– Нет, не уверена! Если бы я была уверена, я бы сейчас тут с тобой не разговаривала. Я бы ни за что тебя к себе не подпустила! Я верю, что, может быть, ты и не был идеальный наставником, но всё же ты был добро к моему сыну!
Но, Миарон, я допускаю и то, что всё могло быть. Ты не признаёшь ни границ, ни морали.
– Если допускаешь такую мысль, милая, что ж прячешь голову в песок? Ускользаешь от правды?
И снова наши взгляды скрестились. Словно два клинка.
– Ты этого не делал, – выдохнула я.
– Уверена?
– Нет, не уверена. Но я знаю. Я чувствую. Ради нас обоих – меня и моего сына… нет.
– А говоришь, что не знаешь меня? Всё-то ты знаешь, мой огненный Красный Цветок. В глубине души ты всегда знала, как много для меня значишь. И да, все эти годы, заботясь о твоём сыне я находил смысл жизни и для себя – сначала заботясь о Лейриане ради его матери, потом – уже ради него самого.
– Ты полюбил его?
– Наверное, родного сына я любить больше не мог. Признаюсь, иногда приходила мысль дать о себе знать. Прислать весточку о том, что с твоим сыном всё хорошо. Но что последовало бы дальше? Ты не устояла бы перед искушением навестить нас. Сиобрян, безотрывно за тобой следящий, выйдя на наш след – кто знает, как бы он поступил и что сделал? Ради безопасности мальчика я предпочёл затаиться. И если бы не его дикая выхода, наверное, мы встретились бы ещё позже. Я рад тому, как всё повернулось между мной и тобой. Но мне горько от того, что мальчишка, в которого я вложился как в никого другого, повёл себя в итоге как последняя свинья.
Сердце моё при этих словах болезненно сжалось.
Даже не знаю, кого их них двоих мне было жальче, но я почувствовала себя виноватой.
Я ведь весьма поспособствовала сближению Эла с сыном.
И Миарон прав – одной из причин этого стало то, что я подозревала его в том… в чём подозревала.
Положив ладонь на его руку тихонько сжала, безмолвно извиняясь.
Он ответил на пожатие, показывая, что принимает – сочувствие ли? Извинения?
– Что поделать? Он такой же, как его отец.
Миарон засмеялся.
Смех его звучал резко.
Я бы даже сказала, издевательски.
– Как его отец? Ой, ты меня насмешила! Одиффэ, милая моя девочка, рискну твои расположением, но скажу правду: в этом он куда больше походит на свою мать.
Я нахмурилась.
– Разве, подобрав тебя с улицы, я не заботился о тебе?
– Заботился? – фыркнула я.
– Ну да. А что? Ты в чём-то испытывала нужду? Может быть я морил тебя голодом? Избивал? Насиловал?
– Нет. Меня ты не насиловал, но…
– Но?
– Но к другим ты не был так добр. Я видела тебя с Дэйреком…
– Ты видела, как я его насиловал?
– Не ставь всё с ног на голову! По-твоему, твоё поведение было нормальным?
– Я был у себя дома и вёл себя так, как считал нужным. Я ни к чему Дэйрэка не принуждал. И тогда, заметь, ничего тебе не обещал. И если бы ты спала спокойно в своей кроватке, а не совала нос, куда не положено, жилось бы тебе совсем неплохо.
– Твоя любовь к мальчикам одна из причин по которой я до сих пор предпочитаю не сходиться с тобой слишком тесно. Возможно эта причина станет решающей чертой, что придётся подвести под тем, что ты называешь нашими отношениями, – жёстко сказала я, взбешённая тем, каким легкомысленным тоном он поднимает больную для меня тему.
– Я не испытываю особой любви к мальчикам.
– Да что ты говоришь? – пришёл мой черёд смеяться. – Прости, но твоё заявление неубедительно.
– Но это правда, – развёл Миарон руками.
– Я видела тебя с твоими мальчиками. И ещё не забыла твоих признаний.
– Но ты не видела моих девочек. Уверяю тебя, их, за мою весьма долгую жизнь, было в разы больше. Не хочу оправдываться. Да и как это сделать? Что было то было. Прожитого ни вернуть, ни исправить. Можно постоянно оборачиваться назад, растравливая свои обиды. Но к чему?
– Ты убил Дэйрека! Ты оторвал ему голову! И сунул мне в руки!
– Заколару мне голову тоже пришлось отрезать. Помнишь? Но ты отчего-то не ставишь мне это в вину? Зато от голов Дэйрека в глазах рябит и ушам больно. Надоело! Лучше давай вспомним Таниту? Почему ты не напоминаешь мне о ней всякий раз? Почему носишься только с одной оторванной головой? Хотя, конечно, понимаю, почему Заколара ты мне охотно прощаешь. Но – Танита? Не хочешь почтить её память, вряд ли светлую, разразившись гневной тирадой в мою сторону?
– Это другое. Танита пыталась тебя убить. Ты защищался… это я могу понять. Дэйрэк…
– Дэйрэк, к твоему сведению, тоже пытался меня убить. Не знала? Теперь знай. Маленький паршивец, живущий за мой счёт, исподтишка, гаденько пытался свести со мной счёты. Он не делал попыток меня прирезать, как это сделала ты чуть позже (это я, возможно, ему бы и простил). Молодость, вспыльчивость, первая любовь, к слову сказать, к подвигам его и подтолкнувшая.
Но он попытался меня отравить. Мне показалось это подлостью. Я обиделся и немного вышел из себя.
– Немного?..
– Вспыльчивость и импульсивность мой грех. Каюсь. Ты должна меня понять. Ведь ты избыточной кротостью нрава также не страдаешь. Предлагаю уже похоронить ту несчастную голову. Пусть покоится с миром. Мертвое – мертвым, живое – живым.
У нас с тобой есть два пути: бесконечно капаясь в обидах вести войну, меряясь силой характера с переменным успехом. Учитывая, что молодость у нас длится долго, жизнь – и того дольше, развлекаться можно почти бесконечно, множа обиды и неудовлетворённость жизнью.
А можно пойти другим путём. Попытаться не бороться, а соединиться; не воевать, а любить и тем самым стать чуточку лучше, чем мы оба были раньше.
– Я бы хотела этого. Но разве такое возможно?
Лицо Миарона вновь омрачилось:
– Что нам помешает?
– Мой сын. Король Риан. Он никогда не позволит мне жить так, как я хочу. Я по-прежнему останусь в плену у короны. С той лишь разницей, что с Сиобряном я могла бороться, а с сыном… я никогда не пойду против него. А он не примет моей связи с другим мужчиной.
– Это истинная причина? Или отговорка?
– Ты меня знаешь. Я никогда не искала отговорок.
– Если я решу эту проблему? Если твой сын сам согласится отдать тебя мне, ты примешь наш союз?
– Это невозможно.
– Для меня не существует слово «невозможно» если я чего-то хочу! Ответь на вопрос, Одиффэ. Если бы не твой сын, согласилась бы ты стать моей женщиной? Моей женой?
– Женой?.. Я была бы счастлива, если бы Риан принял нашу связь. На то, чтобы он разрешил мне снова выйти замуж и речи быть не может.
– Ошибаетесь, сударыня. Ни один нормальный сын не хочет видеть свою мать в роли чьей-то игрушки. Но взрослые сыновья могут смириться с мыслью о том, что матери нужен мужчина, способной заботиться о ней.
– С Рианом это не получится. Как ты планируешь добиться от него согласится?
– Не твоя забота. Если твой сын согласится на наш брак, ты будешь рада? Ты хочешь видеть меня рядом с собой? Разделить со мной долгие дни и ночи?
– Ты хочешь, чтобы я ответила тебе прямо сейчас? Но это безумие.
– В том и смысл. Я не хочу, чтобы ты думала – я хочу знать, что ты чувствуешь. Когда любишь человека, не о чём долго думать. Ты готов преодолевать трудности, лишь бы быть рядом с тем, кто тебе дорог. А когда не любишь… я хочу от тебя всего, Одиффэ. Или ничего. Я столько раз предлагал тебе одно и тоже, раз за разом получая отказ. И на этот раз я приму его. Если ты так захочешь. Решение за тобой.
– У меня сотня причин сомневаться в тебе и твоих предложениях. Но… с тобой лучше, чем без тебя. Так что – да! Если сумеешь уладить дело миром с Рианом, я пойду за тобой куда скажешь.
– Отлично! Осталось только сказать ту простую фразочку, с которой начался наш чудесный разговор.
Я непонимающе на него посмотрела.
Миарон ухмыльнулся:
– Ладно. Хорошо. Тебе сложно, я понимаю, так что начну первым. Одиффэ, я люблю тебя.
Ты пришла в мою жизнь тогда, когда она не имела никакой цены, а во мне самом не осталось ни клочка света. Я потерял всё: уважение тех, чьим мнением дорожил, друзей, родину, возлюбленную, дочь. Хуже всего, что тогда я потерял и самого себя.
