КОМ 7 (СИ) - Войлошникова Ольга

— Опять инструктаж? — не смог сдержать недовольства я.

— Да нет уж. Кино вам покажем. Мы тут пришли к выводу, что слова — они как вода в песок. А вот картинка в мозг впечатывается. Чтобы вы хоть примерно знали, к чему готовиться надо, когда на нас снова джунгли попрут. Надо бы сегодня, да киномеханик только завтра с транспортом прибудет.

Выходя из кабинета, я услышал, как змеюка Малина спрашивает у Анджея, всё ещё пребывающего в задумчивости:

— Почему вы так расстроены случившимся, господин барс? Я — очень сильный боец и принадлежу к благородному роду.

Анджей потёр лоб и потерянно вздохнул:

— Вот, ознакомьтесь на досуге. Думаю, вы меня поймёте, — и сунул змее… что бы вы думали? Книжицу! Вточь такую же, как я у телефонистки взял. Нет, решительно, надо почитать, что там эти писаки про меня намарали!

ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

Пол вечера я провёл, читая «Свадебного Ворона». И буквально с первых страниц… Да куда там! С первых строк понял: тот, кто написал сей опус, не просто кое-что про меня слышал или случайно угадал. Он, ядрёна колупайка, отлично знает мою жизнь! И не только мою, а и всего моего окружения — настолько живыми и настоящими все они были выписаны. Этот подлейший кто-то просто взял и заменил наши имена и места действия. К примеру, вместо Иркутска был указан Тобольск, вместо Новосибирска — Омск, такое вот.

Раздумывать об авторстве мне было некогда, потому как я мгновенно углубился в собственное бытописание, время от времени ворча, плюясь и вскакивая от ярости.

— Может, не стоит злиться, Илья Алексеевич? — пытался успокаивать меня Пушкин. — Всё-таки имена-то не настоящие.

Но Хаген, жизнь которого тоже оказалась вывернута на всеобщее обозрение во всех деталях, поддерживал меня, солидарно метая громы и молнии.

До точки кипения я дошёл, когда в книжице подробнейшим образом было объяснено, почему же я — то есть, Свадебный Ворон — именно свадебный. Мерзавец-автор выводил всё так, словно у меня имеется некое нераспознанное официальными структурами особое магическое свойство. Дескать, на каких мужчину и женщину я укажу, те друг другу и пара. И всё, как припечатано!

— Свойство! Свойство, ядрёна колупайка! — орал я на всю Ивановскую.

Но окончательно добило меня то, что все трое моих старинных друзей, тараща друг на друга глаза, в этот раз меня не поддерживали.

— А разве это не так? — осторожно спросил Швец.

— Да, Илья Алексеевич, тут я бы не спорил, — очень серьёзно поддакнул Хаген, — всё ведь на это указывает.

— И ты, Брут! — возопил я, швырнул в сердцах книжку и ушёл спать в «Саранчу». Пашись оно всё конём!

Однако, уснуть я не смог. Ворочаясь в пилотском кресле, я снова и снова крутил в голове прочитанное так и этак. И пришёл к нескольким выводам.

Первое. Это таки талантливая литература. Женская, развлекательная, лёгкая, но литература. Зацепила же она меня?

Второе. Почему я сделал вывод, что женская? Серафима периодически давала мне почитать бульварные женские романчики. Для ознакомления, так сказать. И вот что скажу — этот же знакомый стиль написания. Розовые сопли в сахаре. И зацикленность на «чуйствах», ахи, вздохи и закатывания глаз. Я вообще не думаю, что обычный мужчина испытывает десятую долю подобного. Это ж с глузду съехать можно запросто!

И третье. Тот, кто писал — неплохо знает мою жизнь, но в круг друзей всё же вряд ли входит. По чесноку, сперва-то мне на ум пришли три наших дамочки, которым в последнее время делать было практически нечего. Думал, что со скуки могли и насочинять. Подозревал даже, что это вообще коллективное творчество.

Но пока ворочался, пришёл к выводу — нет. Спрятавшийся за пафосным псевдонимом «Элеонора Жгучая» автор — это вовсе не три княгини-мороженницы! Почему? Да потому что князья-шалопаи периодически в книжке этой бульварной уж очень высмеивались. Оно понятно, что имена другие, но так писать про своего мужа — это… ну не знаю… маловероятно. Маша, Соня и Дарья своих мужей любили, тут мне никаких доказательств не требовалось, а если и позволяли себе иногда над ними пошучивать — то только в узком дружественном кругу. Публично высмеять мужа — это ж показать крайнее к нему неуважение. Моветон, хуже некуда!

Значит, кто-то другой. Но у кого такой уровень допуска к моей жизни? Надо Петра напрячь, пусть поищет. А то, что это не он, я был уверен… процентов на семьдесят… пять. Или же у него талантище литературный пропадает — так сломать мозх, чтоб как дамочка писать.

Не знаю. Но разобраться следует. Это же надо, а? Полстраны читает, а я ни сном ни духом!

УТРЕННИЕ ВСТРЕЧИ

Наутро я был осчастливлен экскурсией с подполковником. Он всенепременно желал показать, как он распорядился захваченными гаубицами. На мои возражения — мол, я вообще мало в этом разбираюсь — он развёл руками и сказал:

— Любезный Коршун! Ну а как иначе-то? Это ж ваш трофей! Вы должны убедиться в том, что он будет применён наилучшим образом! В конце концов — вам же должны за него заплатить! А пока — пусть служит.

На мои отмазки, что денег мне не надо, свои капиталы имеются, Иванов, рубанул рукой, словно отсекая возражения:

— Война — это затратная работа, и не мне вам говорить, что наши крючкотворы не замедлят выяснить: ' А откуда тут англские пушки? А кто?.. А что?.. И почему?..' А мы им — вот, ювелирно выстроенные укрытия… — Он с любовью погладил бруствер.

Кстати, хочу сказать: бруствер, да и вообще всё укрытие и впрямь было исполнено идеально, как по линеечке. Хотя почему «как»? Может, и по линеечке. Уж больно ровно всё. Словно не лопатой да кайлом, а с применением маготехнологий.

— Тогда хочу вас заверить, дорогой Павел Сергеевич, что я всецело удовлетворён качеством вашей и ваших подчинённых работы! И ежели кто меня спросит… — я не договорил, но и так было понятно, что наш гарнизон не только атаки местных оборотней отбивать будет совместно, но и происки всяческих комиссий…

— Вот и прекрасно! А я ещё хотел уточнить, вы уж извините, но я слышал, что вы заказали на родине цемент? И в каких количествах он ожидается? Это, поясню, чтоб сразу по прибытии употребить его с всяческой возможной пользой.

— Точно сказать не могу, там у нас зять этим рулит. Но, думаю, для первого раза можете тонн на двадцать ориентироваться.

— Двадцать тонн… Двадцать тонн… Что ж, неплохо!

— Видите ли, ближайшим я ожидаю курьер, он вряд ли больше на борт возьмёт, а уж дальше зятёк развернётся, он у нас хваткий. Так что ожидайте регулярных поставок не менее двух раз в неделю, полновесными транспортниками. Будем гонять, покуда все ваши нужды не закроем.

Так, похоже я загнал Павла Сергеевича в священный экстаз. Он стоял, шевелил пальцами, словно что-то записывая, и шептал про «все нужды…»

— Я пойду, пожалуй… Хорошо?

Кажись, не слышат меня. Ну не будем прерывать радостные видения. У человека впервые появились средства для реализации целей. А это, господа, весьма немало! А то — артиллерист, а ни артиллерии, ни укрытий, ничего нету. А теперь будет!

Следующий, кто меня выцелил — по-другому и не скажешь — змея. Не обыкновенная, а та индуска-оборотница. Она выскочила на меня из какого-то коридора и принялась тыкать в меня знакомой книжкой про Свадебного Ворона и что-то свирепо кричать на местном диалекте. А я ж в ём ни в зуб ногой!

— Так, стоп! Успокойтесь дамочка!

Бесполезно! Малина орала, закатывая глаза.

И только я в грудь воздуха набрал, чтоб, значицца, вторично на неё рявкнуть, как индианка, нелепо изогнувшись, повисла в воздухе. И рот эдак безмолвно открывает. А потом за ней медленно проявилась Айко в облике. Крепко сжимая шею змеищи зубами. А они, зубья энти, что ножики, я вам доложу. Потом она сделала эдакое «Тьфу!» — выплюнула змею на пол и невозмутимо заметила:

— Его светлость сказал остановиться и успокоиться! Вы должны выполнять приказания его светлости! — и снова пропала.

Класс! Тоже так уметь хочу!