И зовите меня Гудвин (СИ) - Корнев Павел Николаевич

Я хотел спросить о гоблинах, но тут в коридоре послышались шаги, и справился о другом:

— А что за ОБЛК?

— Облико морале? — вроде как даже удивился моей неосведомлённости сокамерник и расшифровал аббревиатуру: — Отдел по борьбе с людоедством и каннибализмом. Не слышал разве? У нас им детей пугают!

И тут в сопровождении пары конвоиров появился давешний прапорщик.

— Гудвин, на выход! — объявил он, отпирая замок.

Дальше всё как водится: постоял чуток лицом к стене, затем в сопровождении двух караульных потопал по коридору. Дело обычное и отчасти даже привычное. Разве что одним из сопровождающих был здоровенный тёмно-зелёный орк, а в остальном будто в прошлое вернулся. Стены понизу синей краской выкрашены, сверху побелены, из-за закрытых дверей перестук печатных машинок доносится, куревом пахнет, и названия отделов на табличках тоже ситуации соответствуют.

Отдел по борьбе с бандитизмом.

Отдел по борьбе с нетрудовыми доходами и тунеядством.

Отдел по контролю за оборотом алкоголя и наркотиков.

Отдел по борьбе с хищением общественной собственности.

Но тут вывернула из кабинета и зашагала перед нами высокая фигуристая орчанка в синей форменной рубашке и серой юбке до колен, и мне стало не до табличек — взгляд сам собой прикипел к покачиванию широких бёдер. Так увлёкся, что чуть мимо лестницы не прошёл, проигнорировав команду конвоира.

Поднимаясь на четвёртый этаж, пришёл к выводу, что для интимных сношений мои нынешние соплеменницы вполне себе годятся и переступать через свои моральные принципы не возникнет нужды. Ну а в самом крайнем случае я столько выпью. Взять хотя бы эту сотрудницу горотдела — женщина и женщина, только зелёная и с островерхими ушами. А что ноги скорее мускулистые, нежели стройные, и черты лица специфические, так кому-то как раз такой типаж нравится. Кто-то и от чёрненьких без ума.

Привели меня в итоге в отдел по контролю экстрасенсорных проявлений. Когда сержант-человек постучал в дверь и, заглянув в кабинет, доложил о том, что подконвойный доставлен, кто-то из находившихся внутри сотрудников аж матернулся от избытка чувств.

— Ля! — выдал появившийся в дверях подтянутый блондин в штатском. — Да вы совсем охренели! — возмутился он. — Теперь и у свидетелей ремни и шнурки изымать будете⁈

Орк напряжённо засопел, а вот сержант за словом в карман не полез.

— Это он по вашему делу свидетель, а по другому происшествию — задержанный!

— По какому ещё — другому? — удивился опер.

— Час назад выброс случился, там отметился.

— Так это он тухлятину жрал? — уточнил блондин.

— Тухлятину вроде другой жрал, — ответил сержант, но как-то не слишком уверенно.

— Со вчерашнего дня и маковой росинки во рту не было! — буркнул я, продолжая сверлить взглядом стену, лицом к которой меня и поставили. — А тухлятину другой жрал. И вообще я потерпевший.

— Во заливает! — хохотнул орк-конвоир.

— Ладно! — махнул рукой опер. — Сам установочные данные на него запрошу. — И уже мне: — Заходи!

Я медлить не стал и шагнул в дверь тесноватого кабинета с двумя письменными столами. Практически всё остававшееся свободным от них пространство занимала непонятного предназначения аппаратура, не пустовали и сами столы. Печатная машинка соседствовала на одном из них с высоченной стопкой папок с завязками и телефоном, на другом теснились катушечный магнитофон и работающий радиоприёмник. У стоявшего в углу кресла и вовсе громоздилось что-то вроде самописца с заправленным в него бумажным рулоном. Там же помаргивало огоньками окошек со стрелками устройство, внешне здорово напоминавшее допотопный полиграф. А ещё в глаза бросился плакат с лозунгом «Сегодня слушаешь вражеские голоса, а завтра сам переродишься во врага!», и почему-то показалось, что речь идёт отнюдь не о зарубежном радиовещании.

— Валер, ну чего опять? — спросил от сейфа крепко сбитый мужчина — тоже в штатском, только в отличие от блондина без пиджака. Пояс его оттягивала кобура с пистолетом. — Не того привели?

— Того, — коротко ответил опер и указал мне на кресло в углу: — Присядь пока.

Кресло хоть и было опутано проводами, но вроде бы под напряжением не находилось, так что после недолгих колебаний я опустился в него, тогда блондин снял с телефонного аппарата трубку и трижды крутанул диск. Он только представился, как радиоприёмник выдал сигналы точного времени и начался выпуск новостей.

— Резко обострилась напряжённость в отношениях между Альвхеймом и Свартальхеймом… — хорошо поставленным голосом произнёс диктор, и опер махнул рукой коллеге.

— Выключи!

Крепыш щёлкнул клавишей, достал из сейфа электрочайник и воткнул его вилку в розетку, а когда блондин вернул трубку на рычажки, то уточнил:

— Ну и?

— Сейчас документы принесут, но вообще он и впрямь проходит потерпевшим и свидетелем. Там эльфийка под выброс попала, нашим её ликвидировать пришлось.

— Бывает, — пожал плечами крепыш и кивнул на радиоприёмник. — Новости слышал? Опять, поди, в «Интурист» дежурить отправят, иначе альвы и цверги весь ресторан тамошний разнесут.

— Альвы у нас откуда?

— Делегация какая-то научная для обмена опытом в институт приехала.

Увлёкшись разговором, опера обо мне попросту забыли, а потом и вовсе сели пить чай, делом они занялись, лишь когда принесли составленный на месте сегодняшнего выброса протокол.

— Ладно! — вздохнул блондин, ознакомившись с бумагами. — Тут ему предъявить нечего.

— Ты гляди! — указал в протокол его напарник. — Он сам из боевого ража вышел! Это аномалия!

— Ну, Семён! После вчерашнего оно и понятно!

— Это аномалия, Валера! — отрезал крепыш. — Проверять будем по полной программе!

— Как скажешь.

Семён поднялся из-за стола, подошёл ко мне и сказал:

— Не вставай! — После прищёлкнул пальцами и поводил рукой из стороны в сторону. — Ну?

— Что — ну? — не понял я.

Крепыш сказал:

— Валер, запиши: реакция нормальная, признаки недавнего сотрясения мозга не наблюдаются.

— Погоди! — отозвался блондин, заправил в печатную машинку пустой лист и принялся быстро-быстро стучать пальцами по клавиатуре. Заглянул в мой паспорт и усмехнулся: — Ну надо же: Гудвин! Вот же!

— Уважаешь великую эльфийскую культуру? — с усмешкой обратился ко мне Семён.

— Эльфиек, — буркнул я. — Уважаю.

— Ну-ну, — хмыкнул крепыш, взял проводные наушники, подключенные к катушечному магнитофону, и потребовал: — Надень!

— Чего ещё? — насторожился я.

— Надо! — не снизошёл до объяснений опер.

Устроив на голове эту бандуру, я оказался полностью отсечён от звуков, но долго в тишине не пробыл: почти сразу закрутились бобины магнитофона, и голова наполнилась странными звуками, преимущественно протяжными и успокаивающими. Сразу захотелось спать, раззевался даже.

Крепко сбитый опер взглянул на циферблат наручных часов и занялся своими делами, а минут через пять выудил из кармана прицепленную к цепочке монетку и принялся раскачивать ту перед моим лицом. Наверное, пытался загипнотизировать. Ожидаемо безуспешно. Затем он раскрутил насаженный на спицу картонный круг с нарисованной на том спиралью, но ничего не добился и этим.

— Аномальная ментальная устойчивость, — услышал я, когда с меня сняли наушники. — Хорошо бы ещё, конечно, его медикаментозно проверить…

— Ты мне это брось! — возмутился Валера, прекратив выбивать дробь на пишущей машинке. — У нас и так из-за тебя перерасход! Если уж вчера упырь ничего вытянуть не смог, и сегодня картина аналогичная, то смысла колоть его химией не вижу!

Крепыш лишь вздохнул и принялся разматывать провода.

— Руки вытяни перед собой! — потребовал он и стянул мои бицепсы манжетами, а на запястья надел что-то вроде напульсников — и те, и другие были соединены с непонятным электронным агрегатом проводами.

Дальше опер обтянул мой торс ремнём с датчиком контроля частоты и глубины дыхания, а возможно ещё и частоты сердечного ритма, после чего поменял катушки с плёнкой, перевёл магнитофон в режим записи и включил самописец.