Даже Тэруми, которая тоже была далека от Башни и ведьм, нашла себе компанию. Чонсок видел, что любимой общение с Мирком было очень по душе: они были словно два хитреца, которые пытались поймать друг друга на неосторожном слове, но при этом искренне радуясь возможности вытянуть какие-нибудь подробности из жизни друг друга.
Фенрис в общих разговорах не участвовал, занимая позицию незаметного наблюдателя. Видя, как солдаты Инквизиции из разных отрядов и ищейки, кайнарис, лекари, учителя, а также другие маги, весело переговариваются, делятся чем-то личным, подшучивают друг над другом, он понимал, что прямо сейчас и рождается новый мир, где нет оков, где нет изоляции, где возможно жить без деления на магов и людей без дара. Наверное, именно таким и видел новый мир Инквизитор Фредерик. И где-то глубоко в душе шевельнулось сожаление. Человек, который посвятил жизнь, чтобы вот такой вечер был возможен, должен был увидеть это своими глазами.
Лайя мягко коснулась спины Лукаса, который уснул прямо за столом, положив на свои руки голову, и тихо сказала:
— Лукас, иди спать, уже поздно.
— А? Что? — Парень поднялся и стал сонно обводить всех взглядом: — А Чон? Куда пошел? Почему не подняли меня?
— Всё хорошо, он уже спит, у себя, — успокоила его Лайя.
— А-а-а-а… Тогда хорошо. — Он снова осмотрелся и нашел глазами отца. — Пап? Я пойду, ничего, да? Я же вроде как не нужен сейчас…
Грегори послал ему теплую улыбку, и Лукас поплелся в свою комнату, широко зевая. Удержаться было невозможно — Лайя тоже зевнула, а затем решила, что с неё на сегодня достаточно событий и людей, и тоже ушла спать.
Постепенно разговоры, иногда сопровождающиеся взрывами смеха, стали затихать. Уставшие за день люди один за другим стали разбредаться по своим комнатам. Грегори, как хозяин дома, оставался до тех пор, пока последний гость не ушел отдыхать. Заглянув перед сном в комнату к сыну, чтобы лишний раз убедиться, что тот жив и снова рядом, тоже отправился спать.
* * *
Различия в мировосприятии, культуре и укладе государственного строя не заставили себя ждать, превращаясь в серьезное испытание для выдержки Чонсока. Неважно, поддержал ли Глава его в войне, выделил ли всех солдат и воинов, просто крепких физически мужчин на войну — к торговцам это не имело никакого отношения. Отдавать бесплатно оружие, зелья, провизию и другие нужные предметы для предстоящего перемещения к Налии никто не собирался.
Неприятным сюрпризом стало и понимание, что понятие власти в королевстве не являлось абсолютным. Нет, конечно, Чонсок и раньше знал об этом, но знать и теперь испробовать на себе — это немного не одно и то же. Слово Главы города не считалось для торговцев весомым аргументом, чтобы сотрудничать с армией. С каждым Глава договаривался. Не приказывал, а договаривался! С простыми торговцами… Договаривался! Подписывал соглашения, выдавал гарантии, компенсации и другие весьма официальные бумаги.
В империи слово Повелителя — закон, а в военное время никто никого не спрашивал. Если было нужно, то азуры отдавали всё, что потребуется, включая жизнь. И такой уклад страны Чонсок считал единственно верным.
Получив гарантии со стороны руководства города, торговцы на этом не остановились. Они специально завышали цены, и с этим Чонсок тоже ничего не мог сделать. Своё желание собрать их всех на площади и показательно казнить, а их имущество забрать во благо людей, которые пойдут на смерть ради свободы всего королевства, он не мог реализовать: вряд ли это способствовало бы хорошему расположению со стороны остальных жителей.
Поэтому он терпел. Мужественно. Покричать и помечтать, в красках расписывая, как головы этих омерзительных людей катятся по эшафоту, он мог только Фенрису, Тэруми и Лайе. И то вечером, наедине, после того как Лайя применит заклинание звуковой изоляции.
Ещё он обещал сам себе. Со временем. Всё со временем. Он всё исправит. И пусть в чужую обитель со своими правилами не лезут, оставлять всё так, как есть сейчас, он точно не собирался. Так что… Со временем.
* * *
Идею скупить все яды, какие есть в городе, чтобы потом использовать их в бою, одобрили. Получив заветную бумагу, позволяющую записывать товары в долг, бумагу, которую потом предъявят Чонсоку, когда тот взойдёт на престол, Лайя подошла к самой большой лекарской лавке Трекании. Хозяин хоть и не сразу, но всё же узнал её. Радость встречи и ранее тесное противозаконное сотрудничество никак не касались материальной стороны вопроса — Лайя продемонстрировала бумагу Главы города. Хозяин едва взглянул на документ и поспешил запереть дверь лавки. На двери появилась табличка «Закрыто».
Девушка прошла за ним в уже знакомую комнату, вход в которую был скрыт за книжным шкафом. Оказавшись там, Лайя не смогла сдержать улыбки. Все, как она и запомнила. Стройные ряды стеллажей с аккуратно поставленными колбами и пузырьками с жидкостями всех возможных цветов. Хозяин быстро записывал под диктовку новый заказ, сразу же делая для себя пометки по наличию и оговаривая сроки изготовления. Согласовав дату поставки, они вернулись в парадный зал с обыкновенными лекарствами.
Составы, которые взрывались при ударе о препятствие и несли смерть всему живому в радиусе нескольких метров; зелья, усиливающие быстроту реакции и силу, но имеющие серьезные побочные действия; и другие опасные, запрещенные, но такие полезные в бою эликсиры, нельзя было официально занести в отчетные документы. Поэтому Лайя и бывший, ещё со времен Кхалибэ, компаньон надолго застряли, подбирая более подходящие по цене обычные, разрешенные зелья, чтобы внести их в список покупок для Главы города.
Ушла из лавки Лайя чрезвычайно довольная собой. Зелья, которые изготовят для них, очень помогут, особенно магам, когда их магический резерв закончится — ведь не все были настолько физически сильными, как Фенрис и Дарий. Многие люди с даром рассчитывали только на свои магические способности.
Посетив ещё несколько лавок и накупив нужных себе вещей, она направилась к лавке пекаря. Увидев Тэруми, которая набрала себе сразу несколько чашек кофе и булочек, Лайя поспешила к ней.
— Тоже бессовестно тратишь городскую казну? — вкрадчиво проговорила она.
Тэруми бросила на неё утомленный взгляд:
— Вот только быть гласом Чона не нужно. Давай без этого, а? И что значит «тоже»?
Лайя присела рядом и протянула ей бумагу. При виде цифр глаза Тэруми стали огромными.
— Лучше не показывай это Чону. Он тебя убьет, — уверенно проговорила Тэруми. — Вы уже с Фенрисом ушли вчера, а Чон всё не мог успокоиться: перебирал бумаги и ворчал, говорил, что всей стране потом придется долги Трекании возвращать, что проще после войны этот город сжечь. Мол, нет тела — нет человека — нет долгов.
Лайя засмеялась.
— Тут всё для дела, а зелья согласовывала с ним!
— Да, вижу, особенно альбомы, карандаши… Я так понимаю, ты имперцев будешь заставлять позировать до смерти, — с ехидцей сказала Тэруми. — Правда, есть ещё вариант — метать в них карандаши, а потом прикрывать их тела бумагой…
— Вредина, — посмеиваясь, ответила Лайя и поднялась, чтобы тоже себе что-нибудь купить у пекаря.
Тэруми протянула ей свой лист.
— Вот, покупай дальше на мой. На меня Чон не будет долго сердиться. Да и у меня есть секретное оружие, которое никогда не оставляет его равнодушным. — От последней фразы лицо Лайи коснулось смущение, фантазия подбросила весьма пикантные варианты. Тэруми при виде реакции сестры захохотала, а потом сказала, тщательно проговаривая каждое слово: — Глаза, ведьмочка, мои глаза не оставляют его равнодушным! — Она демонстративно похлопала ресницами, придавая лицу невинный и раскаивающийся вид, а потом ехидно усмехнулась. — А не то, что ты подумала!
Лайя поспешила к торговцу. Вернулась только тогда, когда смущение немного отступило. Ароматный чай и пирог с мясом окончательно вернули ей хорошее настроение.
— Хотя то, о чем ты подумала, его тоже радует, — не удержалась и повредничала Тэруми, чтобы снова насладиться вспыхнувшим смущением сестры.
