Память Небытия - Федоров Виктор Александрович "переводчик"

Темные вьющиеся волосы, лицо в форме сердечка, черное одеяние. Зеленые в крапинку глаза, которые смотрели прямо на нее. В последний раз она видела это лицо до того, как все прошло прахом. Алиеонора склонила голову в приветствии и мягко произнесла:

– Позволите?

Глава 4. Стычка

– Хренова еда испорчена!

На то, чтобы унять дрожь в руках, потребовалось время. Вдох-выдох, вдох-выдох – один за другим. Осознание, что, если он задержится внутри надолго, спутники могут и забеспокоиться, а следовательно – пойдут проверить. Эдвин не хотел, чтобы хоть кто-то видел его в таком состоянии. Спустя вечность (а на деле всего лишь несколько минут) он отлип от стены и, сделав последний глубокий вдох, шагнул прочь из подсобного коридора.

Крик раздался в тот же момент. Один из пьянчуг, по ширине плеч близкий к Басе, но по возрасту оказавшийся совсем юным, слегка пошатываясь, прошел к стойке, удерживая в руке миску с чем-то, похожим на похлебку. Парня не сильно, но штормило, часть неаппетитных капель выплеснулась наружу, едва не попав на штаны Эдвина.

С силой стукнув емкостью по стойке, он вновь наполовину взвизгнул, наполовину прошипел:

– Сюда смотри, идиотина!

Трактирщица, к которой были обращены все эти возгласы, в свойственной ей манере говорить ничего не стала, а просто склонилась к вареву, прищурив глаза. Ее подбородки собрались гармошкой, Эдвин замер, не в силах отвести взгляд от происходящего. Несколько мгновений спустя она выпрямилась, поджала губы.

– Невозможно. Пусть я и вижу то же самое, что видишь ты. Сварено было утром, как обычно. Понятия не имею, почему оно так быстро…

– Да потому что, Бел, ты последние мозги пропила! Мы с парнями к тебе захаживаем не для того… – Тут вопящий парень потерял мысль, замялся, пытаясь поймать нужную ниточку. – Не для того, чтобы дерьмо есть! Вот.

Один из его спутников, чуть более взрослый и трезвый (для первой половины дня), хмыкнул со своего места, но примирительно проворчал в усы:

– Тише, тише. Не вопи. Донна, просто выдай ему другую миску.

Третий – и последний из сидящих за столом – юноша с длинными патлами и залысинами, которые придавали ему изможденный вид, покивал, одновременно пытаясь отпить из кружки. Эдвин, мысленно сопоставив услышанное, успел подумать, что Беладонна – невероятное имечко для подобной женщины. Как звали отца – Василек? Не догадываясь о его мыслях, женщина сморщила нос, то ли от вида подпорченной еды, то ли от болтовни посетителей. Но, явно не желая перекрывать постоянный поток медяков, едва заметно кивнула и нырнула за занавеску, слегка очерченную всполохами очага.

Парень у стойки обернулся на своих приятелей, брови его практически свелись к переносице. Он увидел по-прежнему стоявшего у выхода из коридора Эдвина, приоткрыл было рот, но трактирщица снова вышла на свет, чуть бледнее, чем была, не прошло и десятка секунд.

– Не будет добавки.

Парень резко отвернулся, опять уставившись на Беладонну.

– М?

– Дерьмом пошел весь котел. – Женщина была очевидно выбита из колеи, и, как бы ни пыталась не показывать этого, бранная речь выдавала ее с головой. – Должно быть, утром закинула порченные…

Парень заржал, привалившись к стойке, вновь зыркнул на приятелей, как бы предлагая присоединиться к веселью. Пуговицы на рубахе скособочились, потные волосы на груди торчали сквозь прорехи, словно трава на покинутой людьми мостовой.

– Да ты, дорогуша, точно весь ум оставила на дне бутылки! Не то чтобы я удивлен…

– Дорогушами девок своих будешь называть. – Что-то в уголке губ трактирщицы дрогнуло.

– Буду-буду, не сомневайся. – Парень утер потекший нос, уставился на женщину, которая по возрасту явно годилась ему в матери. – Но такую хрень учудить – глубокий поклон от меня. Налей-ка лучше еще кружку, будем топить голод, заливать его как следует. Верно?

Усатый что-то прогудел в ответ. Эдвин хотел уже было двинуться дальше, сообразив, что стоит на одном месте, как деревенский зевака (коим он, без сомнений, и являлся). Молодой пьянчуга, явно желая закрепить победу, игриво добавил:

– И побыстрее!

– Иди уже сюда. – Голос патлатого оказался неожиданно низким.

В лице Белладонны, стоявшей возле бочки, вновь что-то дрогнуло. В унисон этому Эдвин почувствовал, как его лицо подернулось рябью; он облизнул губы, пытаясь заставить свои ноги двигаться. Новая емкость с пенной шапкой стукнулась о стойку, парень ухватился за нее и, толкнувшись локтем о стойку, шепнул:

– Но ты поосторожней, Белла, а то отправишься к муженьку своему быстрее, чем мы того хотим. При нем-то, конечно, попристойней было, пусть он и не просыхал совсем. Хотя, чтобы пиво наливать, много ума не надо, тут не спорю.

– Пойди вон отсюда.

Повисла тишина. Словно в подтверждение своих внезапных слов, Беладонна рванула кружку обратно. Пьянчуга, не ожидавший этого, покачнулся и уперся в стойку, кружка отлетела в сторону, загремев по стойке и расплескав повсюду пенистую жидкость. Часть попала на мятую рубашку гостя, часть на стену, часть на саму трактирщицу. Все замерли, и Белла, не обращая внимания на бардак, повторила:

– Пойди вон отсюда. Все вы – вон!

Голос ее сорвался на неприятный визг, но парень не сдвинулся с места.

– Что ты…

– Языком будешь чесать в другом месте, гребаная мелочь! И никогда, слышишь, никогда не смей поносить моего мужа!

Оцепенение достигло высшей точки, но парень внезапно икнул и с неприятной улыбкой наклонился поближе.

– Какая разница-то? Он все равно уже сдох.

Откуда-то из горла трактирщицы вырвался хрип, но гнева в нем была малая часть. Уши Эдвина безошибочно распознали отчаяние напополам с болью. Настоящей болью. Под напором этой волны страданий, уместившейся в один отчаянный всхлип, он дрогнул. Когда бы муж женщины ни покинул этот Мир и ни ушел на ту сторону, она с этим так и не справилась.

Парень этого определенно не заметил. Или не хотел замечать. Просто замер в вальяжной позе, одновременно демонстрируя свое превосходство и в то же время давая ватному телу опору в виде стойки. Его спутники переглянулись, явно будучи более трезвыми и не желающими ввязываться. Белла, не обращая ни на кого внимания, подавилась собственным возгласом и ухватила мясистой рукой несчастную кружку. Замахнулась…

– Не надо!

«А может, надо?»

Одной частью сознания Эдвин послал Годвина со всей его божественной иронией куда подальше. Второй с ужасом осознал, что это он только что подал голос. Трактирщица так и замерла с отведенной рукой, кружка нелепо повисла в воздухе. Все немногочисленные посетители повернулись к нему.

– Ты, парень, – вновь икота, – должно быть, запутался, голова от пива закружилась. Выход там. – Пьяница махнул рукой куда-то себе за спину, промазав в указании направления шагов на десять. Эдвин не сдвинулся с места, перевел взгляд на трактирщицу, повторил куда мягче:

– Не стоит.

– Что? Мне показалось, ребята, или у парня не стоит? – Поигравшись с ударениями, неугомонный гость таверны хрюкнул над собственной шуткой, отлип наконец от стойки, сделал пятерку неуверенных шагов в сторону Эдвина. Тот продолжал просто стоять, больше чувствуя, чем видя, как неспокойно завозились сидящие за столом гости. Пьяной атаки с той стороны вряд ли следовало опасаться, но своего друга они сдержать не могли. Внезапно он вспомнил, что где-то там, за стеной, сидит обряженный в серый балахон мужчина, являющийся, скорее всего, одним из самых опасных людей в городе. О-хо-хо.

Пьянчуга остановился на пружинящих ногах, хотел было угрожающе наклониться, но оказалось, что Эдвин на полголовы выше. Недовольство мелькнуло в остекленевших серых глазах. От стычки парень захмелел будто больше, чем от пива. С вызовом глядя на Эдвина исподлобья, он пахнул на него чем-то кислым и уточнил уже не столь веселым тоном:

– Ты со своими проблемами… – далее он выругался так, что юноша чуть вздрогнул, – …можешь отсюда. Доступно объяснил? – Рассудив, что Эдвин дернулся от смятения и страха перед столь грозным противником, он, хмыкнув, добавил: – В общем, вали в свою деревню, из которой ты приперся.