— Дуся! — возмутился я, — ну вот что ты такое говоришь⁈ Он же не знал, что мать мною беременна. Тем более они расстались. Причём по инициативе матери, как я понимаю. Он уехал в Якутию и там встретил другую женщину. Это нормально! Он же думал, что он свободный человек! Что здесь такого ужасного?
— А то, Муля, что он двух детей этой женщине прижил, а потом её бросил и уехал в Москву! — зло фыркнула Дуся, — и даже не поинтересовался, как им там живётся! Ты говоришь, Клавдия, женщина эта, умерла, а дети сколько лет с этой чужой бабушкой жили, пока он тут семью бедного Модеста Фёдоровича разрушал⁈
— Дуся! — нахмурился я, — он ничего не разрушал! Не наговаривай! Если бы моя мать его всю жизнь не любила, то она бы от отчима не ушла!
— Но детей своих он всё равно бросил! — упрямо поджала губы Дуся и отвернулась, — и женщину эту, Клавдию, тоже!
Мы ещё некоторое время попереругивались, а затем Дуся решительно сказала:
— Так, Муля, я испекла очень вкусную шарлотку с яблоками! Такую, как ты любишь! И ты её должен попробовать!
Я не стал спорить с Дусей, во-первых, потому что она была сейчас здорово разгневана, а спорить с разгневанной Дусей — себе дороже. Поэтому, хоть я и уже наелся так, что живот стал как барабан, но согласно кивнул:
— Да, Дуся, я очень люблю твою шарлотку.
— Вот то-то же! — удовлетворённо сказала Дуся, достала из духовки ещё тёплую шарлотку и поставила передо мной на стол блюдо.
— Пей чай, Муля, — сказала она и налила мне в чашку чай.
— А ты куда? — спросил я с подозрением, глядя на неё, — ты разве чай пить не будешь?
— Да я пойду выйду на минуточку, вон мусор надо вынести, — сказала Дуся с сердитым видом, мол, нечего об этом и говорить, но потом не выдержала и добавила. — Не люблю, чтобы остатки еды оставались до утра — вонять на всю кухню будет. А ты кушай, Мулечка, кушай… и ложись, отдыхай, устал, бедный, с дороги небось…
Хотя у меня и были на сегодняшний вечер другие планы, но отказаться от душистого чая с дусиной шарлоткой я всё равно не смог бы — соскучился за всё это время за её стряпней. Поэтому я углубился в еду. А Дуся подхватила мусорное ведро и торопливо вышла.
Я прожевал кусочек шарлотки.
Мммм… вкусно как! Дуся сюда в этот раз не пожалела ни яблок, ни корицы.
Да, надо будет её как-то предупредить, чтобы она Надежде Петровне ничего не рассказывала, а то сейчас, как обычно, понапридумывают там всякого, нахомутают ерунды, а мне потом разгребать придётся. И вообще надо будет ей запретить пару дней ходить к Адияковым в гости. А я уж потом что-нибудь придумаю. Только вот что придумать? Я задумался. Наверное, надо будет с Фаиной Георгиевной посоветоваться. Она женщина мудрая. Хотя нет, пожалуй, с Фаиной Георгиевной тоже не надо — она хоть и мудрая, но языкастая, может Надежде Петровне и брякнуть случайно. Посоветуюсь-ка я лучше с Беллой.
Да, это правильное решение! Всё равно Мулин отчим написал, чтобы я присматривал за Машей. Поэтому схожу, посмотрю, как она там поживает. И заодно посоветуюсь с Беллой, что мне делать с Адияковыми детьми и как всю эту информацию преподнести Надежде Петровне так, чтобы она не сделала грандиозный скандал.
А то, что будет скандал, глядя на реакцию Дуси, я даже не сомневался.
Эх, грехи мои тяжкие! Была у меня всего лишь одна цель — помочь Фаине Георгиевне с карьерой, помочь ей получить главную роль, но, кажется, эта цель начала множиться и множиться, и на сегодняшний день передо мной стоит с десяток каких-то суперважных задач, которые были ещё более сложными, чем помощь Фаине Георгиевне.
Я вздохнул. Чай закончился, и я долил себе ещё ароматный напиток, отдающий крепкой чайной заваркой с нотками мяты и душицы.
Как же это вкусно! Я отхлебнул ещё. Странно, что-то Дуся долго не идёт… Застряла там, что ли?
Через несколько минут, когда и вторая чашка опустела, эти подозрения оформились в уверенность: ведь я недавно тоже провернул аналогичный финт — взял мусорное ведро, типа как мусор надо вынести, а сам сходил порешал вопросы Модеста Фёдоровича. Вот Дуся… вот зараза! Обкрутила-таки меня вокруг пальца!
Я решительно отодвинул от себя опустевшую чашку, торопливо выскочил в комнату, натянул пиджак и, даже не надевая куртку, со всех ног помчался к Мише Пуговкину.
Успел я, можно сказать, вовремя. То есть почти вовремя.
Там уже собрались и возмущённая Дуся, и Надежда Петровна, которая рвала и метала. На лестничной площадке, у дверей своей квартиры маячили озадаченная Фаина Георгиевна и любопытная Глаша.
— Где эти дети⁈ Я хочу видеть этих детей! — заверещала Надежда Петровна и сердито топнула ногой. — Покажите мне их!
— Тише, тише, Наденька, — попыталась увещевать её Дуся, которая уже, пожалуй, и сама была не рада тому, что закрутила это всё.
Из квартиры выглядывала перепуганная жена Миши Пуговкина, да и сам Миша стоял с вытянутым от удивления и изумления лицом, и не знал, что делать.
— Где дети? Дайте мне посмотреть на этих детей! — опять завелась Надежда Петровна.
— Муля, скажи ты ей! — воскликнула Дуся.
— Дуся, вот ты всё это закрутила, теперь сама — и говори! — недовольно огрызнулся я.
— Но ведь это ты их привёз! — фыркнула Дуся. — А раз ты их привёз, значит и закрутил это ты всё сам! Теперь сам и разбирайся, Муля! Иначе быть беде, чует моё сердце!
— Да, Муля, — неожиданно поддержала её из-за моей спины Фаина Георгиевна. — Это, конечно, ты выдал финт ушами! Не ожидала я от тебя такого!
В результате все бабы дружно набросились на меня, что это я во всём виноват, и чтобы я теперь что-то сказал Надежде Петровне. Поэтому крыть мне было нечем.
— Мама, — сказал я, — успокойся, давай я тебе всё объясню.
— Ты… как ты мог! Ты мне больше не сын! — заверещала Надежда Петровна. — Как же ты мог их притащить сюда, Иммануил? Зачем ты это сделал⁈ Зачем⁈
Я раздражённо посмотрел на неё и пожал плечами:
— А что, надо было бросить их в том улусе? Ты не видела, как они там жили! Там же было всего два дома! И жили там один охотник, который пропадал всё время в лесу, и древняя старушка, которая вот-вот умрёт. Она уже не могла за ними ухаживать. Да там даже школы не было! И одеваться им было не во что, и кушать им было нечего. Мать, ты что, хотела, чтобы они умерли там голодной смертью? Вот ты этого хотела, скажи? Да, мать?
Мой голос зазвенел сталью. Надежда Петровна от такого напора слегка стушевалась, но тут же взяла себя в руки и набросилась на меня заново.
— Но зачем ты их привёз сюда? Неужели ты считаешь…
— Сто-оп! — рявкнул я. — Мало ли что я считаю! Это — дети Павла Григорьевича Адиякова, моего отца и твоего мужа! Алёша и Анфиса — мои родные брат и сестра, поэтому они должны жить с родным отцом! А уж как там оно дальше будет, примешь ты их или нет — от этого вообще ничего не изменится! При живом отце дети не должны умирать от голода и жить сиротами! Не так, что ли? Я вот считаю, что поступил правильно! Да у них даже игрушек никогда не было! Они мороженое первый раз в жизни только в Якутске попробовали! У них никогда ничего не было, мама! Или всё равно, по-твоему, надо было их бросить в той дыре одних?
Я обернулся на бабский батальон. Но все они — и Дуся, и Глаша, и Фаина Георгиевна, и жена Миши Пуговкина, стояли, вытирая глаза от слёз, и потрясённо молчали.
Кажется, я таки нашёл правильные слова.
Но не успел я насладиться тактической победой, как Надежда Петровна со слезами в голосе надрывно заорала:
— Ты разрушил мою жизнь, Муля!
Чёрт возьми, я уже и забыл, что это бабы и для них логики не существует.
— Вот что ты так кричишь? — возмущённо сказал я. — Только детей пугаешь. Что от этого изменится?
— Как это что? — опять закричала Надежда Петровна. — Ты не должен был их сюда везти!
— Да, Муля, — поддержала Надежду Петровну Фаина Георгиевна. — Сам представь: живёт себе женщина, всю жизнь думает, что её любимый мужчина любит только её одну, и тут раз — и вдруг оказывается, что у него на стороне взрослые дети! И родной сын, который должен по идее поддерживать свою мать, зачем-то привозит ей этих детей черт знает откуда, и непонятно с какой целью!
