— У него спроси! — огрызнулась она в ответ и, подняв руку с браслетом, медленно поднесла ее к глазам. Изящное украшение сейчас и в самом деле было повернуто, как выразился Винсент, «вверх ногами», камешек, венчающий его, смотрел точно вниз, а сверху радовал глаз гладкий серебристый ободок, изображающий собой кошачье тело.
Татьяна машинально подняла вторую руку, собираясь вернуть украшение в надлежащее положение, однако, в последний миг была остановлена.
— Не трогай, — голос хранителя памяти прозвучал как рык, но почему-то казался уже куда как более беззлобным. Скорее в нем слышалось какое-то настороженное изумление, читающееся и в его взгляде, устремленном на спутницу.
— Так значит, вот как… — пробормотал он, переводя взор с ее лица на браслет и задумчиво созерцая его, — Значит, ты… Нет, это просто невозможно. Ты даже не имеешь отношения к роду, как ты можешь быть?..
— Кем? — Татьяна, видя, что мужчина успокоился и сама почувствовала себя несколько спокойнее, что, впрочем, не помешало ей нахмуриться, — Кем я не могу быть?
Винсент тяжело вздохнул.
— Ну почему все всегда связано с тобой, а? Ты можешь объяснить мне это? — и, не дожидаясь гипотетического объяснения, которое, возможно, смогла бы придумать девушка, он решительно, но негромко продолжил, — Легенда гласит, что в браслете и кулоне скрыты великие силы. Но извлечь их, использовать сможет лишь один человек. Истинный их владелец, тот, для кого они и были созданы. Носитель.
— Носитель?.. — девушка бросила непонимающий взгляд на браслет, затем перевела его на собеседника, — Я, конечно, ношу его на руке, но… Погоди-ка, — до нее медленно стал доходить в полной мере смысл сказанных хранителем памяти слов и она, моментально ощутив себя до крайности неуютно, напряженно сглотнула, — Ты… ты хочешь сказать… это я? Я настоящий хозяин… в смысле хозяйка этих очаровательных вещиц? Я могу… — Татьяна, наконец, окончательно осознала случившееся и взгляд ее, устремленный на Винсента, стал растерянным и испуганным, — Так это… Из-за меня?.. Из-за того, что он повернулся именно у меня на руке, мы оказались тут?..
— Я других вариантов не вижу, — мужчина несколько обреченно развел руками, — Теперь нам остается только… Эй, ты чего?
Девушка, дрожа как осиновый лист, обхватила себя руками и, привалившись к ближайшей стене дома, стала медленно сползать вдоль нее, как давеча Ричард вдоль стены Нормонда.
— Татьяна! — хранитель памяти, обеспокоенно бросившись вперед, подхватил ее и легонько встряхнул, — Ну, чего ты? Не бойся, мы отсюда выберемся, а безделушки твои… Ну, что плохого в обладании дополнительной какой-то силой? Эй…
Татьяна шмыгнула носом и, пытаясь держать себя в руках, взглянула на спутника.
— Меня это и пугает, — тихо проговорила она, — Ведь пока что они… он! — она подняла руку с браслетом, — Использует эту силу без моего ведома. Мне кажется, не я управляю ими, а они подчиняют меня себе…
— Посмотри на меня! — Винсент вновь легонько встряхнул разнервничавшуюся собеседницу, — Послушай… Эти вещи были сделаны, чтобы служить и подчиняться носителю, понимаешь? Подчиняться, а не подчинять его себе! Если ты, — вольно или нет, — смогла использовать их, значит сможешь и в полной мере подчинить их себе, я даже не сомневаюсь. Поняла?
Татьяна только кивнула. Отреагировать на слова спутника как-то более определенно она не смогла, да и не успела бы при всем желании.
Где-то наверху скрипнуло, открываясь, окно и хранитель памяти машинально поднял взгляд. В следующую секунду Татьяна вновь ощутила, как он рывком тянет ее за собой.
— Вот черт… — запоздало коснулось ее слуха раздраженное шипение мужчины, а еще спустя мгновение на то место, где они только что стояли, что-то шлепнулось с неприятным хлюпающим звуком.
Тревога как-то сразу отступила, серьезная и напряженная атмосфера развеялась, как дым. Девушка неуверенно перевела взгляд на то, что упало сверху и, ощутив тошнотворный запах, еле сумела подавить рвотный рефлекс.
— Что… — начала, было, бормотать она, но в этот миг до крайности неприятное амбре вновь коснулось ее обоняния, и Татьяна, решив не рисковать, поспешила отстраниться от явно спасшего ее от попадания сей очаровательной кучи наполовину сгнивших очистков на голову, мужчины, и почти бегом бросилась к хлипковатому заборчику, преграждающему проход напрямую с большой улицы куда-то во внутренние дворы. Винсент, потерев недовольно нос, последовал за ней.
— Да, вижу, вы, мадемуазель, не привычны к прогулкам по Парижу, — сдержать ехидной, насмешливой улыбки он все-таки не смог, однако девушка ее даже не заметила. Она вновь оглянулась на испускающую миазмы кучу, аккуратно возлежащую посреди проулочка и сморщилась в непередаваемой гримасе.
— Я как-то не ожидала, что романтика парижских будней заключается вот… в этом, — с омерзением проговорила она, снова торопливо отворачиваясь, — Я не понимаю, это вообще нормально вот так вот делать? Может нам, по примеру той тетки, позвать жандарма, пусть его арестуют? Ну или ее, кто там кинул…
— За что? — на сей раз хранитель памяти не сдержал совершенно откровенного смешка, — Эти-то действия вполне адекватны времени, в котором мы находимся, а вот наш внешний вид… Хотя ты-то с платьем угадала.
— Тогда чего же та мадам обобщила нас с тобой в понятии «доходяги»? — хмуро поинтересовалась Татьяна, машинально расправляя юбку платья. Ее спутник в ответ на эти действия негромко хмыкнул.
— А тебя, я вижу, ее слова сильно задели… — он, усмехаясь, облокотился на заборчик, возле которого они, как уже упоминалось, и находились, и перевел взгляд на внутренний дворик, — О.
— Ничего они меня не задели, — фыркнула в ответ девушка, тоже переводя взгляд на пространство за забором, — И чего «о»? О.
Буквально перед ней, на импровизированной сушилке для белья, медленно покачивался на легком ветерке практически полный мужской костюм. Для завершения образа не хватало лишь ботинок, однако, в данный момент это казалось не таким уж страшным.
Винсент, не отвечая на слова собеседницы, оперся одной рукой о заборчик и, к восхищению и даже некоторой зависти последней, легко перемахнул через него, решительно направляясь к вывешенной, как будто для него, одежде.
Татьяна, внимательно наблюдая за его действиями, облокотилась, в свой черед, на заборчик и подперев подбородок рукой, проникновенно осведомилась:
— Мародерствуем потихоньку, стало быть?
Хранитель памяти только недовольно фыркнул, решительно сдергивая с веревок столь необходимые ему предметы гардероба и тут же, не отходя далеко, принялся облачаться в них.
— Вот увидит тебя кто-нибудь в окошко… — девушка вздохнула и, почесав бровь, задумчиво проговорила, — К слову, я почему-то наивно думала, что эта улица маскируется под главную.
— Ну, главную или нет, но под одну из основных точно, — пожал плечами ее собеседник, натягивая штаны и пытаясь одновременно застегнуть их и избавиться от кофты девушки, до сего времени изображавшей из себя его набедренную повязку, — А что?
— Что, на основных улицах Парижа принято поливать прохожих всякой дрянью из окон и сушить белье на свежем воздухе? — Татьяна, выпрямившись, снова неприязненно оглянулась на то, что едва не оказалось у нее на голове. Винсент ухмыльнулся и, отбросив наконец развязанную кофту в сторону, деловито поддернул штаны, принимаясь втискиваться в явно тесную ему рубашку.
— Как я уже говорил — плохо вы знаете город, мадемуазель, — прокряхтел он и, оторвав одну из пуговиц, выразительно чертыхнулся сквозь зубы.
— Да, не доводилось как-то прежде гулять по средневековому Парижу, — вздохнула его собеседница, — Какой пробел в моем культурном воспитании… Слушай, надень ты пиджак, и не мучайся, — последняя фраза относилась к, и в самом деле, все никак не заканчивающимся мытарствам мужчины с рубашкой. Тот бросил на собеседницу достаточно недовольный взгляд, вероятно, призванный известить ее, что он и сам как-то способен разобраться с тем, как одевать костюмы, однако, говорить ничего не стал и, схватив сюртук, решительно натянул его на себя.
