Газетчики окрестили меня Кровавым Генералом, и тяжесть этой репутации давила сильнее любого груза. Я не знал, заслужил ли это прозвище, или журналисты просто нарисовали из меня монстра, но в минуты одиночества, подальше от глаз отряда, угрызения совести грызли меня сильнее, чем песчаные клещи. Я хмуро усмехнулся сам себе, сжав рычаги паромобиля чуть сильнее, чем нужно. Лицо моё, наверное, выглядело как у человека, который давно разучился улыбаться — суровое, с глубокими морщинами, вырезанными не только временем, но и тяжестью решений, где польза всегда должна была перевешивать вред. Даже если этот вред — горы трупов. Я не был рыцарем в сияющих доспехах, и меня это устраивало. Главное — результат. Главное — довести дело до конца. Но каждый раз, закрывая глаза, я видел лица тех, кого не успел или не захотел спасти, и эта тьма внутри медленно захватывала всего меня, от неё, наверное, уже никак не избавиться.
Ам’Нир’Юн сидела рядом, её чёрные глаза с фиолетовым отливом, как колдовские омуты, смотрели куда-то вдаль через бронированное толстое стекло. Её иссиня-чёрные волосы, отливающие цветом воронова крыла, были стянуты в тугой узел, и даже в этой тесноте она выглядела как степной воин, гибкая и опасная, с мышцами, похожими на стальные канаты, хотя телосложение её было обманчиво хрупким. Я не лез к ней с расспросами, а она не очень-то стремилась открыться. Когда мы путешествовали вдвоём, то могли за целый день перекинуться всего несколькими словами — у каждого из нас были свои демоны, и её взгляд говорил, что она с ними справится сама. Или сломается, но тоже без чужой помощи, вне всякого сомнения.
Чор сидел сзади и насвистывал легкомысленный мотивчик. Невысокий рост зоргха позволял устроиться с относительным комфортом в этом железном гробу, даже когда подросшие медвежата начинали возиться и пихаться толстыми задами. Хитрый взгляд бывшего контрабандиста бегал по сторонам, будто он уже прикидывал, где можно добыть что-нибудь ценное в этом путешествии. Эта его развязная манера держаться, как свой в доску парень, раздражала бы, не будь он таким полезным. Этот мелкий жулик, бывший контрабандист, был мастером скрытности и отменным стрелком, да ещё и готовил так, что даже в пустыне мы чувствовали себя как дома. Но доверять ему полностью я не мог — в его весёлом, беззаботном характере скрывался расчёт, и я знал, что он себе на уме.
Наше путешествие по пустыне длилось уже с неделю. Паромобиль упрямо двигался вперёд, не сбиваясь с курса, и это напрягало больше, чем я ожидал. Чувство, что мы едем прямиком в ловушку, не отпускало. Я прищурился, вглядываясь вдаль, где песок сливался с тьмой, и вдруг заметил знакомый угловатый силуэт. Это был ещё один паромобиль, брошенный посреди пустыни, как кость, обглоданная хищником. Сердце ёкнуло — не от страха, а от странного, почти болезненного узнавания. Я сжал рычаги так, что костяшки побелели, и голос мой, когда я объявил остановку, голос прозвучал хрипло, как карканье.
— Стоп машина. Надо глянуть, что там за железяка врастает в песок…
Мы вылезли наружу, холодный ветер пустыни тут же вцепился в лицо, как стая мелких клещей. Я подошёл к брошенному паромобилю, чувствуя, как внутри ворочается что-то смутное, как обрывок памяти, который никак не ухватить. Броня этого старого корыта была мне знакома — я сам усиливал её когда-то на сталелитейном заводе Манаана, используя Руну Материя, чтобы сделать её крепче. Каждый шов, каждая вмятина на начавших ржаветь стальных листах будто шептали о близкой опасности. Внутри бронетранспортёра было пусто. Ни следов экипажа, ни намёка на бой. Только пыль. Я проверил котёл — сухо. Экзоресурс, под названием Игнис, исправно грел котёл, что должен наполняться горячей водой, чей пар должен гнать машину вперёд. Однако воды не было, а без неё Игнис — просто бесполезный жар в стальной коробке.
— Высох, — пробормотал я, выпрямляясь и вытирая руки о потёртую куртку. — Экипаж покинул машину. Или их вынудили это сделать.
Ами, стоявшая рядом, скрестила руки на груди, её острый взгляд обшаривал окрестности, как у охотника, выслеживающего добычу. Её поза была напряжённой, но голос оставался холодным, почти ледяным. — Если ушли, то не могли уйти далеко. Вода в таких местах — это жизнь. А если их заставили покинуть машину…
Она не договорила. Чор фыркнул, его синие пальцы уже рылись в каком-то хламе на борту брошенного паромобиля, будто он надеялся найти там что-то ценное.
— А я тебе говорил, приятель, что пустыня — это одна большая пасть, — бросил он, не оборачиваясь. — Глотает всех, кто зазевался. Может, они просто решили, что пешком веселее, а может, их культисты на шашлык пустили. Кстати, ты когда-нибудь думал, сколько тут, в песках, таких вот железяк? Говорят, можно найти целые кладбища техники, а мы, идиоты, по ним катаемся…
— Больше слушай байки по кантинам. Ещё не такое расскажут, — ответил я. — Кто говорит-то? Пьянь местная, напившись дешёвой карзы?
Я усмехнулся, но в этом не было веселья. Слова Чора задели что-то внутри, как острый осколок, застрявший в памяти. Я покачал головой, отгоняя мысли, и вызвал ушастого попрыгуна и маблана. Жёлтые глаза Колчака горели в сумраке древодня, как угли.
— Идите, ищите, — скомандовал я, махнув рукой и подкрепляя слова ментальной командой. — Если кто-то здесь был, я хочу знать, куда они делись.
Мы с Ами и Чором разделились, обследуя местность вокруг паромобиля. Ветер завывал, будто оплакивал тех, кто сгинул в этой пустыне. Через битый час мы наткнулись на следы. Несколько пар ног, человеческих, судя по отпечаткам, уходили в сторону северного хребта, где скалы торчали из песка, как гнилые зубы. Ами присела на корточки, её пальцы скользнули по песку, оценивая глубину следов, а затем она подняла взгляд, её экзотические глаза сузились.
— Их было трое или четверо, — сказала она, голос ровный, но с лёгкой тенью напряжения. — И они не бежали. Шли ровно, значит, либо знали, куда идут, либо… их вели.
Чор, стоящий рядом, почесал синий затылок и хмыкнул, его тон был как всегда развязным, но в глазах мелькнула тень беспокойства.
— Трое, — подтвердил он предположение Ами, сплёвывая в песок. — Ну, здорово. Либо это просто какие-то бедолаги, которые решили устроить себе пикник в пустыне, либо нас ждёт встреча с очередными психами, которые поклоняются какому-нибудь Песчаному Ублюдку номер два. Скажи-ка, босс, а ты в своей прошлой жизни, там, в звёздах, тоже по таким вот следам за людьми гонялся?
Я не ответил сразу, чувствуя, как его слова цепляют что-то внутри, как ржавый крюк. Прошлая жизнь… Если бы я знал, что это за жизнь была. Мой взгляд упал на следы, и я стиснул зубы, стараясь заглушить раздражение. Лицо моё застыло, а голос, когда я заговорил, был холодным.
— Не знаю, Чор. Может, и гонялся. Но сейчас плевать, кем я был. Главное — кем эти ребята были, и куда пошли. Хорошо бы нам это выяснить до темноты…
— Ну зачем нам это? — Чор вопросительно посмотрел на меня, явно не понимая, почему я так упёрся в эти следы.
С ледяным спокойствием за меня ответила Ами.
— Затем, что Кир командовал этими парнями, пока служил в Легионе…
Её слова повисли в воздухе, тяжёлые, как пустынный зной. Я почувствовал, как внутри что-то сжалось, но не стал ничего объяснять. Не время и не место. Вместо этого я просто кивнул, подтверждая её слова, и сделал знак двигаться дальше.
— Мы идём по следу, — сказал я, голос звучал глухо, но твёрдо. — Если это мои люди, или то, что от них осталось, я должен знать. Если нет — всё равно разберёмся, кто это и зачем они здесь.
Ами молча поднялась, её движения были плавными, но напряжёнными, готовыми к любому повороту событий. Чор пожал плечами, пробормотав что-то о «лишних хлопотах», но послушно последовал за нами, проверяя своё оружие на ходу. Ветер усиливался, неся с собой песок и едва уловимый запах гнили, который мог быть просто игрой воображения, а мог быть и предупреждением. Мы двинулись по ещё не успевшему остыть следу.
