— Это знают вы, я, Царь и Владислав Владимирович. Ну и ещё несколько важных лиц из Совета Безопасности. А больше никто. Потому и почетно, Данила Степанович.
И тут меня накрывает.
Я только что приобщился к славе захвата сильнейшего князя Русского Царства.
Царю невыгодно раздувать слухи о том, что Буревестник держался лишь на иллюзиях и пустых угрозах. Нельзя допустить, чтобы дворяне увидели, каким пустым, на самом деле, был «сильнейший князь Царства». Во-первых, это поставит в неловкое положение самого Царя, ведь его столько лет водили за нос. Во-вторых, какой смысл признавать, что «могущественный Буревестник» оказался надутым пузырём, когда можно присвоить себе славу победы над «сильнейшим князем»?
Обществу нужна «правильная версия событий». И она такова: Царь без труда разгромил сильнейшего своевольного князя, ещё раз доказав свою непобедимость. Потому дворянам не стоит испытывать судьбу — слишком наглядный урок перед глазами. Любой, кто посмеет пойти против трона, закончит точно так же.
Лаконично. Чётко.
Звучит куда эффектнее, чем признание того, что реальной угрозы не было.
И вот Кутузов, с присущим ему пафосом, произносит:
— Данила Степанович, поздравляю! Вы в поединке одолели сильнейшего князя Русского Царства и захватили его резиденцию. Будьте уверены, о вашей заслуге узнает весь мир!
Глава 15
Я отмахиваюсь от пафосной похвалы генерала:
— Да перестаньте, Борис Глебович. Между нами говоря, я не люблю преувеличений. А мы оба прекрасно понимаем, чего на самом деле стоил Герасим Станиславович.
Кутузов хмыкает, не споря:
— Понимаю, понимаю. Но официальной версии это не изменит.
И я мысленно соглашаюсь. Даже если он это знает, даже если я это знаю, даже если половина ставки прекрасно понимает, что всё это пыль в глаза, никто не скажет об этом вслух. Все примут «правильную» правду, которую озвучат в новостях. Царь наказал сильнейшего князя за самодурство, а граф-конунг Вещий-Филинов исполнил этот приговор, и никакая тысяча кораблей не смогла их остановить.
— Мы пока додавливаем оставшиеся важные точки, и через полчаса я сам к вам явлюсь, — говорит Кутузов спокойно, будто это уже формальность.
Я киваю:
— Хорошо. Будем ждать.
За это время я получаю доклад от Дятла: все знатные пленники под охраной, сидят в своих покоях, тело князя отправлено в подвал в морозильник — пусть его родственники потом сами разбираются с погребением.
Оставалась ещё одна мелочь — куда деть Золотого. В итоге решил отдать ему сад на заднем дворе, там есть подходящая полянка, окружённая лысыми деревьями. Золотой холода всё равно не чувствует, ему без разницы.
Интересует ещё расположение хранилища Буревестника, но этим займусь позже.
Тут еще и Светка вдруг спрашивает:
— Даня, а Ярослава убивать ты не будешь? Пока Кутузов не приехал.
Я качаю головой, усмехаюсь:
— Светлана Дмитриевна, какая ты жестокая.
Она пожимает плечами, совершенно не смущаясь:
— Я о роде думаю, Данила Степанович, между прочим. Он сын убитого нами князя, а значит, потенциальная угроза. К тому же наследник Буяна.
— Он точно не наследник. Царь отстранит главную линию Буревестников от княжеской власти.
Светка кивает, но не сдаётся:
— Ну а мотив мести?
— Я был в голове Ярослава. Он слабовольный человек, и вряд ли решится что-то сделать. — Пожимаю плечами: — А его убийство после захвата Кремля сулит нам одни проблемы. В том числе репутационные. Кто захочет к нам потом в плен сдаваться, раз мы будем мочить пленников? Его потенциальная угроза того не стоит.
Проходит ровно полчаса. Пунктуальность Кутузова безупречна. На джипе, в сопровождении небольшой колонны солдат, он прибывает в Кремль. Я встречаю его во дворе, провожу через внутренние коридоры и вывожу на террасу.
Здесь до сих пор стоят жаровни, воздух ещё хранит остатки тепла. Иронично. Всего несколько часов назад я сидел тут с князем, пил глинтвейн, обсуждали будущее. А теперь? Теперь только чай, который кто-то из людей Дятла заварил. Без лишних церемоний, без прежнего официоза.
Глинтвейн проиграл. Как и его бывший владелец.
Усевшись в плетеное кресло, Кутузов оглядывается. Лицо суровое, с резкими чертами, а густые бакенбарды придают ему суровости, делая похожим на генералов старой школы. Чувствуются в мужике пороховой дым и холод походных лагерей. В серо-стальных глазах читается привычка командовать и не тратить слов на пустые разговоры.
Вот и сейчас он сразу переходит к делу:
— Данила Степанович, сколько вы ещё собираетесь удерживать Буяновский кремль?
Я неспешно обхватываю ладонями чашку. Чай ещё тёплый, пар поднимается к лицу. Даю себе пару секунд на размышления.
— Думаю, ещё денёк, Борис Глебович.
Кутузов скептически прищуривается:
— Целый день? А зачем вам это?
Я догадываюсь, что он раздумывает, не запретить ли мне оставаться. Тем более, что привёз больше сил и, по его мнению, может спокойно меня отсюда выставить.
Но он не спешит говорить это вслух.
Наблюдает, оценивает. А оценивать ему есть что — здесь со мной Золотой Дракон, для которого десяток броненосцев — всего лишь лёгкая разминка перед завтраком.
Как раз с террасы открывается чудесный вид на сад, где желточешуйчатый устроился на полянке. Скрутился, раскинув крылья, и лениво пускает в воздух дымные кольца, словно ему вообще плевать на происходящее.
И Кутузова этот вид впечатлил.
Я отвечаю ровно, без лишних эмоций:
— Потому что я намерен закончить дело и разобраться с Демоном.
Кутузов хмурится.
— С каким ещё Демоном?
Спокойно поясняю:
— С тем, что управлял князем Буревестником. А ещё захватил остров Буяник. Борис Глебович, вам разве не передавали о Демоне?
Генерал снова замирает, скрестив руки на груди. Что-то взвешивает, прокручивает варианты, оценивает риски.
Наконец медленно кивает:
— Да, была такая информация. Но о Буянике я пока не думал, честно говоря.
— А я думаю. Потому что Астрал — моя вотчина, и я очень хорошо знаю, что такое Демоны, Борис Глебович.
Кутузов смотрит на меня пристально, затем чуть наклоняется вперёд:
— Вы действительно собираетесь закончить это дело, Данила Степанович? Вы уже сделали нечто грандиозное — раскрыли многолетнюю ложь Буревестника. Думаю, Царь и без того устроит вам возврат родовых земель Филиновых, ваши заслуги неоспоримы.
Я усмехаюсь, качаю головой:
— Спасибо, конечно, но Буяник освобожу не только для Царя, но и для спокойствия своих земель. Пока Демон проказничает рядом, неприятности неизбежны.
— Вы — человек из стали, Данила Степанович, — с уважением произносит генерал, изучающе глядя на меня. — Поэтому оставляете за собой Кремль?
Я коротко киваю:
— Да. Мне понадобится доступ в хранилище князя Буревестника.
Слегка поднимаю чашку, но так и не делаю глотка.
— Возможно, там найдётся что-то полезное для борьбы с ним. Потому я и забираю Кремль на сутки.
Кутузов несколько секунд молчит, размышляет, оценивает ситуацию. Я вижу, как он прикидывает варианты, и прихожу к тому же выводу, что и он: проще дать мне свободу действий, чем потом объясняться перед Царём, почему он мне мешал.
Да, Кремль — это символ власти на Буяне, и для Кутузова не помешало бы добавить в своё портфолио, что он здесь базировался. Фото в газете с генералом на фоне захваченного Кремля явно прибавило бы ему очков репутации. Но и без этого он не в проигрыше. Главное — операция успешная, а кто именно в данный момент сидит в Кремле, уже не так важно.
Наконец, он пожимает плечами:
— Ну тогда да, конечно. Вы можете побыть здесь ещё пару дней. Но одно условие — жизни пленных Буревестников под вашей прямой ответственностью.
Я спокойно киваю:
— Разумеется, Борис Глебович. Понимаю вашу озабоченность. Никто из княжеских родственников не пострадает.
