– А вы что, пацаны, реально верите в то, что вас новая жизнь ждет? – спросил я у них на языке Шекспира и Гомера Симпсона.
– Ты пьян, Край, – вдруг достаточно серьезно проговорила Бренна.
Я резко остановился, весь настрой сразу пропал. Если уж ирландка начинает делать мне замечания, значит, я реально захожу за края. Берега теряю.
А нам берега терять нельзя, мы на острове, у нас со всех сторон море.
– Ладно, – сказал я, осмотрелся и положил на стол свою чашку. Пить, пожалуй, больше не буду. – Но вы реально думаете устроиться?
– Да, Край, – сказал Шон. – Гром пообещал, что нам работа найдется. Будем ездить в Севастополь, таскать всякое полезное. Хватит уже войны и с нас. Навоевались.
Ага. Головорезы, которые пошли в ЧВК за легким долларом. У них же у всех руки по локоть в крови. И вдруг и им мирной жизни захотелось. Да что такое случилось‑то?
Какой‑то голос в голове проговорил: а у тебя самого рыльце‑то не в пушку? Ну да, у меня руки в крови не по локоть, а по плечи. Причем как в крови врагов, так и своих. Слишком много народа я положил.
А может быть… Может я просто хуевый командир? Сколько гордился, что мне удается людей оберегать, а ведь на самом деле. Началось все еще с того момента, как я всю команду у моста потерял. Хотя…
И тут и там ведь – случайность, обстоятельства. Кто знал, что на засаде люди сидят? И кто мог предположить, что уебки из Белогорска соберутся и всей силой двинут? И что у них не только техника, но и хорошие водители и стрелки найдутся.
По новым данным разведки… Может быть, с разведкой я и обосрался? Черт знает. Или поторопился.
Но у нас ведь действительно времени не было. Нас искали повсюду и один раз чуть не нашли. Если бы я сам случайно на команду Шульца не наткнулся бы, то уже через пару часов в лагерь прилетели бы дроны.
– А как представитесь‑то? – спросил я. – Как Роджер, – кивнул на американского морпеха. – Скажете, что вы – студенты из ЮАР?
– В смысле? – повернулся к нему Шон, взглянул с интересом.
– Я в деревню пришел, форму и оружие спрятал, представился студентом, – ответил он. Мина у него была кислой, похоже, что и он моего поведения не одобрял. – Ну а что мне еще было делать, если я на русском только материться мог, да и то плохо? А так, приняли. Люди неплохие были. Да и вообще там неплохо было, пока «Вороны» не пришли.
Меня потянуло затянуть речь о том, что «Вороны» – это уебки конченые, и разобраться с ними надо в любом случае, потому что иначе они найдут и убьют нас всех, а наших детей превратят в рабов…
Может быть, тогда у меня получилось бы убедить их пойти за мной.
Но я промолчал. Потому что знал, что не поверят. И они слишком устали. Может быть, когда‑нибудь, когда я разведаю побольше, найду новую цель, приеду в лагерь «Росгвардии» и расскажу, что случилось?
Если меня после рассказов не признают персоной «нон‑грата» и не расстреляют на входе. Может ведь и такое случится. Забрал с собой двоих парней, и по пути похоронил их. Потом взял еще, и тоже нескольких положил. И что‑то мне подсказывает, что это были у них единственные потери личного состава начиная с эвакуации из Севастополя.
Я осмотрелся и увидел стоявший на столе ящик пива. «Крым» естественно, что тут еще может быть. Но подойдет. Прохладительный напиток, может быть, взбодрюсь, но напьюсь вряд ли.
Схватил банку, открыл, увидел Алмаза, который стоял чуть в стороне и тоже пил пиво.
– Ладно, пацаны, пойду кого‑нибудь другого подоебываю, – пробормотал я почему‑тона русском и двинулся в сторону татарина.
Подошел к нему, и заметил, что Алмаз смотрит на меня спокойно, без злости и без страха. Он спокойный какой‑то очень, меланхоличный. Вроде из‑за смерти Ильяса переживал, но при этом все равно дело делал. Чисто жидкий Терминатор.
А я вот сломался похоже. Я воспринимаю поведение остальных как предательство?
Нет. Они просто слабые. А я достаточно силен, чтобы продолжать.
Да. Так и есть. Или лучше убедить себя в том, что дело в этом.
– А ты что по поводу всего этого думаешь? – спросил я, обвел пальцем так, как будто это объясняло область обсуждаемого вопроса.
– Мы делали это ради свободы, – сказал он. – Но ситуация немного другая. Человек свободен, когда он верит в свою свободу.
– Да? – спросил я. – То есть, когда Дачное держали «Вороны», мы тоже были свободны?
– Ну ты‑то вообще творил то, что хочешь, – пожал он плечами. – Сейчас ты тоже свободен. Легко можешь остановиться и поехать с нами. Правда… Я понимаю, почему ты этого не делаешь.
– Это почему? – спросил я, резко трезвея. Сейчас, похоже, какая‑то умная мысль будет.
– Потому что тебе главным уже не быть, – пожал он плечами. – Люди тебе особо не верят. Но можешь жить нормальной жизнью.
Блядь. Точно. Неужели я за это цепляюсь? За то, что я больше не командир? Черт его знает.
– А ты бы как на моем месте поступил? – спросил я, тихим голосом, в тень ему.
– Я не знаю, – пожал он плечами. – Слава Аллаху, что я не на твоем месте. И никому никогда не пожелал бы на нем оказаться.
И тут до меня дошло, в чем дело. Еще два дня назад это была моя стая. Сильная и зубастая стая. И я был ее вожаком, самым жестким волком, который может управлять уверенно и спокойно. А теперь ни с того ни с сего я стал для них чужим.
Вот прям совершенно чужим. У них есть новый вожак – Гром, и он перехватил бремя управления. Потому что он – достаточно сильная личность, но при этом не он допустил потери.
Одно успокаивает. Никто не орет о том, что я сделал из них гребаных убийц, как это, кстати говоря, было после Габона. Они сами были в курсе, что мои методы оправданы. Если бы не легло столько человек, они пошли бы за мной.
Я опрокинул в себя остатки банки пива и двинулся на выход. Мне тут места, похоже, больше нет.
Ладно, просплюсь, а завтра нас ждут сборы. Один УАЗ, набрать в него еды и оружия, сколько получится, Семена забрать, а потом на восток. Да, план уже сам по себе неплох, пусть больше и похож на отчаянную импровизацию.
План и импровизация. Вот такие вот дела.
Я увидел беседку, в которой сидела Наташа с книжкой. Она в поминках не участвовала. Она даже ни разу вина или пива попробовать не попросила. Да уж, хорошо ее Ирина воспитала.
А я сам девчонку хоть чему‑то научить смог? Или я банально сделал из нее убийцу.
Ноги сами понесли меня к ней. Мне почему‑то подумалось, что она попросит взять меня с собой. И представлял, как мне придется уговарить ее остаться с гвардейцами, уехать в безопасное место. Потому что, как ни крути, но двенадцатилетней девчонки со мной места не было.
Сделав несколько шагов, я уселся на скамью в шаге от Наташа. Посмотрел на книжку. Я был уверен, что увижу какую‑нибудь «историю КПСС», но нет. Она читала «Карлсона».
– Ты напился, дядя Край, – проговорила она. – От тебя водкой пахнет.
– Да, я знаю, – ответил я. – У взрослых иногда такое бывает. Ну а ты что думаешь обо всем этом?
– Тебе действительно это интересно, дядя Край? – она глянула на меня поверх страниц.
– Ну да, – пожал я плечами.
– Мне, блин, двенадцать лет, дядя Край. Что я могу об этом думать? Мне страшно. От того, что я сегодня увидела, страшно. От того, сколько людей умерло. Хороших людей.
– Плохих людей сегодня умерло еще больше, – ответил я.
– Да, я знаю, – кивнула она. – Но плохих людей всегда будет больше.
Я задумался. Так ли это? Может что‑то случиться, что хороших людей ни с того ни с себя станет больше, чем плохих? Ведь не какая‑нибудь армия освобождения на территории Крыма появилась, которая убивала бы зомби и помогала мирным людям, а именно банда.
– А я хороший человек? – только и оставалось спросить мне.
– Хороший, – кивнула она. – Но только ты сломался. После всего, что случилось, сломался, дядя Край. И остановиться уже не можешь.
– И что дальше со мной будет? – проговорил я.
– Не знаю, я будущего не вижу, – она пожала плечами. – Может быть, ты убьешь их всех. Или умрешь. Но ничего не поменяется. Плохих людей все равно будет больше.
