Память Небытия - Федоров Виктор Александрович "переводчик"

Весь процесс набирал обороты с пугающей быстротой. Первая военная колонна покинула город практически сразу после того, как Райя замкнулась в своем добровольном отшельничестве. Вроде как состояла она частично чуть ли не из выдернутых прямо с улиц крестьян и нищих, нелепое войско было сколочено в кратчайшие сроки и под присмотром гарнизона военных отправилось на запад, к столице. А следом еще. И еще.

Со стороны от столь поспешных действий толку было мало, и все же Райя прекрасно осознавала задумку. Вынужденный скорый марш, но крайне полезный. Любой гонец донесет до Аргента новости ненамного быстрее этой толпы. А значит, к моменту, когда Вильгельм прознает о готовящемся нападении и крахе Гидеона, какая-то часть армии подойдет к городу достаточно близко.

Горько было признать, но годы мирного времени оставили отпечаток на военной мощи столицы. Насколько Райя знала с чужих слов, подготовку к собственной экспансии Вильгельм вел годами, нанеся внезапный удар по ближайшим землям и двинувшись дальше по континенту. Теперь же у Аргента не было возможности подготовиться. А у тех, кто мечтал узурпировать власть, – была. Пусть и в меньшей мере, нежели два с лишним десятка лет назад.

Мобилизовать ресурсы города – время. Огромные куски столичной гвардии расквартированы по всему континенту. Призвать их обратно на защиту города – тоже время. И как следствие – оставить без присмотра города, без четкого понимания, насколько они лояльны столице. Предательство Осфетида вбросило стопку иголок в стог с сеном: запустив туда руки, никогда не угадаешь, в какой момент острие вонзится в палец.

А потому, пока верховные умы Аргента, плюясь слюной, будут обсуждать план ответной атаки, первые куски фаротской армии уже закрепятся в Столичных землях. Столицу не возьмут, нет. Но окажутся в положении, позволяющем диктовать условия, хотя бы на какое-то время. И кучка несчастных, до этого меч ни разу не державшиих, прекрасно подходила на роль расходного материала, который подготовит плацдарм для будущих успехов. Которых, как Райя надеялась, не случится. Надеялась, но не верила.

Как бы ни закрутилась спираль судьбы в ближайшие дни, недели и месяцы, обстановка на континенте изменится навсегда. Если Аргент пойдет на уступки, влияние столицы во всех регионах значительно снизится. Стоит хоть раз сбиться с шага, и стая, что шла бок о бок, вдруг обернётся хищниками, ощутившими запах раненого. Одна война просто потянет за собой другую. Все разы, когда Райя видела Осфетида, он не произвел на нее впечатления человека, который способен держать в узде весь континент.

И даже если, наоборот, Аргент каким-то чудом выкрутится из ситуации без потерь – Фарот будет стерт с лица земли. Сомневаться не приходилось. Для этого не понадобится ни еще один кратер, ни осада, ни мечи гвардейцев. Осфетид поставил на карту все, а Вильгельм был не из тех, кто прощает обиды. Город просто истлеет, превратившись в забытые всеми руины.

И что ее пугало больше всего – все это происходило на фоне кошмара с белоголовыми. Кто и зачем их похищал, они так и не узнали. Стало ясно лишь то, что Осфетид, если и был причастен, сохранил эту часть своих секретов в целости. Однако Райя верила в обратное: правитель Фарота и правда готовился к войне и ни к чему другому. Быть может, кратер и повлиял на поспешность его решений, но устроил все кто-то другой. И кем бы ни были эти люди, в их планы явно не входил обычный захват власти и добыча монет.

Все эти мысли роились в голове Райи день за днем. Уже не осталось углов, под которыми она бы не посмотрела на происходящее, но выхода из ситуации так и не находила. Донесения истончились, даже война может превратиться в рутину довольно быстро. По улицам стало просто опасно ходить. Ей – особенно. Без сомнений, дочка главного столичного дипломата, оказавшись в руках правящей верхушки Фарота, послужила бы отличным дополнительным рычагом давления на ее родной город. Впрочем, и простым людям расслабляться не приходилось. Нужды военного времени требовали отдачи от каждого жителя (другими словами, в лапы стражников мог попасться любой прохожий), а царящая вокруг паранойя и страх перед будущим (несмотря на восторженные крики толпы во время проповедей) заставляли людей жаться к стенам, передвигаясь по улицам перебежками.

А главное, Райя впервые за долгое время не знала, что же ей делать дальше. Двигаться к столице? Зачем – чтобы по пути быть захваченной вражескими войсками? Или чтобы в конце концов оказаться в осажденном городе, бросив отца на произвол судьбы? Выстроить коварный план, пробиться в обитель и вызволить Гидеона? Смешно. Одна вылазка в фаротский замок уже сполна продемонстрировала, к чему может привести подобное вольнодумство. Саботировать политику Осфетида изнутри в надежде, что трещина в фундаменте со временем превратится в обвал? Сомнительно.

Таким мыслям она и предавалась вновь и вновь в этом самом кресле, страдая от лихорадки, набросившейся на нее после их вылазки. Недуг мучил ее, но и одновременно дарил успокоение. Беспокойные мысли в гудящей голове расплывались, иногда совсем ненадолго позволяя ей окунуться в приятный омут забытья.

В подобном состоянии, скорее всего, находился и Фрей, топящий свое горе во всех окрестных трактирах. Главным отличием было то, что форму болезни он выбрал себе сам в попытке как можно меньше вспоминать о смерти брата. Как справлялся с неудачей Гектор Коска – Райя не знала. С его слов она поняла, что капитан тяжело переживает произошедшее в замке, потерю сослуживцев и друзей, а также все случившееся с Гидеоном, которого он должен был охранять. Но внешне Коска никак этого не показывал, тоска сквозила где-то глубоко в глазах гвардейца.

Будто пытаясь отвлечь ее от подобных мыслей, внезапно раздался стук в дверь. Райя вздрогнула – этого давненько не случалось. Справедливо полагая, что это как раз таки Коска, она хрипло прошептала:

– Входи.

Сообразив, что навряд ли ее возглас долетел и до середины комнаты, она откашлялась и каркнула громче:

– Входи!

Ничего. Затем опять раздался аккуратный стук, чужая костяшка опустилась на створку ровно три раза, и вновь все затихло. Казалось, стоящему за дверью было важно, чтобы ему открыли.

С каких пор живущие на этаже стали так сильно ценить этикет? Райя недовольно сморщилась, поднялась на ноги, послышался глухой звук падения. Опустив глаза, она увидела, что покоившийся до этого на коленях дневник Фелестина Тавора свалился на ковер. Она уже успела забыть о книжице, которую неизменно брала с собой в кресло. Увы, пожилой экспедитор был абсолютно прав: понять хоть что-то из написанного на тонких страницах было решительно невозможно. Лишь малую часть – из-за почерка, порой буквы начинали плясать по строчкам так, словно руки писавшего тряслись от возбуждения, но чаще странички были заполнены ровным, строгим почерком ученого. Только вот большая часть записей представляла собой изыскания и научные заметки, в которых Райя не понимала решительно ничего, у нее просто не было необходимого багажа знаний. Еще одно знамение неудачи, которой обернулась их вылазка.

Вновь тихо постучали в дверь. Резким жестом, стараясь не выказывать раздражения, Райя подняла книжицу с ковра, шагнула к лежащей за креслом сумке, запихнула бесполезное сокровище внутрь. Попутно отпихнула в сторону дневничок Пинкуса, скользнула тыльной стороной ладони по прозрачным кольцам, а валяющаяся в складках серебряная брошка кольнула ей палец, и, тихо выругавшись, девушка отдернула руку. Глаза слегка увлажнились, но не от боли. Поднявшись на ноги, она задержала взгляд на пыльной кожаной материи – на полу покоилось последнее воспоминание о белоголовом, которое он вручил ей перед подъемником. А все вещи, хранимые внутри, были своеобразным наследством. Сглотнув и словно желая выкинуть воспоминания из головы, она пинком зашвырнула сумку глубже под кресло и шагнула ко входу.

Взялась за ручку двери и рванула ее на себя, собираясь высказать Коске все, что она думает о подобном вторжении, независимо от того, что он хотел обсудить. И тут же подавилась собственным хрипом.