И зовите меня Гудвин (СИ) - Корнев Павел Николаевич

— На вопросы отвечай только «да» или «нет»! — заявил он и заглянул в паспорт. — Тебя зовут Гудвин?

Да или нет? А вот хрена тебе лысого! Я был самую малость знаком с принципом работы полиграфа и потому буркнул:

— По-разному меня зовут. Кто-то Гудвиным называет, кто-то просто Гу.

— Я же сказал: только «да» или «нет»! — резко бросил крепыш. — Повторяю: тебя зовут Гудвин?

— И так тоже зовут.

— Да или нет?

— Что — да? — взорвался я. — Что — нет? Кто-то так зовёт, кто-то эдак! В паспорте одно написано, в жизни другое! Нужны только «да» и «нет», так задавай нормальные вопросы! Потолок сверху? Да! Есть хочешь? Снова да! Виноват в чём-нибудь? Нет!

Раскачать орочью психику оказалось до удивительного просто, и я плевался слюной в отнюдь не притворном раздражении, едва удержался от того, чтобы не закатить самую настоящую истерику. Успокоить меня в итоге успокоили, но о должной калибровке полиграфа речи уже не шло. Заявил, что ничегошеньки не помню с позавчерашнего вечера, и опера это проглотили. Скорее всего, в любом случае ничего бы не заподозрили, поскольку я особо даже не врал, но предпочёл не рисковать.

— Думаешь, экстрасенс целенаправленно ему воспоминания стёр? — спросил Валера напарника, когда тот выключил магнитофон и начал снимать с меня многочисленные датчики.

— Думаю, если б погибший санитар его не вырубил, трупов было бы два. А так мыслительная активность упала до минимума и пси-выброс не смог взвинтить интенсивность биоэлектрических импульсов мозга, вот голова и не взорвалась.

— Слушай, отличная теория!

— Да так всё и было! — фыркнул Семён. — Пусть после сегодняшнего выброса картина и смазана, но мыслительная активность сопровождается серьёзным превышением нормального уровня пси-излучения. О полноценных экстрасенсорных способностях речи ещё не идёт, но для контроля боевого ража и этого достаточно. Пики у него и вовсе почти как у людей.

Валера отвернулся от печатной машинки и присвистнул.

— Уверен?

— Хочешь — сам показания приборов посмотри, — заявил крепыш и вдруг улыбнулся. — Слушай, зелёный! А ведь тебе несказанно повезло!

— Что башка вчера не взорвалась? — уточнил я, настораживаясь.

— И это тоже, — кивнул крепыш. — Но самое главное: ты нам подходишь!

— Нам — это кому? — забеспокоился я пуще прежнего.

— Нам — это горотделу, — пояснил блондинистый Валера. — Сопротивляемость пси-излучению у тебя не хуже средней для таёжных орков, ментальная устойчивость так и вовсе на высоте, а контролю боевого ража обучат на курсах. Сейчас зачислим в стажёры, через два месяца станешь полноценным контролёром.

Поступать на работу в милицию мне нисколько не хотелось, и уж тем более не собирался я делать это с бухты-барахты, совершенно не разбираясь в реалиях этого мира.

— Не, — мотнул я головой. — Не пойдёт.

— Ты чего? — удивился Семён. — Там и оклад на заглядение и двойные талоны на мясо!

— Не пойдёт! — повторил я ещё даже более решительно.

— Да чего ты ломаешься⁈ — вспылил Валера. — Туда очередь из ваших стоит, но мало кто отбор проходит! Лесостепному орку в контролёры за счастье пробиться!

— Ну а я не хочу.

— Через не хочу придётся! — уверил меня крепыш. — Это твой гражданский долг, понимаешь?

— Я — санитар! Я жизни спасаю — вот мой гражданский долг!

Опера переглянулись, и Валера вздохнул.

— Слушай, зелёный! — доверительно подался он ко мне. — Не хотели расстраивать, но ситуация для тебя складывается не шибко хорошая. Ну сам посуди: напарник убит, врач пропал, похищены препараты строгой отчётности.

— И ты — единственный свидетель! — ткнул меня в грудь толстым коротким пальцем второй опер. — Но говоришь, будто ничего не помнишь, а проверить твои слова нет возможности из-за ментальной устойчивости.

— У нас просто нет выбора! — вновь перехватил инициативу Валера. — Возбуждено уголовное дело, и только ты можешь рассказать, что именно стряслось! Мы это знаем, и убийца тоже! Никто не даст нам просто взять и отпустить тебя на все четыре стороны!

— А на курсах контролёров будешь под постоянным присмотром, — влез в разговор Семён. — Подумай только: хорошие деньги, спецснабжение!

— Давай, пиши заявление! — сунул мне листок и ручку блондинистый опер, но тут же их забрал. — Лучше сам напечатаю!

— Не нужно, — буркнул я. — В больнице останусь. У нас санитаров нехватка, не могу коллектив подвести.

— Ты там и дня не проработал! — напомнил крепыш.

— Тем более! Скажут, что летун!

— Никто ничего не скажет! Мы заведующему позвоним и справку напишем, что по следственной необходимости переводишься.

— Не, не пойдёт.

И снова последовал быстрый обмен взглядами, после которого поднявшийся на ноги Семён навис надо мной и с угрозой спросил:

— Ты же понимаешь, что иначе на время следствия отправишься в КПЗ?

Блондинистый Валера оставил в покое печатную машинку и подступил с другой стороны.

— Хочешь к уголовникам за решётку угодить? Ты ж у нас сейчас единственный подозреваемый!

— С работы вылетишь! — пригрозил Семён. — И новую уже не найдёшь!

— Клеймо на всю жизнь! — поддакнул напарнику Валера. — Из города за сто первый километр вышлют!

— Сам себе жизнь сломаешь!

— Чего ради хорошую работу на нары менять?

— Кто знает, сколько следствие продлится?

— А мы тебя переводом оформим, даже увольняться не придётся!

Опера выдавали фразы один за другим, будто в пинг-понг играли, но заморочить мне голову не сумели. Не на того напали! С кем другим могли бы своего и добиться, а я мало того, что их угрозы всерьёз не воспринимал, так ещё и в КПЗ очутиться нисколько не боялся.

— Как следствие закончится, меня на работе восстановят, ещё и за вынужденные прогулы заплатят. А в камере кормят три раза в день и работать не надо. Плохо разве?

— Так ты тунеядец, ля⁈ — окрысился Валера.

— И до фига слишком умный! — хрустнул костяшками пальцев Семён, но этим всё и ограничилось.

На очередное предложение перевестись в контролёры я ответил очередным отказом, после чего блондин позвонил дежурному, и очень скоро за мной явилась парочка всё тех же конвоиров. Только на сей раз после команды встать лицом к стене, они сковали заведённые за спину руки наручниками и стальные браслеты защёлкнули так, что кисти враз онемели.

— В «кладовку» его! — напоследок скомандовал раздосадованный неуступчивостью клиента Валера, судя по всему, решив законопатить меня на какое-то время в одиночку.

В итоге спускаться пришлось аж в подвал, там у глухой железной двери избавили от наручников, а только я шагнул за порог, и едва не впечатался носом в противоположную стену. «Кладовка» оказалась тесным пеналом, где орку моих габаритов с немалым трудом получилось бы даже просто сесть на пол.

Плечами стен касаюсь, и потолок над макушкой нависает!

Сроду клаустрофобией не страдал, а тут как-то совсем уж не по себе стало. Сердце лихорадочно застучало, по лицу потёк пот, руки задрожали, колени начали подгибаться.

Что за ерунда⁈

Миг спустя погас свет, а вместе с ним из камеры разом улетучился весь воздух. Попробовал сделать вдох — и не сумел втянуть его в себя! Просто не получилось!

Я пытался, пытался и пытался вдохнуть, но нервную систему свёл спазм, а подсознание билось в ужасе и сводило на нет мои усилия взять ситуацию под контроль.

Воздух никуда не делся! В темноте не скрываются монстры! Стены не раздавят, а потолок не обрушится на голову!

Но — страшно! Страшно, страшно, страшно!

Въевшиеся в подсознание фобии были чрезвычайно сильны — Гу не продержался бы в этом пенале и пяти минут, я же кое-как подавил панику и каким-то запредельным волевым усилием заставил себя хватануть бестолково разинутым ртом столь желанный и недоступный воздух. Тогда-то и сообразил, что с того момента, как выключили свет, пусть неглубоко и еле-еле, но всё же продолжал дышать. Худо-бедно успокоившись, я закрыл глаза и представил, будто стою в вагоне метро, кругом люди, и мне просто не хочется никого из попутчиков видеть. Просто зажмурился, просто стою…