Я собственноручно сжег несколько страниц с предварительными расчетами в маленькой железной печке, установленной в углу палатки. Огонь жадно пожирал бумагу, превращая ее в пепел и унося с собой последние видимые следы нашего великого открытия.
Первый грузовик, груженный наиболее ценными образцами и документами, был готов к отправке. Александров лично проверил маршрут и расставил дозорных на подходах к лагерю.
— Все готово, товарищ Краснов, — доложил военный специалист. — Первая группа может выдвигаться.
Я кивнул и дал сигнал к отправлению. Грузовик, приглушенно урча мотором, медленно тронулся в темноту, унося с собой главные доказательства нашего открытия.
Когда машина скрылась за холмом, я повернулся к Архангельскому:
— Рубикон перейден, Андрей Дмитриевич. Теперь остается лишь благополучно добраться до советской границы.
На востоке небо начинало светлеть, предвещая скорый рассвет. А вдалеке, на южном горизонте, виднелись крошечные огоньки. Возможно, фары приближающихся японских автомобилей.
Мы изменили историю, открыв Дацинское месторождение на двадцать восемь лет раньше срока. Теперь предстояло сохранить это открытие и использовать его для укрепления мощи нашей страны перед лицом грядущих испытаний.
— Собирайтесь, товарищи, — скомандовал я оставшимся членам экспедиции. — Мы уезжаем через двадцать минут. Нас ждет долгая дорога домой.
Глава 7
Японский план
Эвакуация шла полным ходом. После успешного завершения бурения и получения неопровержимых доказательств наличия нефти времени на раскачку не оставалось.
Первый грузовик с образцами и документацией уже отправился по тайному маршруту, минуя основные дороги. Вторая группа готовилась выдвинуться с рассветом по официальной трассе для поддержания легенды.
Я склонился над походным столом, сверяя маршруты и рассчитывая оптимальное время выхода для обеих групп. Главная задача сейчас заключалась в том, чтобы вывезти бесценные материалы, не привлекая внимания японцев. Их присутствие в районе становилось все более навязчивым.
Китайские рабочие под руководством Воронцова отлично замаскировали буровую скважину, а последние образцы нефтеносной породы тщательно упаковываны. Несмотря на видимую суету, эвакуация проходила организованно, согласно заранее разработанному плану.
Проблема заключалась в том, что уже возникли признаки повышенного интереса японцев к нашему лагерю.
Я проверил часы. До назначенного времени отхода основной группы оставалось чуть больше пяти минут. Усталость после бессонных ночей бурения давала о себе знать, но адреналин и ощущение успешно выполненной миссии поддерживали силы.
В этот момент Александров появился в палатке словно призрак, бесшумно и неожиданно. Его лицо, обычно непроницаемое, сейчас выражало тревогу, а это верный признак серьезных проблем. В руках он сжимал потрепанный кожаный планшет.
— Леонид Иванович, необходимо срочное совещание, — произнес он, окидывая взглядом техническую палатку, где кроме меня находились Архангельский и Воронцов. — Только руководство, больше никого.
Я кивнул и отдал распоряжение часовому никого не пускать. Архангельский и Воронцов встали рядом. Александров положил на походный стол планшет и оглянулся, убедившись, что полог палатки плотно задернут.
— Удалось перехватить японские документы, — негромко сообщил он, доставая сложенные листы с иероглифами и штампами. — Наш агент в штабе японского гарнизона рисковал головой ради этого. Это сведения по линии разведки. Самые свежие.
Он развернул на столе несколько листов с машинописным текстом и схемами. Рядом положил фотокопии каких-то приказов с японскими печатями.
— Квантунская армия планирует провокацию, — продолжил Александров, переходя на шепот. — Не в сентябре, как вы предполагали, а через три дня. Очевидно, наша экспедиция что-то изменила в их планах.
Я склонился над документами, пытаясь разобраться в японских иероглифах и схемах.
— Мне удалось сделать частичный перевод, — Александров положил сверху лист с рукописными заметками. — План следующий. Диверсионная группа подрывает участок Южно-Маньчжурской железной дороги возле станции Лютяохэ, обвиняют китайских партизан, и вводят «миротворческие силы» для защиты стратегических объектов.
— Стандартная схема, — кивнул я, — но почему сейчас, а не в сентябре? Вы точно уверены?
Александров указал на карту, прилагающуюся к документам:
— Обратите внимание на отмеченные цели. Район наших работ включен в список первоочередных объектов захвата. Боюсь, японцы что-то подозревают о нефти. Вернее, не подозревают, а знают.
Мы все склонились над картой. Действительно, наш участок обведен красным карандашом и помечен каким-то кодовым обозначением.
— Господи, — выдохнул Архангельский, — неужели наши предосторожности оказались напрасны?
— Вряд ли они знают наверняка, — заметил Воронцов, рассматривая схему. — Скорее подозревают. Танака не зря интересовался нашими работами. Но подозревают очень сильно. Про Краснова уже знают и слышали не только в Советском Союзе.
Я обвел взглядом соратников. События развивались слишком стремительно, и теперь нам предстояло принять, возможно, самое сложное решение за всю экспедицию.
— Что ж, товарищи, — произнес я, опускаясь на походный стул. — Обсудим наши варианты.
В палатке воцарилась гнетущая тишина. Керосиновая лампа отбрасывала причудливые тени, а на лицах читалась смесь тревоги и решимости.
— Я предлагаю немедленную эвакуацию, — первым нарушил молчание Архангельский. — Основная задача выполнена. У нас достаточно образцов и данных, чтобы доказать наличие месторождения. Нужно срочно доставить материалы в Москву.
— Но мы могли бы получить еще более убедительные доказательства! — возразил Воронцов с жаром. — Эх, жаль, что мы не можем остаться! Еще одна ночь бурения позволила бы нам точнее определить мощность пласта и границы месторождения.
— А я считаю, что мы должны противодействовать японским планам, — вмешался Александров, постукивая пальцами по перехваченным документам. — Если предотвратить провокацию, выиграем время для дополнительных исследований и безопасной эвакуации.
Архангельский посмотрел на него и покачал головой:
— Товарищи, давайте будем реалистами. Наши силы ограничены. Основная задача экспедиции геологическая разведка, а не контрразведывательные операции.
— А что если разделить экспедицию? — предложил Александров. — Одна группа продолжает геологические работы, другая занимается предотвращением провокации.
Пока шло обсуждение, я размышлял, взвешивая все «за» и «против». Передо мной лежала карта Маньчжурии с отмеченными красным карандашом целями японского наступления. Мое знание будущего давало преимущество, но также и колоссальную ответственность.
Если позволить событиям идти своим чередом, Мукденский инцидент произойдет, пусть и раньше исторического срока. Япония оккупирует Маньчжурию, и доступ к нефтяным месторождениям будет потерян на долгие годы.
А ведь эта нефть могла изменить баланс сил перед неминуемой схваткой с фашизмом. Тем более, я почти стопроцентно уверен, что этот сдвиг по времени в этой реальности произошел намного раньше именно из-за моего вмешательства.
Не появись я здесь, все шло бы своим чередом и инцидент произошел бы в сентябре, как и полагается.
Попытка предотвратить инцидент несла огромные риски. Провал мог стоить жизни всем участникам экспедиции, а главное, добытые с таким трудом сведения о нефти никогда не достигли бы Москвы. Может, это и есть попытка здешней реальности восстановить баланс, нарушенный мной?
Я поймал взгляд Александрова. Он словно читал мои мысли и едва заметно кивнул, безмолвно подтверждая, что понимает всю сложность выбора.
— Я принял решение, — наконец произнес я, прерывая затянувшийся спор. — Мы разделим экспедицию на две группы.
Все замолчали, внимательно слушая.
