Дерзкая. Трилогия (СИ) - Шитова Наталия

— Лера?

— А можно я спрошу? — раздражённо вскинулся он. — А почему кто-то должен тебе говорить? А сама ты не видела? Что у него бронхиты один за другим? Что он пробежки по утрам бросил? Что в качалку ходить перестал? Что дядя Юра теперь в его присутствии старается не курить? Ничего не замечала, да?

— Я спрашивала, почему не бегает больше… Он сказал: «Старый стал, ленивый…» — прошептала я.

Так стыдно мне ещё никогда не было. Больно, страшно и стыдно.

— Ему трудно дышать при нагрузках, — пояснил Лерка уже спокойнее. — И стрессы ему тоже противопоказаны. Нужен свежий воздух и не переутомляться.

— Ты должен был мне рассказать! — закричала я. — Если я настолько слепа, нужно было ткнуть меня носом!

— Мама… Если ты хочешь знать о нас всё, тебе всего-то надо вернуться из своего монастыря, — чётко выговорил Лерка.

— Из какого монастыря? — растерялась я.

— Из того самого, мама, — вздохнул Лерка. — Насовсем вернуться!.. Ладно, что теперь об этом. Ты полетишь с ним?

— Что?

— Ты полетишь с папой? — повысил он голос. — Или мне лететь?

Я, наконец, вернулась к реальности.

— Я полечу. Ты останься с Маем, и разберитесь с этой дверью. Это из тех самых неучтённых, которые вы хотели отыскать. И пусть Май потом мне расскажет, когда закончите.

— Хорошо, — кивнул Лерка.

— Будь осторожен там! — махнула я рукой на проход в скале.

— Не волнуйся, с нами остаются гвардейцы. Разберём завалы аккуратно.

— И ещё… Ты заглядывай иногда к нам, пожалуйста.

— Конечно, обязательно, — мягко сказал Лерка. — Я буду с вами. Всё время.

Я поспешила в медицинский вертолёт, и как только за мной закрылась дверь, машина пошла на взлёт. Внутри почти не качало, но вибрация от двигателя была ещё сильнее, чем в маленьком вертолёте. Олег лежал неподвижно, на лице прозрачная кислородная маска, повсюду прикреплены небольшие датчики. Широкая белая лента опоясывала Олега, прижимая к ране массивное устройство с экраном. В правую руку уже успели вставить катетер.

— Расскажи, как он, — я подошла к врачу, который смотрел не столько на раненого, сколько на свои экраны, индикаторы и кнопочки.

— Объективно — состояние тяжёлое, но стабильное, — ответил врач. — В первые минуты после взрыва всё было сделано правильно, и это спасло ему жизнь. Конечно, кровопотеря очень большая, но он крупный и крепкий мужчина, объем крови у него значительно выше среднего.

— Что это за белый пояс?

— Это приспособление механически сдавливает разрезанные сосуды. Куда эффективней тампонажа и сдавливания руками. По прибытии на место проведём операцию по сращиванию двух крупных сосудов. Здесь её делать нельзя, нужна полная неподвижность и отсутствие вибраций.

— Это сложная операция?

— Нет, — уверенно заявил врач. — После неё больной находится двое суток в медикаментозной коме, за это время оперированные сосуды восстанавливаются. Более мелкие сосуды и капилляры подвергаются другой обработке и восстанавливаются чуть дольше. Но в любом случае через неделю он будет на ногах.

— Тот коагулянт, который мы ему ввели там…

— Я задал трёхдневную программу профилактики тромбоза, этого должно быть достаточно. В целом, для своих лет он в отличной форме, — заметил врач. — Надеюсь, что выберется без осложнений.

Врач, наконец, оторвался от приборов и впервые за весь разговор взглянул на меня.

— Сейчас главное, чтобы он не терял сознание. При кровопотере обморок чреват неконтролируемой комой. Комплекс поддерживающих препаратов я ввёл, но будет лучше, если его постоянно теребить и держать на плаву. Ментальные контакты лучше исключить, это чрезмерные энергозатраты.

Я подошла к изголовью и, откинув сиденье, подсела к Олегу. Он лежал, прикрыв глаза, но ресницы нервно дёргались. Девушка-медик подвесила на подставку капельницу, вставила трубку в катетер, что-то повернула и ушла.

Я положила руку на плечо Олега, погладила. Он открыл глаза, покосился на меня, и под прозрачной маской я увидела его слабую улыбку.

— Врач сказал, через неделю всё будет уже позади. Они быстро вылечивают такие раны.

Олег кивнул. Я услышала слабое шуршание фольги.

— Олег, нельзя! На это уходит много сил!

«Тогда пусть снимут с меня этот намордник!»

— Твоим лёгким нужен кислород. Не капризничай!

Но Олег всё-таки поднял левую руку и стянул с себя маску.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал он, но сделал вздох и сильно закашлялся.

Трубка капельницы выскочила из катетера, а из-под давящего пояса пополз кровавый язык. И сразу же система засигналила на разные голоса. Откуда-то возникла серьёзная девушка, поправила и прижала белый пояс, вытерла кровь. Потом вставила капельницу на место и решительно надела маску обратно на Олега.

— Вот видишь, что ты натворил! — испугалась я. — Лежи смирно! Успеем наговориться.

Я взяла его за руку. Он тяжело вздохнул, потом вздрогнул, широко открыв глаза, и сильно сжал мои пальцы.

— Больно? Потерпи, мой хороший. Всё пройдёт.

Олег опять слабо улыбнулся и кивнул, высвободил руку, потянулся к моей голове, погладил меня по щеке, а потом потёр у меня под глазом.

«Не реви!»

Я не плакала, но дело к тому шло, и Олег не мог этого не чувствовать.

Я перехватила его руку и положила к себе на колени, держа пальцы на его запястье.

«Слушай… Если есть что-то, что касается нас двоих, не надо задавать кому-то вопросы. Спроси меня. Я тебе всё скажу. А если кто-то упрекает — не вздумай оправдываться…»

— Ты про Лерку?

«Я ему всыплю ещё за длинный язык…»

— Не смей! Он твой сын и имеет право тебя защищать.

«Он не должен был так с тобой разговаривать!»

— Брось, он любит нас обоих, так не разорваться же ему!

«Не мешай мне воспитывать ребёнка так, как я считаю нужным!»

Я невольно рассмеялась. Олег тоже улыбнулся под маской, лукаво прищурился. Затем взгляд его потускнел. Биение пульса под моими пальцами заметно ускорилось, но стало совсем слабеньким. Раздался резкий сигнал.

Вновь появилась девушка со шприцем, отобрала у меня руку Олега и стала колоть вену.

— Что случилось?

— Давление падает. Стабилизируем, — коротко ответила она, уходя обратно.

В моей голове взвился Леркин прохладный ветер.

«Мама, успокойся! У вас всё под контролем».

«Лера, мне очень страшно».

«Это лучшие медики. Они делают всё правильно. Я вижу параметры на приборах, ничего страшного там нет. С папой всё будет хорошо».

Лерка отключился.

Через некоторое время Олег опять поднял руку и коснулся моего лица. Его взгляд снова стал осмысленным. Не сводя с меня глаз, он осторожно вытер влагу с моих щёк.

«Возьмёшь меня опять в напарники, через неделю? Обещаю, что буду осторожнее».

— Лучше обещай, что, слушаться меня станешь беспрекословно. Иначе зачем мне такой напарник? Возьму Мая, а ты будешь сидеть с Юркой в архивах.

«О! Если у меня есть шанс составить конкуренцию молодому красавчику, мои дела ещё не так плохи».

Я опять рассмеялась.

— Ой, какой же ты дурак!

«Дурак-то дурак, но не слепой. Май был у нас через десять минут после взрыва. Думаешь, это потому что он сильно беспокоился обо мне? Или всё-таки о тебе?»

— Ты что, серьёзно, что ли? — рассердилась я.

«Конечно, серьёзно. Он уже не подчиняется приказам, но ещё больше отирается вокруг тебя. Словно именно для этого он и попросил отставки».

— Прекрати! Он много сделал для каждого из нас! Его мотивы меня не очень интересуют.

«А меня — очень!»

— Вот интересно, с каких это пор ты стал контролировать, кто вокруг меня отирается?!

«Всегда. Я это делаю всю жизнь. Но только сейчас у меня появился повод для вопросов».

Я всмотрелась в его глаза. Он не шутил. Я не чувствовала ни его гнева, ни обиды, ни даже раздражения, только стойкое беспокойство и тревогу.

— Я не понимаю тебя.

«Если этот мальчишка всего лишь в тебя втрескался по уши, я это очень легко могу понять. Это было бы неудивительно. Но если вдруг это нечто совсем другое, к чему я не готов, то это меня серьёзно беспокоит».