Снова закрывать ворота на засов мы не стали. Во-первых, толку от этого было немного — ни одна ограда не могла остановить вовкулака, будь она высотой хоть с городские стены. Вовкулак мог легко цепляться за любые поверхности и передвигаться по ним, как по ровной земле. А через обычные заборы запросто перемахивал в один прыжок.
Во-вторых же, перед нами не стояла задача спрятаться от вовкулака. Совсем наоборот — нам нужно было, чтобы он легко понял, в каком доме остались люди, и нагрянул туда с целью поживиться свежей печенью. Вот тут мы его и встретим. Тепленького.
Или какими там бывают вовкулаки…
Глава 15
Увлекательная ночь на седмицу в Соломянке
Хлев, где мы привязали наших лошадей, пришлось запереть крепко-накрепко. Подпускать вовкулака близко к лошадям желания не было никакого. Если бы и не сожрал он их, то мог запросто задрать, тем более что особого труда это для него не составило бы. Достаточно ему было лапой махнуть своей когтистой, чтобы кишки лошадиные вывалились на землю.
Тихомир нарисовал углем на воротах хлева защитный знак в виде трех лежащих на боку крестов, с летящим копьем над ними. Остатков его магии не хватило на то, чтобы наложить на ворота настоящее заклятье, а потому он просто рассыпал перед порогом соль, которая нашлась в доме. Всем известно, что вовкулаки не любят соль и почему-то ее боятся. Это не означает, конечно, что если осыпать солью всю землю вкруг дома, то вовкулак испугается и сразу убежит. Соль, конечно, неприятна для него, но не настолько, чтобы отказаться от свежей человеческой печени.
Комнат в доме старосты хватало. Мы расположились в горнице. Это была самая большая комната в доме, да и два окна ее выходили во двор, на ворота. В остальных комнатах, а их я насчитал всего четыре штуки, все ставни пришлось закрыть. Если вовкулак примется их выламывать, нам легче будет понять, где он находится.
В любом случае, встретить его лицом к лицу, — а точнее, лицами к морде — нам предстояло именно в горнице. Здесь было достаточно просторно для того, чтобы размахнуться мечом или булавой. А вот вовкулак, в силу огромного роста, потеряет здесь большую часть своих преимуществ. И это сильно облегчит нам задачу… Наверное. Хотя, я могу и ошибаться. И если это так, то все может обернуться достаточно грустно для всех нас.
Думая обо все этом, я поглядывал на воеводу с его помощниками, которые с невозмутимым видом подтачивали камнями свои мечи.
— Вовкулак кольчуги не носит, — негромко объяснял Добруня. — А потому заточку нужно делать «на бритву», чтобы резало лучше. А вот если супротив беценека идти, тогда точить следует «на топор» — так кольчугу лучше прорубает, и клинок не портится…
Подобные премудрости мне не были известны. Я выложил на широкий обеденный стол широкий меч Тихомира, а рядом положил свою шпагу, которая рядом с этим большим грозным оружием казалась какой-то детской игрушкой. Да и сам я ощущал себя в некотором роде ребенком, которого взрослые дяди взяли с собой на охоту.
Эти огромные богатыри были теми самыми витязями, о которых мне в детстве сказывал отец. Теперь, когда они слезли со своих крепких скакунов и сняли с головы боевые шлемы, я видел, что возрастом постарше меня выглядел только сам воевода Добруня Василевич, да и то не намного, на несколько годков всего. Беляк же с Кушаком может и помладше меня были, да только жизнь их не особо баловала, так что повзрослеть им пришлось куда как раньше. Наверняка, как только меч в руках держать силушек стало хватать, так и отправились в войска.
В доме нашлись свечи. На столе в горнице оставили одну, прямо напротив окна, чтобы со двора ее огонек заметен был, а вторую я отдал Насте, которая устроилась в небольшой комнатке рядом с горницей. Должно быть, некогда эту комнату использовали в качестве кладовой, но потом жильцов в доме по какой-то причине прибавилось, и тут поселили кого-то из детей. Во всяком случае, на большом сундуке с плоской крышкой лежал овчиной кверху огромный тулуп, а на нем — связанные узлом какие-то одежки. Узел этот, как я понял, служил в качестве подушки.
Окна в комнате отсутствовали вовсе, но для нас это было только к лучшему. Почуяв девичий дух, вовкулак не станет ломиться к Насте в комнату через окно, а наверняка попытается ворваться через двери, и тогда ему не миновать горницы. А мы с воеводою и его помощниками — тут как тут. С мечами, «на бритву» заточенными…
Ох, не знаю уж чем тут дело закончится! Магия моя в этом мире по-прежнему не желала никак себя проявлять, хотя я и чувствовал ее присутствие. Малоприметное, но постоянное, неотступное. Но так было даже хуже, чем не чувствовать ее вообще. Это похоже на то, когда у тебя чешется место на спине где-то промеж лопаток, но дотянуться до него, чтобы почесать, ты никак не можешь, как не стараешься.
Вот если бы ее не было вовсе, если бы не чуял я магии своей, то и не прислушивался бы к себе всякий раз, не пытался бы вызвать ее, и не проверял бы то и дело ее наличие. А надеялся бы только на свою шпагу, да на меч Тихомира.
Кстати, весьма интересно: будет ли работать в этом мире заклинание, наложенное на мою шпагу? Оно неплохо работало в моем мире, всякие там демоны очень не любили моего клинка. Но как дело с этим будет обстоять здесь, в Серой Руси? Как отнесется к этому местная нечисть?
Похоже, что очень скоро я это узнаю. Из первых рук, так сказать…
Вскорости за окном совсем стемнело. Последний красный лучик опустился за горизонт, и бычьи пузыри на окнах погрузились во тьму. Теперь поблескивал в них лишь размытый огонек свечи.
Я в очередной раз прислушался. Было очень тихо, лишь изредка где-то далеко начинала тявкать оставленная хозяевами собака, фыркали порой в амбаре лошади, да шумно дышали воеводины помощники. Они сидели у стола, положив мечи на колени, а булавы перед собой. Луки и колчаны со стрелами лежали тут же. Сам воевода сидел на скамье у окна, опираясь на обнаженный меч, как на посох. Тихомир же стоял в углу, прямо и неподвижно, похожий на стража у дверей дворца высокочтимого господина.
Пройдя через горницу, я заглянул в комнату к Насте. Она сидела на сундуке, свесив ноги, держала горящую свечу перед собой и смотрела на ее огонек как завороженная. Когда я вошел, она глянула на меня лишь мельком, а потом снова уставилась на свечу. Огонек над ней был почти неподвижен.
— Не страшно тебе? — спросил я шепотом.
— Страшно, — отозвалась Настя, и огонек тут же вздрогнул, забился во тьме. — Очень страшно. Оттого, что вовкулак убьет тебя, подлеца, а мне придется за Кушака замуж идти, чтобы не сгинуть здесь одной, среди этих дикарей… А что — детей мужу нарожаю, медицине обучу. Великими знахарями они станут! Почет и уважение им будет. Кушаковыми зваться начнут!
— Отличный план, — согласился я.
— Отличный⁈ — громко прошипела Настя, резко ко мне развернувшись. Отблеск свечи сверкнул в обоих ее глазах дьявольским огоньком. — Отличный, говоришь⁈ Ты зачем здесь остаться решил, башка твоя дурья⁈ Для чего тебе этот вовкулак чертов сдался⁈ Из шкуры его себе шубу пошить решил?
— Нет… — растеряно отозвался я. — Даже не думал об этом… Но мысль, кстати, хорошая. Шуба из вовкулака! В Петербурге такую за хорошие деньги продать можно было бы.
— Да подавись ты этой шубой! — сказала Настя обижено. — Ну зачем тебе этот вовкулак, Сумароков⁈ Это чужой мир! А у тебя в своем собственном проблем полная глотка! Сидели бы сейчас в Лисьем Носе, чай с пряниками попивали, так нет — ждем здесь в потемках, пока за нами оборотень явится…
Я неуверенно пожал плечами.
— Ну так… помочь людям надо! Зверюга опасная, много народу еще пожрать может.
— Это не твои люди, Сумароков! Это чужие люди!
— Ну так люди же… А домой мы завсегда успеем вернуться, сколько бы здесь времени не прошло. Беспокоиться нечего. Не родился еще тот зверь, который Лешку Сумарокова на тот свет приберет!
Не успел я договорить эту фразу, как где-то наверху, на самой крыше, что грохнуло. Это было похоже на то, как если бы на нее уронили что-то очень тяжелое.
