– Мне так жаль, чхаэри…
Она поспешила отвернуться: не хватало ещё растерять свою решимость и поддаться слабости.
Начинало темнеть, а они всё продолжали идти, и только когда в лесу начал раздаваться гул, свернули с тропы в сторону. Лайя увидела небольшую каменную хижину, окна которой были заколочены разной ширины досками и короткими ветками. Внутри не было никакой мебели, в углу только стояла небольшая, ростом с полвысоты человека, металлическая клетка, куда её и Чонсока затолкали и закрыли на ключ. Кларис, как самую благонадежную и послушную, просто оставили связанной в углу. Эльфы заперли за собой дверь хижины и тут же улеглись спать, оставив одного дежурного.
Места в клетке было мало, вытянуть ноги или сесть нормально было невозможно. Лайя устало положила голову Чонсоку на плечо, прижимаясь своим боком к его, чтобы согреться. Связанные за спиной руки выламывало от неудобной позы, но отдых, который получили наконец-то ноги после дня пути босиком, перекрывал это чувство. Чонсок прижался щекой к её голове. Несмотря на чудовищный день, им обоим не спалось: очень нужно было поговорить. Когда эльфы затихли, а их дежурный тоже задремал, Чонсок потерся щекой о рыжую макушку. Лайя подняла голову. Он наклонился и, поднеся губы к самому её уху, едва слышно прошептал:
– Когда вернется твоя магия?
Он тут же повернул голову в бок, чуть склоняясь в сторону девушки. Лайя прошептала, дотягиваясь до его уха:
– Когда рана заживет или когда я перечеркну символ кинжалом. Но нам в любом случае нужно попасть к ним в клан, там будут другие пленные. Поэтому пока придется идти и слушаться, не думаю, что стоит пробовать бежать. Да и искать укрытия на ночь самостоятельно – не самая лучшая идея.
– Как же хорошо, – едва слышно прошептал Чонсок.
Из-за мрака Лайя почти не видела его, но представила, как при этих словах он с блаженной улыбкой прикрыл глаза. А вот что именно хорошо, из того, что она сказала, так и не поняла.
– Что хорошо?
– Твоё дыхание греет шею и ухо, – в свой черед ответил он ей и следом выдохнул, согревая её щеку и ухо.
Лайя улыбнулась, наслаждаясь мурашками от скользнувшего по телу тепла. Чонсок чуть повернулся, насколько это позволило пространство, и она пристроила свою голову на его груди, стараясь прислониться ещё и боком, и плечом. Оба затихли, мысленно концентрируясь на том участке своего тела, которое в этот момент было прижато к другому, как будто это могло ускорить процесс согревания.
И всё же это свершилось – стало теплее.
А ведь завтра может стать её последним днем, а она так и не узнает, что значит слово «чхаэри».
Лайя тихо хихикнула, снова поражаясь причудам своего сознания, которое в этом ужасе пыталось выжить, обращая внимание на глупости.
– Что значит «чхаэри»?
– Ведьма, – после паузы ответил Чонсок.
Лайя почему-то была уверена, что он врет. Упрямство всколыхнулось внутри.
– А если я спрошу у Тэруми?
– Ты мне сейчас угрожаешь? – сердито выдохнул Чонсок ей на ухо.
Лайя в ответ несильно боднула его. Он дернулся, собираясь сбросить её. Шорохи разбудили дозорного. Эльф встрепенулся и подошел к пленным. Лайя и Чонсок тут же замерли и притворились спящими. Постояв немного рядом, эльф вернулся на место, зябко кутаясь в свою меховую накидку.
Больше рисковать и говорить Лайя не стала. Тихо лежала и слушала, как сильно и размеренно стучит сердце Чона. Это действовало успокаивающе, постепенно погружая в сон. Вдруг оно застучало чаще, выдавая волнение воина, а потом раздался шепот:
– Это значит «родная».
– Что? – от неожиданности Лайя спросила громко.
Дозорный снова подошел к клетке и яростно зашептал, при этом угрожая оружием. Чонсок послушно закивал, молча соглашаясь на всё, что там этот эльф говорил. Как только дозорный отправился обратно, Лайя приподняла голову и на секунду прижалась лбом к щеке Чона, а потом тут же легла обратно, боясь попасться на глаза эльфу.
Она замерла, радуясь, что сейчас мрак, который не дает увидеть лицо Чона и который скрывает и её лицо от всех. Внутри стало так тесно, горло сжал спазм. Она задерживала дыхание, стараясь удержать слезы, но те всё же полились. Дурацкое слово… Одно дурацкое слово, в котором было столько участия, столько тепла… Она помнила, с какой интонацией Чон его говорил. И это воспоминание её сейчас убивало. Ведь он тоже был очень дорог ей. А все, кто ей были когда-то дороги, оставили её. И если… если…
– Лайя, – прошептал он, не обращая внимание на суровый взгляд надсмотрщика. – Мы с тобой справимся. – Лайя закивала и тихо шмыгнула носом. – Вот и хорошо, а теперь спи, чхаэри…
***
Утром эльфы вышли, оставляя на какое-то время их одних. Кларис тут же села, посмотрела на Чонсока и Лайю.
– Насколько я поняла, Мориана они отправили с другим отрядом, который тоже вел пленных, – быстро заговорила Кларис, желая успеть рассказать всё, что поняла за полдня разговоров эльфов между собой. – Его собрались передать его клану. Марохин, главарь, тот рослый ублюдок, который ведет нас, не рассчитывал, что поймает людей на своей территории, поэтому злится, что никто не понимает язык людей. В другом отряде тоже нет никого, кто знает иллинуйский, тех эльфов убил сбежавший человек. Выходит, два отряда ведут людей в клан, и никто не понимает нас. Уже на месте Марохин собирается вас допросить. Насчет себя я так и не поняла.
Дверь скрипнула, Кларис умолкла и уставилась на свои ноги, снова принимая обреченный вид.
Лайя узнала своего надсмотрщика и приготовилась выходить. Клетку открыли, веревка заняла место на шее. Когда её завели за дом и развязали руки, шальная мысль о побеге сразу же стала разрабатывать план. Выхватить нож из-за пояса эльфа, одним движением прирезать его – он даже не успеет вскрикнуть – потом разрезать веревки на ногах, а вот дальше только, как удача выпадет. Очевидно, предвидя такой вариант, эльфы привели Чонсока и приставили к его груди оружие, молча демонстрируя, что будет, если она вздумает чудить.
Лайя покорно замерла и безучастно смотрела, как руки ей перевязывают, крепя их спереди. Эльф указал на её штаны и землю. Естественно, отворачиваться никто не собирался. У Чонсока заходили желваки, глаза он закрыл. Лайя послала ему мысленные слова благодарности. Хоть он не будет видеть её унижение. И снова ироничная глупая мысль скрасила неприятный момент. Хорошо, что она эти дни практически ничего не ела, да и не пила толком…
Потом процедуру повторили с Чонсоком, приставив уже оружие к Лайе. А вот Кларис вывел сам Марохин. Один. Остальных он отослал. Чем заслужила изимка такое доверие, было непонятно. Может, просто её внешность чем-то привлекала эльфов. В сложившейся ситуации Лайя могла лишь благодарить Создателя, что её внешность нравилась только одному эльфу.
Петля на шее и знакомая спина её тюремщика – Лайя молча шла следом. Она видела, как внимательны Чонсок и Кларис к дороге. Стараются запомнить. Она тоже вначале так делала, но потом сосредоточилась на земле под ногами, выбирая, куда поставить свои босые ступни. Взгляды по сторонам слишком дорого ей обходились. Ближе к полудню им дали немного воды и насыпали в ладони сухих ягод. Лайя едва заметно кивнула Чону, показывая, что они съедобные.
Она стала по одной ягодке класть в рот и медленно смаковать. Это занятие не спасало от голода, но на какое-то время отвлекало от обжигающего холода. Снег, который зарядил с утра, укрыл землю пушистым белым ковром. Ступать по нему было приятней, чем по голой земле: немного сглаживались неровности, – хотя и риск наступить на что-то острое был гораздо выше. Что и случилось. Колючая ветка или осколок камня… Лайя не могла увидеть, зато ярко прочувствовала. Крик боли сорвался с губ – в ответ эльф дернул за веревку. Лайя упала – ягоды рассыпались по земле. Пленницу тут же снова дернули, и поскольку подняться сразу у неё не получилось, протащили по земле. Лайя вцепилась руками в петлю и стала часто перебирать ногами, чтобы поскорее подняться и не задохнуться. Чонсок гневно закричал и дернулся в сторону обидчика. Воина повалили на землю и принялись пинать.
