Зверобой обессиленно откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и глубоко устало вздохнул. Перед внутренним взором предстала беловолосая девчонка с отливающей золотом кожей и стройным гибким телом. Она сладко пахла дымом, звук ее мальчишеского голоса выводил черта из равновесия. Воспоминания о поцелуе отозвались мучительным томлением.
– Так не бывает, – Зверобой испуганно дернулся и открыл глаза.
«Он ее быстро отыщет. От влюбленного черта не спрячешься».
Слова Клеомена вновь обожгли разум.
– Ценности, которые ей надо продать, – вспомнил неожиданно Зверобой. – Ценности…
Продолжая рассеянно бормотать себе под нос, он выехал с парковки, миновал КПП, спустился в город и понесся воскрешать старые связи в мире, с которым давно распрощался.
Гнев утих не сразу. Харикон около получала парила над землей, озаряя небо светом огненных крыльев. Лишь затем, когда мысли прояснились, она смогла трезво оценить произошедшее.
«Мне? И не скажешь? Я же твоя любовь».
Он произнес это с издевкой, голосом, полным неуважения. Феникс приземлилась на крышу высотки и уселась на перила, свесив ноги вниз. Под ступнями простирались редкие низкие облака и тусклые на фоне предрассветного неба огни города. Искусственный остров темной тяжелой махиной висел напротив.
Для этого мужчины женщины не играли важной роли во Вселенной. Он оставлял за собой право решать, кого и как он может любить, но быть объектом любви считал недопустимым и, более того, унизительным. Он счел женщину глупой и недостойной лишь за то, что она высказала вслух свои мысли. Убеждения этого черта вели его по пути, на котором нет места свободной птице. Харикон презрительно фыркнула. Она с легкостью могла ответить, почему боялась и избегала его первые минуты, но тон его голоса остановил от опрометчивого шага. Не напрасно. Взглянув на остров в последний раз, она решительно оттолкнулась от края и спрыгнула вниз. Крылья вспыхнули за спиной, поймали восходящий поток и понесли девушку прочь от пробуждающегося города туда, где она хранила материальные свои блага. Пусть пламя вспыхивало тоской по избраннику, пусть мысли не покидали его, словно привязанные, Харикон была полна решимости следовать выбору. Она не станет игрушкой в руках бестолкового черта.
Схрон не нашли, чему птица была бесконечно рада. В общей памяти нашлось место, куда феникс и принесла на продажу каменный песок с вершин Пустошей.
– Ты?! – возмущенно зашипела она, когда переулок неприятного полузаброшенного района преградил ей тот, от кого она собралась держаться подальше. – Уйди.
Зверобой сердито сощурился.
– Ты понимаешь, что в самом криминальном районе города? Он идет под снос. Тебе здесь не безопасно.
Она молча обогнула черта и направилась ко входу в дом.
– К тому же, ростовщик, которому твоя предшественница продавала песок, там давно не живет и не работает. Его убили.
Харикон остановилась. Она беззвучно прокляла те десять лет сна, что отделяли ее от воспоминаний одной из сестер. Не говоря ни слова, она расправила крылья и взлетела.
Зверобой не без восхищения наблюдал за этой картиной.
– Красивая, – с улыбкой пробормотал он себе под нос и недовольно цыкнул. – Но проблемная.
Черт не стал ждать, когда она исчезнет из виду, достал из чехла за спиной метлу и кое-как взгромоздился на черенок.
– Какого черта именно веник? – процедил он сквозь зубы. – Почему не корыто? И не кадка? Мало ли в бабском хозяйстве предметов поудобнее. Ведьмы, – с ненавистью закончил Зверобой и взлетел.
Харикон не сразу заметила, что черт следует по пятам, но когда заметила, рассердилась не на шутку. Больше всего она ненавидела внимание, которого не просила. Кто дал ему право навязываться ей, когда она ясно дала понять, что больше не желает иметь с ним ничего общего? Феникс резко взмыла вверх, и черт едва не потерял ее из виду.
– Девчонка, – зло прошептал он, стараясь развернуть метлу. Теперь Жар-Птица летела в обратном направлении, а ведьминское отродье не желало слушаться седока с инородной магией, зато то и дело норовило перевернуть его вверх тормашками и сбросить с черенка.
– Чтоб тебя! – выругался Зверобой. – Козлову натравлю!
Метла замерла на мгновение, чуть подумала и последовала за фениксом.
– Так лучше.
Черенок дернулся и довольно ощутимо ударил седока между ног. Черт зашипел и согнулся.
Из белесого тумана облаков впереди раздался тихий смех.
– Иди сюда! – прорычал взбешенный Зверобой. – Хватит бегать!
Феникс не ответила. Сквозь просвет он увидел, как она сложила крылья, вытянулась в струну и понеслась к земле.
– Только не убей меня, пожалуйста, – простонал черт и направил своенравное транспортное средство следом.
Тонкой стрелой Жар-Птица прошла сквозь кроны деревьев парковой зоны недалеко от центра города и исчезла за ними. Отстав всего на несколько секунд, Зверобой оказался там же. Только вошел он не стрелой, а скорее камнем. Стряхивая с себя листву и поломанные ветки, он огляделся в поисках беглянки. Щеку и плечо саднило от полученных царапин.
Рядом на лавочке сидела молодая мать с ребенком на руках и озадаченно, немного испуганно смотрела на всклокоченного, злого черта. Его рога сияли, хвост нервно бил по клумбе, в центре которой он беспардонно топтался, а в руке, явно стремясь на свободу, дергалась пожилая метла.
– Седая девчонка в балахоне, – гавкнул он. – Куда пошла?
Девушка сначала отпрянула, потом подозрительно сощурилась.
– Из Интерпола я, – расстроено, уже без гонора проговорил грубиян. – Из Интерпола.
Он показал документы. Ответственная гражданка понимающе кивнула и указала пальцем в сторону пруда.
Беззвучно проклиная все и вся, Зверобой подкрался к живописному водоему, поверхность которого украшали цветущие королевские лотосы. О способности огненных дев плавать он, само собой, понятия не имел, но хорошо запомнил, с каким удовольствием Харикон полоскалась в воде при всяком удобном случае. Постояв на берегу и немного поразмыслив, черт пришел к выводу, что нырять или пытаться облететь пруд на метле бесполезно, – ускользнет опять. Он отпустил свой транспорт на волю, сел у самого берега, скрестив ноги, и откашлялся.
– Прости меня, пожалуйста, – начал он громко. – Я не имел права тебе грубить и обижать. Этого больше не повторится.
Из-за ближайшего цветка выглянула белая мокрая макушка, а за ней следом показались подозрительно сощуренные светлые глаза.
– Не убегай, пожалуйста, – перешел Зверобой к тяжелой артиллерии, – а то меня уволят.
Она показала лицо целиком и сердито дернула носом.
– Прости? – черт пустил в ход самую свою милую улыбку.
– Врешь, – без проблем определила она.
Зверобой тихо выругался.
– Про увольнение не врешь, – гордо вздернув подбородок, феникс медленно побрела к берегу. – Я хочу другую одежду и есть.
– Да кто б сомневался, – беззвучно проговорил черт, поднимаясь с земли. Он уныло оглядел неприлично прилипшую в самых ненужных местах рубашку птицы, снял с себя толстовку, завернул в нее недовольную спутницу и капюшон ей надвинул до самых глаз.
– Это зачем еще? – огрызнулась она.
– Для профилактики преступлений на сексуальной почве. – Зверобой ухватил ее за плечи и повел к выходу из парка.
– Я сама идти могу!
Пока такси поймал, пока до торговой зоны доехал, пока одежду купил, выяснил, что она много чего «сама могу». И садиться она «сама могу», и куда ехать решить она «сама могу», и платье себе с бельем выбрать, и в примерочной с петлями и замками непривычными справиться, даже туфли надеть она «сама могу». Все сама.
Сверкнув злыми глазами, птица выхватила у черта из рук свой поднос с едой.
– Я сама!
Молодой домовой, что садился за соседний столик споткнулся о собственную бороду и едва не рухнул на пол, засмотревшись на невероятной красоты и самостоятельности чаровницу. Зверобой со вздохом продемонстрировал очередному влюбленному незнакомцу удостоверение. Настолько часто он запястьем не светил никогда. Проще было, когда его за защитника принимали.
