– Ну конечно, – засмеялась я. – Вы когда-нибудь слышали насильника, который бы кричал что виноват?
Миарон стоял, скрестив руки и с каменным лицом наблюдал за разворачивающейся драмой.
Насколько я его знаю, ничто во всех этих событиях не должно было его затронуть.
А меня вдруг такая тоска накрыла.
Причём внезапно и необъяснимо. Хоть волком вой!
– Что мы вообще здесь делаем? Ты и я?
Он едва уловимо вздрогнул, смерив меня внимательным взглядом:
– Усмиряем мародёров, грабителей и насильников. С чего такой вопрос? – нахмурился он.
– Вся эта бесконечная возня в навозной куче – как же она утомительна и бессмысленна. Ради чего мы живём? Ради чего?
Когда он повернул ко мне голову, в его глазах отразилось пламя.
– Как странно слышать от тебя эти речи, куколка. Тебе такие мысли совсем несвойственны. Что-то тут не так, что тут неправильно. Вот только понять бы – что?
Тоска усиливалась с каждой секундой.
Куколка? К сожалению, я давно перестала быть ею.
Или моя трагедия как раз в том, что не перестала?
«Ты, обладающая огромной, с первого взгляда, силой, никогда не жила своей волей или умом, вынужденная выполнять чужую волю. Твоё пламя погасло, – нашептывал непонятный голос, к которому я с чего-то решила радостно прислушиваться. – Ты словно призрак самой себя, зачем-то бредёшь вперёд, произнося чужие реплики.
Умереть молодым вовсе не так уж страшно.
Сколько лет жила ты надеждой, что удастся отыскать Лейриана… если случится так, что Миарон выживет и тогда… или, хотя бы, ты могла вернуться к своей давней мечте об Эллоиссенте?
И что?
Сын нашёлся.
Миарон жив.
А счастлива ли ты? Нет! Так зачем тебе жить? Чего тебе ждать?
Войди в породившее тебя пламя. Так правильно. Так должно быть.
Так предсказала древняя старуха, шамкая жутким ртом, помнишь? «Ведьме пламя!».
Вповалку валялись трупы.
Визжали, как свиньи, насильники, вопя о своей невиновности, не в силах принять ответственность за свершённое преступление.
А их жертвы отчего-то не вызывали у меня сочувствия.
«Потому что ты чудовище. Чудовище, которому нужно очиститься светом пламени. Так иди же! Иначе всё это будет длиться, продолжаться, множиться без конца и края. Людская подлость. Людская низость. Мелочность. Безнадёжность. Усталость, которой так много дней, что сосчитать уже и не получится.
Жизнь – кошмарный сон.
Помнишь, как Сиобрян рассказывал о том, что демон, явившийся ему из огненного горнила, был из чистого золота?
Иди в огонь. Стань снова золотой, а не чёрной, королева».
Где-то чуть левее ощетинившиеся щитами солдатские шеренги теснили разбушевавшуюся чернь, замыкая её в кольцо, чтобы расправиться, быстро и беспощадно.
Где-то дальше в комнате с красными бархатными портьерами спал юный король, мечтая о власти и готовый за эту самую власть не щадить никого.
Не исключено, что и родную мать – тоже.
Сколько ещё времени я буду ему нужна? При удачном обстоятельстве (для меня) год-другой, не больше.
А что потом?
Свобода?
Как птице, мне наконец-то откроют клетку, только за долгие годы плена крылья атрофировались. Смогут ли держать? Да и куда лететь?
Даже перелётные птицы в этом плане счастливей меня. Они помнят дорогу домой.
Дом. Это то, о чём я всегда мечтала. И чего у меня никогда не было.
Бордели, пансионы, дворцы. Королевские покои, шикарные апартаменты. Всё это было.
Дома не было. Никогда.
И вряд ли будет.
И дети мои принадлежат не мне – династии.
Всё, что окружает меня с первых дней до последних: грязь, кровь, обман и смрад.
Пожар перекинулся и на эту улицу.
Огонь отражался в уцелевших стёклах. Через несколько минут они треснут под его беспощадной лаской, брызгая острыми осколками во все стороны.
Если бы не свежий ветер, сносивший дым, дышать было бы уже невозможно.
Но тот же ветер, что очищал воздух – он же раздувал и пламя, поднимая его всё выше и выше.
«Завтра будет война. Новые жертвы. Новые интриги. Новые убийства.
Зачем? Ради чего? Ты больше не хочешь в этом участвовать. Иди же к нам».
Словно зачарованная, я двинулась в сторону ревущего, как водопад, огня.
Переливы алого и жёлтого были прекрасны. Хоть и смертоносны.
Алое и жёлтое, золото и кровь.
Раствориться в них недолго.
Вся наша жизнь, по сути, разделена между кровью и золотом так или иначе.
Изысканная кружевная решётка сорванной валялась на земле. Ничто не мешало мне приблизиться к дому.
Цветы на клумбах жалобно скукожились под палящим дыханием огня.
В широких, двустворчатых дверях дико танцевали багряные всполохи.
«Пора домой, Одиффэ. Матерью Кошмаров ты так и не стала, да никогда и не хотела быть. Пора домой. Бездна ждёт тебя».
С каждым шагом жар делался нестерпимее, но я, словно сойдя с ума, упрямо стремилась в горнило огня.
Он заворожил. И заставлял навязчивый голоса умолкнуть.
Внутри огненного зёва светилась лестница, почти целиком успевшая потонуть в огненной реке.
Резкий рывок отбросил меня назад, в спасительную тень, оттаскивая от Бездны, куда я так неосмотрительно готова была ринуться:
– Ты что творишь?!
Морок развеялся. Депрессивные голоса заткнулись.
Стало страшно от того, что я только что пыталась сделать. Страшно и стыдно.
Миарон смотрел на меня разъярённо:
– Объясни, что я сейчас только что видел? Как это понимать?
Пришлось отвести глаза.
– Я не знаю, не понимаю, что со мной. Наверное, устала.
– Странный способ отдохнуть.
– Я… я правда не знаю, что это было. Будто зов, туманящий голову.
– Зов?
Зрачки Миарона сузились в змеиные щели, когда он смотрел в сторону полыхающего дома.
– А ведь и правда… что-то такое там есть…
Он снял с себя камзол, бросив его мне в руки.
– Что ты собираешься делать? – встревожилась я.
Но меня уже никто не слушал.
Одним гибким движением оборотень прыгнул в фонтан.
Вода достигала ему почти до пояса и при мысли о том, какая она ледяная, особенно по контрасту с жаром, идущим от горящих зданий, мне стало дурно.
– Что ты творишь?
Но он по-прежнему вёл себя так, будто меня не слышал.
Окунувшись с головой, вымок до нитки.
– Миарон!
Сбросив сапоги, он с кошачьей ловкостью вскочил на балюстраду крыльца и принялся карабкаться по стене вверх.
Руки успели частично трансформироваться. Я чётко видела длинные когти, отливающие в свете пламени синевой, пока оборотень карабкался всё выше и выше, игнорируя тянущиеся к нему со всех сторон языки пламени.
Я считала глупостью нервные припадки экзальтированных барышень, лишающихся чувств на турнирах, но в тот момент чуть сама не потеряла сознания.
Я знала, что Миарон ловок, хитёр и силён. Что у него, как у любой кошки, девять жизней.
Оставался вопрос, сколько из них он уже успел потратить?
А огонь (мне ли не знать?) стихия непредсказуемая, опасная и капризная. Его действия не предугадать.
А что, если?..
Я не могу себе позволить потерять его снова! Только не так быстро! Я ведь ещё толком даже не успела привыкнуть к тому, что он жив.
– Что он творит? – услышала я над ухом недовольный мужской голос. – Ваше величество? Это вы послали господина Монтэрея в дом к Его Первосвятейшеству?
– Это дом Святого Отца?
Тогда понятно моё желание свести немедленно счёты с жизнью.
Скорее всего тут и вправду какая-то магия.
– Он сумасшедший? Там же седьмое пекло! Живым никому не выйти.
Сердце при этих словах пропустило пару ударов, а потом заколотилось, как сумасшедшее.
Миарон к тому времени успел вскарабкаться на верхний этаж и его почти полностью заволокло дымом. Всё же я видела, как, уцепившись за карниз, перебирая руками, он добрался до балкона.
Легко перескочив через бортик, разбил стекло, выпуская новое облако чёрного едкого дыма, в клубах которого словно растворился.
