— Обязательно повстречаем, — согласился Добруня. — Игнат с Малютой не из тех, кто одни во всей Соломянке останутся в ночь на седмицу. Там хоть окна досками заколачивай — все равно вовкулак найдет лазейку и проберется в дом. А уж тому, кто с ним повстречается, ни за что не уберечь своей печенки. Вот мы с Беляком и Кушаком и хотим эту тварь изловить, да головушку ей и отсечь. А уж что с туловом дальше делать, так то пущай местные крестьяне сами решают. На костер, так на костер. А кол в грудь, так кол в грудь. Нам все едино, лишь бы вовкулак этот воду в Соломянке больше не мутил и людей не мертвил!
Вот тут я и решил вставить в их разговор свое слово.
— Сомнения меня терзают на этот счет, Добруня Васильевич! О вовкулаках я наслышан, но никто никогда не говорил мне, что они печенью человечьей питаются. Да и рога вовкулакам ни к чему, потому как они и когтями прекрасно обходятся.
Добруня сызнова меня осмотрел всего с ног до головы и причмокнул, дернув щекой.
— Что-то не похож ты на витязя Истиславова, — заметил он с прищуром. — Одежка на тебе не нашенская. В такой на битву не ходят. Да и меч у тебя на поясе больно странный. Тощий какой-то, с таким много не навоюешь… Из каких земель ты к нам пожаловал, княже, вместе с боярышней своей?
— Из города Святого Петра, что на Варяжском море, — ответил я не задумываясь. — Алексей я, Федоров сын. А это Настасья, сестрица моя.
— Далече живешь, Лексей, — понимающе кивнул Добруня. — Так далеко, что я никогда о таком городе и не слышал… И куда путь держите?
— Направляемся мы в Зеркальный храм, что на скале Арабойра. Дело у меня важное к тамошним жрецам.
— Ясно, — сказал воевода. — Магом хочешь стать?
— Навроде того, — не стал отнекиваться я. Тем более, что к теме разговора это не имело никакого отношения. — Но сейчас меня больше интересует вовкулак, что в Соломянку на каждую седмицу захаживает… Как же вы втроем его изловить собираетесь?
Тут вдруг рассмеялся помощник Добруни Васильевича, которого тот назвал Беляком. За светлые волосы, должно быть.
— С превеликим трудом ловить собираемся! — заявил тот, продолжая смеяться. — Без труда, Лексей, и рыбов из пруда не вытащить!
— Все хаты нынче там будут пустовать, — деловито пояснил Кушак. — Вот мы втроем в любой из них и останемся на ночь. Вовкулак почует добычу и ворвется к нам в дом, вот тут мы его и порубаем в капусту.
— Он ожидает встречи с простыми крестьянами, и будет не готов, когда на него выйдут сразу три богатыря! — добавил Беляк. — Спорить не стану — кому-то из нас, возможно, и туго придется. Все-таки с волкулаком дело иметь будем, а не с зайцем. Но троих нас ему не одолеть.
— Знатно придумано! — похвалил я. — Только что ж вы для этой цели не наняли бывалого охотника за нечистью? У него и опыта побольше вашего будет.
— Опыта побольше, — тут же согласился воевода. — Да вот только и берет за свою услугу бывалый охотник столько, что всей Соломянке не потянуть, а в Лисьем Носе никто им помогать в этом деле не возьмется. В Лисий Нос волкулак не суется.
— Это пока не суется, — сказал я. — А как проголодается вконец, как смекнет, что люди из Соломянки от него за стенами Лисьего Носа прячутся, так и нагрянет к вам без всякого приглашения. Вот только поздно уже тогда будет охотника искать. Своими силами разбираться придется.
По хмурому виду воеводы было понятно, что слова мои задели его за живое. Он поглядывал на меня время от времени исподлобья — коротко, но совсем без злобы, скорее с одобрением. Потом скользнул взглядом по Насте с Тихомиром и ответил:
— Ты думаешь, Лексей, что я этого не понимаю? Думаешь, что Беляк с Кушаком этого не понимают? Все мы понимаем, и уже давным-давно, с того самого дня, как вовкулак в Соломянке впервые полакомился человеком… Но как только я начну просить людей собирать деньги на услуги охотника, они меня сразу же и спросят: «А для чего тогда мы тебя, Добруня Васильевич, воеводой выбрали? Жалование выплачиваем, тебе и помощниками твоим? Для чего нам нужон ты, если деньги платить постороннему охотнику за нечистью приходится?» И они будут правы, Лексей. Вот потому мы и идем сейчас втроем в Соломянку, что служба у нас такая!
И тогда я сказал ему то, что совсем не ожидал от себя, чего еще мгновение назад говорить не собирался, и даже в голову мне подобное не приходило. А сказал я следующее:
— Тогда возьми и меня с собой, Добруня Васильевич! Если уж вы и втроем с вовкулаком справиться собираетесь, то впятером мы и подавно его одолеем. А Настасья Алексеевна нас покуда в Лисьем Носе обождет.
Собственно, слова мои если кого и удивили, так это Настю. Она вскинулась в седле, да столь резко, что опять едва не рухнула наземь. Но я снова успел ее поймать.
— Сумароков, курва, ты чего мелешь⁈ — так и взвилась она. — Ты куда собрался⁈ Оборотню прямо в пасть? Чтобы я здесь навечно одна осталась?
— Навечно одна ты не останешься, Настасья Лексеевна, — добродушно пообещал ей воевода. — Ежели с братцем твоим чего случится, так мы тебя живо замуж пристроим. Вот хотя бы за Кушака. Он у нас холост пока, не успел женушкой да приплодом обзавестись… А, Кушак? Возьмешь Настасью Лексеевну в жены, коль нужда взбредет?
Кушак с каким-то новым выражением лица принялся осматривать Настю, да внимательно так, словно и впрямь женихом себя почуял.
— На лицо, конечно, девица хороша, — выдал он наконец свое заключение. — Тут спору нет. Вот только тоща больно. Боюсь, не померла бы.
— Эта помрет — другую найдем! — заверил его Беляк. — У Марусеньки моей подружайка задушевная имеется, вот она тебе как раз в пору! Та ежели к скамье тебя грудью прижмет, то уже не отобьешься, Кушак…
— Эй! — возмущенно закричала на него Настя. — Ты чего моего жениха раньше времени каким-то там подружайкам сватаешь⁈ Пусть себе своего найдет, а на чужих рот не разевает!.. Так! Никуда я одна не поеду, ясно вам⁈ — она указала пальцем на каждого из нас по очереди. — В Соломянку пойдем либо все вместе, либо не пойдет никто! Понятно⁈
Мне стало очень интересно, что она будет делать, если кто-нибудь ей возразит. Но проверить не решился. Да и другие тоже вступать с ней в спор не пожелали. А воевода тот и вовсе сразу же согласился.
— Вместе так вместе, — сказал он. — Сказывают, что на девичий дух вовкулак вернее приходит. Вот и проверим. А тебе бояться нечего, девица красная. Тебя сразу пять воинов сторожить будут, один из которых чародей убиенный, а убиенные чародеи, я слышал, страх какие смертоносные становятся. Верно говорят, Тихомир?
— Вот нынче ночью и проверим, — сумрачно ответил ему призрак и сразу поворотил коня.
Я тоже развернулся, а следом на за мной и Настя. Мне снова пришлось придержать ее, потому что она в очередной раз удумала выпасть из седла. И скорым шагом мы двинулись в обратный путь.
Раскрасневшееся солнце уже коснулось горизонта и сразу принялось истекать вечерней зорькой. Вскорости на пути нам повстречались Игнат с Малютой — с бабами своими, коровой, да несколькими овцами. Завидев нас, они поторопились съехать на обочину. Снова, как и в первый раз, поклонились в пояс и не разгибались, пока мы не проследовали мимо.
Соломянка встретила нас тишиной. Песок на дороге искрился в лучах заходящего солнца, а листья на деревьях поникли в полной неподвижности, и не беспокоило их ни малейшее движение воздуха. Пару раз нам встретились перебегающие дорогу коты. Где-то — я так и не понял, где именно — кудахтали куры.
Остановиться на ночь решили в доме старосты. Соломянка не была зажиточной весью, так что это дом являлся единственным, в котором могли бы разместиться пятеро дюжих мужчин, и выделить при этом отдельное помещение для девицы.
Ворота во двор были закрыты изнутри, и пока я высматривал калитку в ограде, Тихомир спрыгнул с лошади, встряхнулся, подернувшись мелкой рябью, и легко прошел прямо сквозь ворота. Изнутри загремел засов, затем створки медленно раскрылись. Дом старосты смотрел на нас черными глазами окон, затянутых бычьими мочевыми пузырями, в которых красными зрачками сверкало множество отражений заходящего солнца.
