Огонь рванул наружу. Люки распахнулись, но выскакивать из них было уже некому. Из десантного отсека повалило пламя, и вместе с ним выскочил горящий человек. Он прокатился по земле, дергаясь, завизжал так, что даже сквозь звон в ушах пробивалось. Потом замер.
Враг на секунду замер, они явно растерялись. Такое бывает, когда победа ускользает из рук. Это дало нам секунду передышки.
А это – именно та секунда, которая решает, кому после боя водку пить, а кому в сырой земле валяться. И нужно было поднимать людей в атаку.
– Пошли! – заорал я, хватая автомат. – Победа или смерть, блядь!
И мы рванули вперед.
Тут уже техника роли не играла, к тому же ее и не осталось – одна «коробочка» с нашей стороны. Впереди маячили силуэты, бегущие в нашу сторону, все вооружены, они кричали, дико, злобно. И я взревел точно так же, выпуская всю накопившуюся в душе ярость. Захлопали автоматы, во все стороны замелькали трассеры.
В грудь больно ударило, вышибив из моей груди воздух, но плиту не пробило. Иначе это была бы уже совсем другая боль.
В прицеле мелькнуло чье‑то лицо. Я нажал на спусковой крючок, и враг получил пулю в голову, дернулся, упал. Я тут же перевел огонь на второго. Он взвыл, схватившись за живот, но его срезал кто‑то из наших.
Слева от меня кто‑то из своих рухнул лицом в землю, меня окатило кровью. Справа я услышал голос Минуты, он взревел, по‑нечеловечески и рванул вперед. Похоже, что кого‑то из его команды достало. Пули засвистели вокруг Они били в бетон, в металл, в землю, в человеческое мясо.
Я упал на колено, дал еще очередь. Гильзы градом сыпались под ноги. Еще один рваг выскочил из‑за БРДМа, дал длинную очередью, но я оказался быстрее. Его дернуло, пули ушли в молоко, а потом он упал. Я пальнул еще раз.
Впереди – дым, огонь, крики. Никакого строя, никакой стратегии. Просто месиво. Люди на людей. Мясо на мясо. Кто‑то кричал, кто‑то стрелял, повернув голову, я увидел, как Минута буквально вколачивает молодого парня в спортивном костюме в землю ботинком.
Перед глазами мелькнул еще один, я выстрелил. Попал в горло. Враг упал, захрипел, хватая воздух, кровь пузырями шла. Его сосед кинулся к нему, но Роджер всадил очередь, и оба рухнули в одну кучу.
А потом вдруг все прекратилось, и наступила тишина. Я сменил магазин, двинулся вперед, но стрелять было больше не в кого. «Вороны» легли. Все. А наши?
Адреналин все еще плескался в моих венах, меня трясло, но уже медленно начинало отпускать. Саша меня пугала в свое время истощением надпочечников. Мол, нельзя постоянно в стрессе быть, иначе рано или поздно ебанешься попросту и все.
Вот чего мне бояться точно нельзя. Я и так ебанутый.
Я обернулся и увидел, как наши вылезали из‑за укрытий. Робко, тихо, они пока не верили в победу. Осмотрел чадящий БТР. Тот самый, в который сел Бехр. Пизда ему, похоже, он сгорел. Вот и еще на одного из «росгвардейцев» меньше стало, двоих уже Гром потерял.
Войны без потерь не бывает, но скажи это тому, у кого погибают друзья.
Мне, наверное, проще с одной стороны, у меня друзей среди них нет. У командира их вообще быть не может. А вот ему.
– Кто живой? – спросил я.
Народ стал отзываться докладывать, один за другим. Я размял шею. Два десятка голосов. Треть народа мы потеряли, короче говоря, и это за один открытый бой. Выстояли, победили, но вместо конкретных четырех отделений от нас осталась разношерстная толпа.
– Уходим? – спросил Гром, который выбрался из‑за обломков. Его штанина кровоточила, на бедре был затянут жгут. Ему повезло, выжил.
– Нет! – ответил я. – Мы идем на Белогорск!
– Ты ебанулся? – выкрикнул кто‑то из толпы. – Их там еще две сотни сидит, а нас почти никого не осталось!
– А мы и не будем с ними в открытом бою воевать, – спокойно сказал я, глядя прямо в лица. – Перепашем их нахуй артой, а потом добьем всех, кто останется. Я лично иду. Ну! Кто со мной? Поднимите руки, блядь!
Повисла тишина. Только ветер трепал дым от горящей брони и где‑то вдали ухал еще не до конца затихший взрыв. Люди переглядывались. Кто‑то вытер ладонью кровь с лица, кто‑то смотрел в землю. Я видел – они колебались. Сил нет, потерь слишком много. Но и дороги назад тоже нет.
Первым руку поднял Алмаз. Медленно, будто решался на что‑то необратимое. Потом Роджер. За ними – еще один, второй. Несколько секунд – и руки взметнулись почти у половины.
Оставшиеся стояли. Тяжелые взгляды, сомнение, страх. Но и там решимость пробивалась сквозь усталость. Еще одна рука, потом другая. И вот уже почти все. Последним остался Гром. Он долго смотрел на меня, мотал головой, словно хотел сказать: «Ты нас в гроб загонишь». Но потом поднял руку тоже.
Все. Решение было принято.
Я глубоко вдохнул, посмотрел на их лица – изможденные, окровавленные, но живые. Мои. Те, кто остались.
– Значит, идем, – сказал я. – Пизда им, пацаны, камня на камне не оставим.
И в этот момент всем стало понятно: назад дороги нет. Ни у нас, ни у «Воронов».
Набережные Челны, 2025 г.
Лето, пляж, зомби 8
Глава 1
Я ехал в одной из боевых машин. Гнали мы по шоссе с Севастополя на Белогорск, на которое выехали совсем недавно. Но гул двигателей не заглушал мои собственные мысли.
Потери… Все‑таки они оказались слишком велики. И даже победа не может их компенсировать. От моего отряда осталось едва десятка. Погиб один из «росгвардейцев» – Бехр, один из парней Минуты, выбило почти всех деревенских, что пошли в нам. В том числе и Палыча, старика, который влез в самую гущу боя. Импортные остались целы всех.
Их мы отправили вперед, на одном из БТР. Они должны были воспользоваться дроном и навести нашу артиллерию на крепость «Воронов». Сегодня мы ее размолотим. Но, подозреваю, что без потерь не обойдется, и тогда я останусь один.
Гром засомневался. Даже Гром. Тот, кто стоял на моей стороне во время прошлого конфликта, хоть и попытался развести демократию. А Бехр, тот, кто хотел уйти, мертв.
Может быть, я все‑таки не прав? Может быть, нужно было уходить?
Но нет. Я не смогу остановиться. Даже если я в действительности останусь один, то все равно продолжу свою войну. Не знаю, что меня гонит вперед. Наверное, со стороны это выглядит, как одержимость. Может быть, они думают, что я просто хочу отомстить за Лику?
Не знаю. Я и сам не знаю. Если так посмотреть, то смысла в этом не было. Мы с моим отрядом вполне могли бы устроиться неподалеку от Севастополя, даже не обязательно возвращаться на базу Росгвардии. Могли бы ездить в зараженный город за ресурсами, построить самую настоящую крепость.
Но во мне все равно присутствовала убежденность в том, что если мы это сделаем, то в конечном итоге «Вороны» доберутся до нас. И даже разбираться не станут, а просто размолотят базу этими же самыми «Градами». И если мы выведем их из строя, сожжем, то они найдут другие машины. Все‑таки военной техники в Крыму, как говна, пусть большая часть из нее и находится на передке.
– Ну, что думаешь? – спросил Гром, который сидел за рулем.
– О чем именно? – спросил я.
– О том, что дальше будет. Край, они же не останутся, понимаешь. Сейчас они на адреналине, ты гонишь их вперед своей волей, пока не остыли. Размолотим Белогорск, будут еще потери. И тогда они просто уйдут. Даже импортные, которым в общем‑то и идти некуда, все равно уйдут. И ты останешься один.
Я посмотрел на свои руки, и увидел, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Так сильно я их сжал. Усилием воли заставил расслабиться, положил на колени ладонями вниз. Гром озвучивал мои мысли.
– Постараемся обойтись без потерь, – ответил я. – Шансы есть. Дадим несколько залпов с каждой, размолотим там все. Потом войдем на технике…
