– Моя дорогая, если бы я только могла иметь детей, такая мелочь, как репутация, меня бы заботила меньше всего. Я слишком долго живу на свете, чтобы не знать истинную цену людской молве.
Она посмотрела на свет сквозь бокал, чуть покачивая его в длинных пальцах.
Вино в фужере заплясало в надежде выплеснуться за край, но не преуспело в этом.
– Мы расскажем, что я не спешила афишировать твоё существование, так как хотела, чтобы у тебя было нормальное детство. Но теперь, когда обстоятельства складываются подобным образом, когда у тебя есть возможность получить корону Фиара, я должна, несмотря на некоторые юридические трудности, официально признать свою плотью и кровью.
Я поймала себя на том, что нервно тереблю складки пышной юбки и заставила себя опустить руки.
– Ты злишься на меня? – тихо спросила Сантрэн. – Ну! Будь же благоразумна? И справедлива. Это не моя воля, не моё желание привели тебя под эту крышу. Подумай о том, дорогая, что если бы ты вела себя так, как положено девочкам твоего возраста, то твоя жизнь складывалась бы куда более просты образом. Ты сама ослушалась сестер, сама сбежала из Храма – и вот результат.
Насколько Сантрэн тогда лицемерила, я узнала лишь через много лет. Но тогда её доводы показались разумными. Всё правильно – я сама.
А с другой стороны, какая разница? Почему бы и нет?
Так что брачный контракт о заключении свадебного союза между государем и Властелином, Его Величеством королем Фиара Сиобряном Дик*Кар*Сталом и Одиффэ Чеаррэ, единственной и незаконнорожденной дочерью Главы Клана и Хранителя Чеарэта был подписан к концу недели.
По условиям договора я должна была надеть, согласно свадебным обычаям, обручальные кольца, браслеты и диадему в срединный летний месяц того же года, как только мне минет семнадцать (то есть через два с половиной года).
Моим приданным становились крупные денежные средства, парочка древних артефактов и северные земли, примыкающие к Проклятому лесу.
Согласно данному контракту наши совместные с Дик*Кар*Сталом дети, дабы такие появятся, не могут считаться наследниками короны, пока жив, Фабриан Дик*Кар*Стал, сын Сиобряна и Синьиэры Дик*Кар*Стал, признанный наследник Фиарского трона.
В случае, если Фабриан Дик*Кар*Стал умрет бездетным, трон должны будут наследовать мои будущие дети.
Если же и они вдруг умрут бездетными, корона, по условиям договора, отходила семейству Чеаррэ.
Стоя между Сиобряном и Сантрэн, волком и змеёй, я ощущала себя кошкой на раскаленной крыше. Каждый из них преследовал свои интересы. Каждый надеялся владеть мной полностью и безраздельно. Как вещью. Используя для малопонятных и совершенно не интересных мне, целей.
* * *
Мы уезжали из Фиара в карете, запряженной четверкой лошадей. Кони были прекрасной вороной масти – подарок мне от царственного жениха.
Вороные дружно чеканили копытами шаг, расстилая по ветру шелковистые гривы.
Они неслись вперед, закусив удела. Сильные, порывистые, гордые. Созданные Двуликими для свободы. Им бы широкой грудью разрезать высокие волны трав, а не тревожить колючую пыль городских дорог, пеплом оседающую в горле и забивающую легкие.
Каждая из этих лошадей стоила состояния. Я, правда, не видела между чистокровными рысаками и другими четвероногими гривастыми созданиями никакой разницы. Лошадь она и есть лошадь – красивейшее творение Двуликих, в независимости от родословной и себестоимости.
Ну, так я дикарка. Что с меня взять?
Уже в пути Сантрэн сообщила мне, что к Сестрам и своим подругам в Светлый Храм я больше не вернусь. Мы направлялись в Чеарэт. Туда, где живут всемогущественные, сиятельные Чеаррэ.
Лошади неслись вперед.
Глава 12
ЭЛЛОИССЕНТ
Тяжелые тени, лежащие у подножия гор, дремучие леса Фиара с глубокими чёрными озерами, зловонными болотами, полными гнилостных испарений – всё осталось позади. Взгляд радовался светлому ситцевому пейзажу. Бескрайние поля уходили в край неба, долины перемежевывались перелесками.
Дом возник из ниоткуда, выплыл, словно материализовался. Незатейливая красота края сменилось иной картинкой, пожалуй, даже перенасыщенной красками. Благоухали пышные бутоны, били струи фонтанов, летали невиданные яркие диковинные птицы.
К дворцу вели высокие террасы, соединенные беломраморными ступенями. Их сторожили вековые деревья.
Это был воплотившийся рай. Совершенство окружающей действительности производило ошеломляющее впечатление.
– Этот дом наше сердце, Одиффэ, – проникновенно сказала Сантрэн.
Прихожая в Чеарэте создавалась, видимо, по контрасту с Чеарэтовским парком. В стены, облицованные мерцающим черным мрамором, вмуровали мифических чудовищ, изрыгающих пламя.
Одна комната в этом дворце была больше другой. В помещениях при желании можно было устраивать конные гонки. Полом служил камень, меняющий цвет в зависимости от освещения, стены – из непрозрачного хрусталя. Стоило приблизиться к ним, как возникал дверной проем. Этакая заколдованная карусель зачарованных дверей.
В продуманно-хаотичном беспорядке по залам разбросали кушетки, кресла с высокими спинками, пуфы. Декорацию дополняли туалетные столики, на которых высокомерно расположились кувшинчики, графинчики, баночки, фужеры и прочие стеклянные безделушки, заполненные жидкостями.
Стоило нам с Сантрэн войти, как все разговоры стихли. Так по мановению палочки дирижера умолкает хор. Так, сопровождаемые настороженным молчанием, Сантрэн и я неторопливо шествовали вдольд – л – и – н – н – о – г – о – п – р – е – д – л – и – н – н – о – г – о стола.
Лица Чеаррэ, виделись мне размытыми пятнами.
Взгляд невольно отмечал белоснежную, жесткую от крахмала, скатерть. Сервировку стола, сдержанную и утонченную, составленную по самым строгим канонам этикета. Одновременно свидетельствующую как о хорошем вкусе челядинцев, так и о материальном благополучии хозяев.
– Дорогие мои, – пробился к сознанию звенящий, кристально чистый голос Сантрэн. – Позвольте представить вам Одиффэ Чеаррэ, мою дочь.
Я присела в заученном до автоматизма реверансе. Изо всех сил старалась не горбиться и не опускать глаз, чувствуя на себя вопросительные, недоумевающие, любопытные взгляды.
Мощная как порывы урагана, ментальная семейная магия сотнями холодных иголочек колола мозг. Даже виски заломило.
Звучавшие голоса сливались в нестройную музыку. Женский смех. Тихий меланхоличный мужской голос. Журчание переливаемого из пузатой темной бутылки в мерцающий хрусталь вина. Сияние свечей в высоких канделябрах. Отраженный блеск. Подчеркнутая ненатуральная радость. Давящая на нервы, подавляющая роскошь.
– Ты не ешь? – лицо Сантрэн оставалось бесстрастным. – Попробуй. Мясо великолепно.
Усилием воли заставив себя взять нож и отрезав кусочек от куска, лежащего на тарелке, я обнаружила, что это нечто весьма напоминает резинового кроуйли. И отодвинула от себя тарелку.
Чеаррэ, было много.
Все они, без исключения, были красивы. Настолько красивы, что создавалось впечатление, будто их племя искусственно выводилось с целью утолять потребность в прекрасном у других существ. Все, как один, имели точеные, правильные черты лица; огромные яркие глаза; насмешливые губы, высокие скулы, водопад струящихся волос.
Создавалось впечатление бесконечного исполнения одной и той же музыкальной темы. Словно, нарисовав прекрасный образ, пленившись им, Двуликие снимали и снимали копии, заполняя Чеарэт, Бэртон – Рив, Эдонию.
Взгляд невольно задержался на черноволосом юноше с фарфорово-бледным лицом. Старый знакомый? Юный любовник мертвой Гиэнсэтэ!
С нашей последней встречи локоны его отрасли, превратившись в пышную, вызывающе роскошную шевелюру.
Эллоиссент ответил мне долгим, пристальным, заинтересованным взглядом.
Я тогда ещё не знала, что также он смотрит на любую, мало-мальски смазливую особу женского пола.
