Попаданец. Чужая империя (СИ) - Грошев Григорий

С «парадной» стороны подошёл ещё один полицейский. Он носил странные брюки: как мне показалось, они слишком сильно обтягивали его ноги. Особенно в области паха. Тот перехватил мой взгляд и подмигнул. Я смутился.

— Вот это и есть опаснейший злодей? — спросил он. Голос этого копа смутил меня ещё больше брюк.

— Он самый! — кивнул усатый. — Принимаете?

— А как же, — ответил первый полицейский, больше похожий на дворянина. — А ты, Николенька, свободен. На первый раз тебя прощаю, так и быть. Иди пока, потереби свои усы и подумай над поведением.

— Классные усы, — широко улыбнулся второй. — Я б потеребил, чесслово!

Полицейские ввели меня в парадную часть. Клянусь, тут даже воздух был другим! Я ощущал аромат ванили. Он бередил и без того сильный голод. Куда меня ведут? Зачем?

— Господа, — сказал я. — Не могли бы вы мне объяснить, в чём я обвиняюсь?

— Господа! — передразнил первый. — Вот смех!

— Ох ты, мой господин, — передразнил второй. — А может, поиграем в экзекутора? Я бы не отказался.

— Лермонтов, отставить! — буркнул первый. — Хватит уже поясничать.

— Господин Гаршин, простите меня великодушно! — ответил второй. — Но вот это обращение… Вы не находите его забавным? Господа… Словно мы на офицерском собрании.

Мы вошли в уже знакомый мне кабинет для допросов. Обстановка не изменилась. На столе стояла аккуратная вазочка с печеньем, а рядом — графин с водой. Меня усадили в кресло, но наручники никто не снял. В какой-то момент я резко дёрнулся — и схватил зубами печенье. Принялся жевать.

— Ты погляди, какой талант! — умилился Лермонтов. — Можно ведь просто попросить…

— Жуй скорее! — рявкнул Гаршин. — А то сейчас Фёдор Михайлович вам обоим это печенье знаешь, куда вставит?

Послышался стук каблуков. Мерные шаги, будто человек особо никуда не торопится. А шаги тем временем были всё ближе. Что же меня ждало? Ссылка, новые плети? А может, здесь и смертная казнь была в ходу?

Глава 35. Всё ещё Следак

Я осмотрелся. Всё тот же паркет. Удобное кресло, аккуратный диван. Вот зачем в комнате для допросов — диван? Уже знакомый мне следователь вошёл в помещение, кивнул полицейским. Сел за стол и положил перед собою бумаги. Внимательно посмотрел на меня.

— Да тебя не узнать, Семён, — сказал он без тени улыбки. — Побрился. Постригся. Стал выглядеть на свой возраст, в конце концов.

— Здравствуйте, — ответил я. — Хочу попросить прощения за тот побег…

— Да брось, — отмахнулся Фёдор Михайлович. — Подумаешь, три дисциплинарных взыскания, пять строгих выговоров… Одному нашему сотруднику даже выписали плетей. Сущая мелочь!

Лермонтов и Гаршин подобострастно рассмеялись. Следователь сцепил руки и посмотрел мне прямо в глаза. Вот, значит, в чём причина их недовольства. Можно подумать, на моём месте они бы не стали убегать! Пауза была просто театральной. Наконец, следователь продолжил:

— Рассказывай, что ещё натворил. Времени у меня мало.

— Ничего, — пожал я плечами. — О прошлой жизни ничего не помню. Мне кажется, я работал врачом.

Полицейские переглянулись между собой.

— Фамилия Частный тебе что-нибудь говорит? — спросил следователь.

— Нет, — честно признался я.

— Бобруйск?

— Ну, знаю такой город, — пожал я плечами.

Правда в том, что про Бобруйск я знал только мем. «В Бобруйск, животное!» Никогда не понимал его, если честно. Кажется, Бобруйск — это где-то в Белоруссии. Или в России?

— Хочешь узнать, кто ты и что ты? — спросил следователь.

— Да, если можно, — кивнул я. — Только мне бы попить.

— Попить? — воскликнул следователь.

— Да, — сказал я. — Два дня не пил.

Фёдор улыбнулся. Посмотрел на своих подчинённых. Тут я убедился в мысли, что это из-за него мне организовали лечебное голодание. Вот ведь, злопамятный какой!

— Ладно, — махнул он рукой, — снимите наручники. Так вот, слушай, Семён Частный. Тебе двадцать девять лет. И происходишь ты из обычной городской семьи. Учился ты не на врача, а на коновала. Ветеринара, если говорить по-простому. И характеризовали тебя как студента со средними способностями.

Я взял графин и налил стакан. Выпил. После долгой жажды или голода крайне важно соблюдать умеренность. Иначе может стать хуже. Но как её соблюдать, если пить хочется сильно?

— Можно я ещё печенье возьму? — попросил я.

— Господи, сама непосредственность! — всплеснул руками Фёдор. — Ну как на такого можно серчать? Бери. Я такую гадость и не ем. Так вот, Семён. Четыре года тому назад, когда ты уже заканчивал свою учёбу, у тебя завязались отношения. С Анастасией Румышкиной, помнишь такую?

Он посмотрел мне в глаза пристально. Буквально буравил. Мне почему-то стало смешно. Вот кто совершал все эти ошибки прошлого? Кто же натворил всё это — я или тот, чьё тело теперь моё? И кто должен за это всё отвечать?

— Не помню ничего, — ответил я. — Мне казалось, что я — доктор. А коновал — это ветеринарный врач?

— Дослушай, бродяга, — потребовал следователь. — Вся семья Румышкиных была против ваших отношений. Однако же, ты их не прекратил… Но семья, однако же, оказалась с крепкими убеждениями. И посчитала вашу любовную связь — позором. И вот тут ты повёл себя, как трус.

— Как?

— Сбежал, — ответил Фёдор. — Подался в Москву. Поначалу у тебя даже была регистрация и договор найма койки. Но жизнь в большом городе не задалась…

— Не помню, — пожал я плечами. — Ничего. Простите.

— Ты погружался всё глубже и глубже на дно, — продолжал свою речь следователь. — А последний год и вовсе обретал на свалке… Где и произошёл досадный инцидент.

Мы помолчали. Я доедал уже третье печенье. Возможно, это казалось невежливым, но мне было наплевать. Полицейские с красивыми фамилиями хмурились, а Иванов буквально буравил меня взглядом.

— Не помню, чтобы я совершал какие-то преступления… — решил схитрить я. — Или я ошибаюсь?

— За тобою по следу шёл Иван Иванович Румышкин, — продолжал следователь. — Брат Анастасии. Той самой, из обедневших дворян. Таких, что не могут позволить себе частного сыщика. Он дал себе клятву чести найти тебя! И искал, искал… Кстати, регулярно отмечался в полицейском отделении. Он искал тебя, что называется, оперативным методом. Сам устраивался на работу в места, куда приличные люди не захаживают.

Очередное печенье в горло не полезло. Иван Иванович! А вот этого я помню. Неужели Семён так боялся здоровяка, что предпочёл жизнь бомжа вместо возвращения домой? Да уж… Мимо внимания следователя не прошло моё замешательство. Более того, мне стало понятно, что он режиссировал всю эту постановку.

— Странное дело, — с притворной усмешкой сказал Фёдор. — Иван исчез ровно в тот день, когда на базаре появился ты.

Я неопределённо пожал плечами. Отложил печенье. Следователь брезгливо придвинул ко мне всю вазочку.

— Ты его видел? — спросил он.

— Да.

— Вы разговаривали?

— Даже дрались, — сказал я. — Он получил по лицу. И ушёл. Больше ко мне не приставал.

Иванов оживился.

— Кто бы свидетелем вашей драки?

— Охранник из гостевого дома, — объяснил я. — Он потребовал от Ивана уйти. И тот ушёл.

Следователь призадумался. Он смотрел на меня с прищуром. Я буквально физически ощущал его вопросы. Очень странный допрос.

— Как зовут охранника? Сможешь опознать?

— Имя не помню, — соврал я. — Опознать — точно нет. Они все на одно лицо. Я готов поклясться, что не имею никакого отношения к исчезновению Ивана.

— А вот у меня другое видение, — произнёс следователь. — Ты разделался со своим обидчиком. И после — вернулся к нормальной жизни. Постригся. Побрился. Нашёл работу по специальности.

Мы помолчали. Он явно ждал ответа.

— Нет, — сказал я. — Иван действительно что-то говорил про сестру. Но я клянусь, я не помню ничего из той жизни. Ничего. Только как людей лечить!

Фёдор поднялся. Прошёлся по кабинету. Должно быть, он размышлял о том, стоит ли давать ход событиям об исчезновении Ивана. Возможно, анализировал мои показания.