- В шатре спит, где ж ему еще быть, - проворчал тот, - здоров, Каменец, кулаками махать, так и убить можно.
- Ты за Рыгоркой приглядывать должен был, а сам ужрался как свинья.
- Раскомандовался, думаешь, если племянник господаря, так все дозволено? Я такой же полковник, как и ты, меня господарь вперед тебя поставил.
- Слушай, полковник, - угрожающе наклонился к нему Кароль, - еще раз на меня при всех тявкнешь – прибью. Понял? – серые глаза сверкнули сталью.
- Понял, - нехотя буркнул Желудь, пытаясь разгладить складки на полах жупана.
Кароль зашагал к шатру «господаря». У одного из костров он заметил Мирона Лугового. Позеленевший парень сидел, обхватив голову руками.
- Эй, Мироша, ты живой? – подсел к нему зять.
- Пан Каменецкий, я не хотел, но все пили. А как там София?
Но ответ ему пока был не нужен, Мирона стало выворачивать, он сконфуженно отвернулся, опустошая желудок.
- Простите, - прошептал он.
- Эй, Яшка, иди за паном пригляди! Не хворай, Мироша, сейчас тебе Ступица кваску нальет, а я господаря пойду полечу.
Господарик в контуше, надетом прямо на голое тело, лежал, раскинув руки, на дорогом южном ковре, выпуская из себя низкий гортанный храп. Это был мужчина на вид чуть за тридцать, среднего роста, по-крестьянски крепкий; светло-русые волосы, как и у Каменецкого пострижены «в кружок», по-детски пухлое щекастое лицо, белесые редкие брови, курносый нос, жидкие пшеничные усики.
- Рыгор, проснись, - тряхнул его Кароль.
- Племяшка, - пьяно заулыбался «господарь». – Налей за мое здоровье.
- Какое "налей", вы что здесь с ума посходили? – Каменецкий рывком поднял Рыгорку на ноги.
- Кароль, мне выпить нужно... Очень нужно! Не могу я, выпить мне. Эй, кто там, выпить несите! – заорал, вырываясь из рук «племянничка». В маленьких бегающих глазах засел страх, и Кароль сразу это приметил.
- Что случилось? – коротко спросил он.
- Выпить мне, выпить государю. Душа горит!
В шатер вбежал денщик с крынкой. Рыгор жадно потянулся к сосуду, но Кароль, выхватив крынку, со всего маху грохнул ею об стоявший в дверях щит. Полетели черепки, в нос ударил острый запах браги.
- Ты что, шкура, делаешь! – заорал Рыгор.
Кароль, не слушая воплей, схватил господарика за шиворот и несколько раз окунул в кадку с водой, что стояла под факелом для ловли искр.
- Вон пошел, – крикнул он остолбеневшему денщику, - не видишь – государь отдыхать изволит!
Мокрый, с жалобно свисающими усиками, господарь Рыгор был похож на побитую собаку.
- Кароль, у меня беда, - прошептал он.
- Это я уже понял, - Каменецкий усадил бедолагу на лавку.
- Мне страшно, Кароль, как мне страшно, а ты выпить не даешь. Смотри, - он рывком распахнул контуш.
- Свою корону мужикам показывай, - усмехнулся Каменецкий.
- Внимательней смотри, - прохрипел Рыгор.
На левой стороне груди, изукрашенной колотыми узорами, Кароль заметил небольшой кровавый волдырь.
- Твою ж мать! – выругался он. – Я же предупреждал тебя!
- Кароль, я погиб!
- Зачем ты ее трогал, я же тебе говорил – не надо? Что теперь делать-то? – Каменецкий тревожно заходил по комнате, стоять на одном месте не было сил. – Ведь как я просил!
- Тебе легко упрекать, все знают, что ты внук Старого Рыгора, а мне никто не верит, мне надо было доказать, что я его сын.
- Назар, но ты не его сын, - Кароль внимательно посмотрел в бегающие глазки.
- Не смей меня так называть, - воровато оглянулся самозванец, - я Рыгор - сын Рыгора!
- Моя мать родилась, когда дед уже был стар, и это считали чудом, если Рыгор твой отец, то он зачал тебя в девяносто, - Кароль иронично приподнял бровь.
- Я не так молод, как выгляжу, мне далеко за сорок, да и отец был не простым мужиком, он обладал колдовской силой ладских господарей, он, если бы дожил, так и в сто смог детей плодить.
- Ну-ну, - хмыкнул Кароль.
- Мне надо было им доказать, заткнуть глотку Крушине, - сжал кулаки Рыгорка. – И я это сделал. Помнишь, как меня на руках внесли в собор?! Это был час моего торжества! – от приятных воспоминаний он, на миг позабыв о своей беде, мечтательно улыбнулся.
В памяти Кароля тоже всплыл тот роковой день, день испытаний для потомков Старого Рыгора.
Желающих одеть корону Ладского господаря было предостаточно, в каждом роду лелеяли надежду основать новую династию, но наиболее влиятельными были кланы Мирослава Крушины и Рыгорки. Крушину поддерживала старая знать, вокруг Рыгорки собирались обиженные надменным Крушиной и младшие сынки шляхтичей, желающие быстро взлететь при дворе самозванца. После прихода в стан настоящего внука господаря, к Рыгору переметнулись и лады-перебежчики с того берега, воевавшие когда-то под рукой Каменецкого.
Вначале Крушина не рассматривал Рыгорку серьезным противником, презрительно именуя армию соперника толпой оборванцев. Да они и были толпой: нападали большой лавиной, числом пытаясь переломить ход сражения, и так же скопом бежали, сверкая пятками, спасаясь от умелых всадников Крушины или Игнаца. Но с появлением опытного воина Каменецкого, ситуация резко стала меняться. Кароль ограничил пьянство, ввел жесткую дисциплину, прекратил мародерство и грабежи местного населения, запретил добивать раненых врагов, разрешив родне забирать их на излечение. В бою действовал больше хитростью, редко вступал в открытые схватки, предпочитая засады. Крушина десять раз пожалел, что в тот злополучный день, когда Каменецкий появился на его пороге, не приказал прикончить бывшего крульского гетмана. Не считаться с Рыгоркой уже не получалось.
Старейшины предложили завершить спор мирно на Большом Ладском Кругу. В начале марта по талому почерневшему снегу в Княженец, самый крупный город Правобережной Ладии, стали съезжаться все претенденты и главы родов – решить, где и когда собирать Круг. Перед началом съезда был намечен совместный молебен в соборе Премудрости Божией.
Крушина и Рыгорка появились на Соборной площади одновременно. Мирослав Крушина важно шествовал впереди своего клана. Моложавый старик, стройный, подтянутый, с тонкими аристократичными чертами лица, горделиво вздернутым подбородком; седые волосы, вопреки местной традиции коротко стричься, развевались по плечи, пышные белые усы свисали до самой груди. Алый контуш слепил глаза обилием драгоценных камней и вышивки, обвивал его искусного шитья золотой пояс. «Я не такой как вы», - говорил весь облик Мирослава.
«Эх, зря я из дома свой пояс не захватил, - с сожалением подумал Кароль, - сейчас бы тоже его на Рыгорку нацепили». Господарик проигрывал Крушине и в стати, и в богатстве наряда.
За спиной Крушины, глупо улыбаясь и беспрестанно мотая головой, шел его сынок. Рядом семенила брюхатая невестка: молодая хорошенькая панночка, с добродушным детским личиком, занявшая место строптивой Софии. «Плачется ли она над своей судьбой? – Кароль внимательно разглядывал молодую женщину. – Смотрит наивно, с любопытством, ни тени печали. Наверное, ее статус любовницы тестя не тяготит».
Далее шествовали знатнейшие шляхтичи, поддерживающие Мирослава, их жены и старшие сыновья.
За спиной Рыгорки тоже была большая компания: полковники во главе с Каменецким, шляхтичи всех мастей, казачьи старшины.
Обе колонны приблизились к ступеням собора одновременно. Вот тут и возникла проблема: а кому входить первым? Никто не хотел уступать.
Толпы зевак теснились на крышах домов, деревьях, заборах. Ударить в грязь лицом перед народом – значит уменьшить свои шансы на Кругу. Началось противостояние, грозящее перерасти в резню.
«Вот и примирились, - раздраженно думал Кароль, - а этот баран Крушина не уводит брюхатую, здесь же сейчас жарко будет, затопчут!»
- Давайте жребий бросим! – громко выкрикнул он, пытаясь прекратить разлад.
- Я не унижусь до того, чтобы с этим мужиком жребий метать, - высокомерно бросил Мирослав, - я не прогибаюсь под каждым, как ты, Каменецкий.
