Между добром и злом. Том 4 (СИ) - Кири Кирико

И это работало. Работало настолько что у Кондрата уши вяли, а этот нескончаемый поток всё не кончался. Но как это и бывает, в какой-то момент Дайлин нахмурилась. Её взгляд сразу устремился на дверной проём, и она всё подалась вперёд, пытаясь получше расслышать голос.

— Пусть поёт громче и немного выше, — попросила она, и Кондрат незамедлительно передал это на ухо сыщику, который тоже контролировал процесс. Тот кивнул и наклонился к мужчине на стуле.

— А ну-ка, спой повыше и погромче.

— Но это самые высокие ноты, которые я могу взять…

— Или ты возьмёшь ещё выше, или я позову сейчас того огромного парня, что ты видел на входе. У него есть плоскогубцы, которыми он открутит тебе яйца, и будь уверен, тогда ты заголосишь, как птица певчая.

— Я… — он нервно сглотнул. — Я постараюсь…

— Постарайся, — похлопал он того по спине.

Насколько Кондрат знал, этот сыщик работал здесь уже десять лет, больше занимаясь всякими маньяками и убийцами, которых следовало усмирить, когда те переходили границу и вызывали проблемы уже на государственном уровне. И подход у него был таким же «тонким».

Мужчина запел, и на этот раз Дайлин не сомневалась ни секунды, даже несмотря на то, что сам Кондрат услышал, как тот намеренно фальшивит.

— Это он, — кивнула она. — Это он пел в телеге, сто процентов.

Кондрат кивнул и подал знак сыщику. Тот пригласил в комнату бугая, что стоял на страже и ещё парочку стражей правопорядка, которые церемониться с ним не стали, приложили к полу так, что тот едва не потерял сознание.

По итогу операции их добычей стали четверо человек: трое работников станции и один, кто бы мог подумать, работник мельницы. Кондрат только сейчас смог его вспомнить: он видел его мимолётом, когда они с Дайлин в первый раз посетили мельницу. Работал тот на первом этаже, помогая складывать муку по мешкам и практически не показывался. Кондрат скользнул по нему взглядом единожды. И не вспомнил бы сейчас, не будь у него достаточно хорошая память на лица.

Мозаика произошедшего постепенно складывалась воедино, давая общую картину произошедшего, начиная с убийства девушки, которое так и могло бы остаться нераскрытым. Но чем именно она закончится, оставалось под вопросом и зависело от результатов.

— Четверо человек, — произнёс Цертеньхоф, когда Кондрат с Дайлин спустились в подвал. — С кого будем начинать? Кстати, познакомитесь, это мистер Плэжер. Он будет вести у нас допрос.

Рядом с ним стоял низкий худенький мужчина с козьей бородкой. Взглянешь на него и никогда не заподозришь, что он занимается подобной работой. Скорее какой-нибудь воспитатель или библиотекарь, но никак не человек, который пытает людей. Внешность, конечно, бывает очень обманчивой.

Тот протянул руку и слегка поклонился.

— Очень приятно познакомиться с вами, — с чувством произнёс он. — Могу заверить, что они расскажут всё.

— Полагаюсь на вас, — кивнул Кондрат. Сказал он это из вежливости, но на мистера Плэжера это подействовало, как комплимент, от которого он аж покраснел.

— Не беспокойтесь, они всё расскажут, — с жаром произнёс тот.

— Так с кого начнём? — спросил Цертеньхоф.

— С того мельника, которого взяли.

Именно он был одним из тех, кто доставлял груз до места хранения, пусть высадился чуть раньше. Те на станции могли быть лишь небольшим звеном, в чьих задачах было именно разгружать поезда, но этот, судя по всему, отвечал за перевозку и, очень возможно, знал, куда груз девается дальше.

Мельника притащили прямиком в камеру для допроса, волоча его по полу. Буквально швырнули в кресло и начали затягивать ремни, полностью обездвиживая дёргающегося от ужаса подозреваемого. Тот пытался что-то говорить, даже кричать, но крепкая пощёчина от одного из конвоира заставила его тут же заткнуться.

Кондрат с Дайлин и Цертеньхофом вошли в камеру сразу за ними, но мистер Плэжер перед этим с каким-то трепетом открыл свой портфель и надел себе на лицо кожаную маску, полностью закрывающую лицо за исключением глаз и рта. И лишь после этого вошёл в комнату, кивнув конвоирам на выход.

Все ждали, пока мистер Плэжер подготовиться к допросу, а тот делал это с каким-то церемониальным торжеством, явно получал какое-то садистское удовольствие от презентации самого себя. На глазах вжавшегося в кресло мельника, он медленно открыл свой кейс и начал осторожно вытаскивать инструменты самых разных мастей. От простых плоскогубцев до каких-то хитроумных механизмов и баночек, раскладывая их на столике прямо перед допрашиваемым, чтобы тот хорошо их разглядел.

Когда всё было готово, он взял стеклянный, довольно жутковатый на вид шприц, набрал из какого-то бутылька жидкость и начал вводить её в руку. Мужчина дёрнулся, но палач, как уже прозвал его Кондрат про себя, спокойно, даже ласково, с пугающей заботой произнёс:

— Тихо-тихо, не беспокойтесь, это для вашего же блага. Мы же не хотим, чтобы вы потеряли сознание.

Мистер Плэжер может и был садистом, но знал своё дело, так как даже Кондрат почувствовал какой-то не уют от его мягкого голоса, который вызывал какой-то диссонанс с его внешним видом, а вместе с тем и страх.

Когда приготовления были закончены, палач кивнул Цертеньхофу и тот начал.

— Вас зовут, Гвин Забра, сорок семь лет, проживаете в Релмувте, женаты, имеете двух детей. Всё верно?

— Д-да! Но я ничего не сделал! Клянусь, я совсем ничего не знаю!

— Мы ещё дойдём до этого, — произнёс Цертеньхоф. — Для начала я хотел бы услышать о том, как вы познакомились теми людьми, которым помогали перевозить оружие.

— Я ничего не знаю! Я никому не помогал! Я просто мельник! — испуганно пропищал тот, показав, что всё же может петь тонко.

— Ясно… — вздохнул Цертеньхоф и кивнул мистеру Плэжеру.

А тот будто только и ждал этого, приготовив целый парк боли в самых разных её проявлениях. Кондрат с лёгким отвращением смотрел, как тот сдерживает себя, чуть ли не трясясь от возбуждения, медленно и слишком спокойно приступая к своей работе.

— Дайлин, тебе лучше не видеть этого, — негромко произнёс Кондрат.

— Я должна, — ответила та упрямо.

Что ж, как она пожелает.

Кондрат был противником этого, однако… он всё равно смотрел. Смотрел, потому что сам поучаствовал в том, чтобы тот оказался сейчас на этом кресле, крича от боли, когда палач ещё даже не начал толком.

И он рассказал им. Рассказал всё, захлёбываясь слезами, закашливаясь и крича от боли. Он обдал их таким потоком красноречия, что Кондрат с Цертеньхофом и Дайлин только и успевали, что запоминать.

Всё началось где-то полтора года назад. Он выпивал в городе в каком-то баре, не самом лучшем и не самом известном, где познакомился с одним собутыльником. Тот узнав, что Гвин из деревни, предложил подзаработать. Даже угостил его пивом, развязав язык и сделав сговорчивее. Он не вдавался в подробности того, что нужно было делать, однако обещал заплатить за помощь.

Что нужно, ему сообщили уже позже, и Гвин хотел отказаться, — так он их заверял, — однако деньги были хорошие, а те люди были настойчивыми. А от него лишь требовалось, разве что найти место для хранения груза и помогать его переправлять в столицу.

Так и начала их операция.

Сначала ящиков было немного, однако в последнее время те будто заспешили, поставляя их всё больше и больше. А насчёт того, как много ящиков они вот так переправили, Гвин ответить затруднялся. Но Кондрат предполагал, что там речь идёт уже не об одной сотне и не только об огнестрелах. Экипировка, порох, пули и, возможно, взрывчатка — всё для маленькой войны. И всё это поставляли около года.

Вопрос, сколько они там натаскали и что там за армию они собирались вооружить, оставался открытым, но сейчас Кондрата интересовало другое.

С девушкой случилось то, что они и предполагали. Во время очередной выгрузки они наткнулись на парня с девушкой. И всё бы ничего, если бы их главный не сказал, что свидетелей оставлять нельзя. Мельник клялся, что не стрелял ни в кого, но это было и не важно — они убили сначала парня, который попытался сопротивляться, а потом нагнали девушку, которая почти убежала. Та запнулась и упала в реку, из-за чего они не смогли спрятать её труп.