРов, кто‑то еще занял место за пушками. Что ж, оставалось надеяться, что они умеют стрелять. Это все‑таки гражданские, но оба вроде получили в свое время специальность.
Взревели двигатели. Я спрятался за одной из боевых машин, готовый в любой момент открыть огонь. Остальные тоже попрятались.
И потянулось томительное ожидание. Своей атакой с воздуха я немного оттянул момент боестолкновения. Все‑таки оставшиеся расстояние им придется преодолеть на своих двоих, на броню сесть больше никто не рискнет. Так что ждем… Ждем…
Говорят, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Это пиздежь, могу с уверенностью заявить. Я легко назову с десятка полтора занятий, которые гораздо хуже. Но ждать – это действительно очень мучительно, особенно когда вот‑вот начнется пиздорез, из которого еще неизвестно, выберешься ты живым или нет.
Прошло минут десять, наверное, когда я увидел машины на горизонте. Все, началось.
БТРы показались сперва силуэтами – темные коробки на фоне серого горизонта. Потом, когда они приблизились, стало ясно: идут на всех парах, не жалеют двигателей. Стволы на башнях уже шевелятся, значит, экипажи готовы открыть огонь первыми.
– Держаться! – рявкнул я. – Держимся, пока не подойдут ближе!
Пальцы уже сжимали рукоятки автомата, но толку с него сейчас никакого. Если был бы «двенадцатый» с подствольником, больше толку было бы. Но мы ведь собирались на тихую операцию, взяли «АМБшки». Тут вся надежда на наши тридцатки.
В этот момент в уши ударил грохот, как будто кто‑то молотком забивал гвозди или рубил стволы деревьев огромным топором – первый наш БТР выплюнул очередь. Я выглянул, увидел как сноп трассеров полоснул по воздуху и ударил в броню головной машины врага. Загрохотало, искры брызнули, и БРДМ дернулся в сторону, теряя скорость. Ну, броня у него слабая, не как у БТРа, так что толку от этой штуки в прямом боестолкновении нет. Она и нужна только для того, чтобы бойцов добросить до места, а там сгореть веселым красным пламенем.
В ответ они открыли огонь. Очередь прилетела прямо в землю рядом со мной. Толком не прицелились, и меня обсыпало осколками разбитого асфальта. В воздухе нестерпимо воняло порохом и горелым дизелем. Кто‑то закричал, но перекрыло все ревом двигателей и пушек.
Команды не было, но один из наших БТР рванул навстречу. Огромный колеса завертелись, корпус качнулся, башня выплюнула еще одну очередь. Вражеская тридцатка ответила, и я увидел, как бок нашей машины мащины разодрало осколками.
Но наш удержался и выстрелил в ответ. Сам факт, что он продолжал стрелять, вселял в меня какое‑то дикое чувство – вот оно, блядь, настоящее сражение, где техника и люди перемешиваются в безумную кучу‑малу. И я, наверное, даже хотел этого.
Не партизанских засад, а открытого боя, штурма. Хлебнуть крови, пройти сквозь огонь, протиснуться через медные трубы. Ощутить себя не унылым окопником, а настоящим бойцом, штурмовиком, пусть и не имперским.
Я высунулся из‑за укрытия, дал очередь по одному из бойцов, что уже разбежались и двигались в нашу сторону. Попал – один из них дернулся, упал. Другой, вдруг приподнялся, вскинул к плечу трубу гранатомета, но в него попала очередь откуда‑то с другой стороны и он, выпустив гранатомет, рухнул навзничь.
БТР дал еще один залп, как раз в тот момент, когда вражеский повернулся, неудачно подставившись. Тот дернулся, замер и черный дым повалил из моторного отсека. Я увидел, как двери десантного отсека открылись, и из них повалили люди.
Хорошо, что я успел сжечь их танк, ударил по ним первым. Да, колонна и без него могла устроить нам ад, но если бы он остался, то наши «коробочки» очень быстро разнесли бы в клочья. Да и так их оставшихся машин
Танка не хватало – без него колонна выглядела жалко, но и оставшихся машин достаточно, чтобы устроить нам ад. Второй их БТР резко развернулся, дал очередь по нам. Кто‑то завалился на землю, дико закричал. Я повернулся и увидел, что у одного из бойцов больше нет руки, и он дико кричал, а кровь фонтаном хлестала из обрубка.
Я снова высунулся, прицелился, нажал на спуск, и тут же еще раз. Люди мелькали в коллиматорном прицеле. Один упал, второй.
Честное мясо, тут ни техника, ни дроны, не решают в одиночку. Лобовой массированный штурм, в котором одновременно боится и мечтает побывать любой новичок на войне.
А если повезет выжить, то начинает либо считать себе рексом, либо потом трясется до конца жизни.
Я уже собрался выглянуть снова, когда вдруг грохнуло так, что землю под ногами пошла ходуном. Взрыв был рядом, совсем близко. Вспыхнул ослепляющий свет, потом огонь и ударная волна швырнула меня обратно за бетонную плиту. В ушах зазвенело так, будто кто‑то надел мне на голову кастрюлю, а потом молотком по ней вдарил со всей дури.
Наш БТР вспыхнул, как факел. Пламя рвануло из десантного отсека, двери оторвало и отбросило в сторону. И тут послышался второй хлопок: сдетонировал боекомплект. Раздался сухой треск, и машину буквально разорвало изнутри, куски брони с визгом разлетелись в разные стороны. Один кусок шрапнели врезался в стену рядом со мной, другой ударил кого‑то, и он упал, дико завыв. Так, что кровь в жилах стыла.
Я, выругавшись, на чем свет стоит, перекатился, чувствуя, как все внутренности будто сместились от удара. Грудь жгло, дышать тяжело.
Огонь полыхал, чёрный дым стелился по ветру, а в воздухе появился сладковатый запах горелой плоти. Я знал его слишком хорошо – от него никуда не деться, хоть затыкай нос тряпкой, хоть не дыши.
Вражеский БТР уже подался вперед, башня его обшаривала поле, выплевывая одну очередь за другой. Он рванулся вперед, чтобы перемолоть нас всех. И у него были на это все шансы. Мы растерялись, иначе не скажешь.
И тут Роджер, выкатился из‑за угла. В руках у него был гранатомет, НАТОвский, одноразовый, но это все равно была злая штука. Морпех встал на одно колено, забросил свое оружие на плечо, и я даже отсюда увидел, как его белоснежные зубы скалятся в звериной ухмылке.
– Eat this, motherrfucker! – рявкнул он и выстрелил.
Граната взвыла, полетела вперед, оставляя за собой дымный хвост. Прямо в борт. С хлопком вошла в броню, и через секунду машина дернулась, ее отбросило в сторону.
