Их легкие машины маневрировали между советскими танками, пытаясь зайти с фланга или тыла, где броня тоньше. Изредка им удавалось подбить один из наших танков, но цена таких успехов оказывалась слишком высокой.
К моему наблюдательному пункту подъехал мотоциклист с донесением от Александрова.
— Товарищ Краснов, все самолеты противника уничтожены! — доложил он, протягивая запечатанный конверт. — Диверсионная группа без потерь отходит к точке рандеву.
Еще одна хорошая новость. Теперь японцы не смогут использовать авиацию для контрудара. Танковое сражение вступило в финальную фазу.
В центре долины, где еще недавно располагались основные силы японского гарнизона, господствовал хаос. Горящие танки, разрушенные укрепления, тела погибших. Т-30 методично продвигались вперед, подавляя последние очаги сопротивления.
С южного направления подходили отряды Хэ Луна, довершая разгром противника. Китайские партизаны действовали с невероятной отвагой, атакуя превосходящие силы японцев.
Я решил спуститься с наблюдательного пункта и лично проследить за завершающей фазой операции. Водитель, подогнал бронеавтомобиль, и мы с Сопкиным направились к позициям командного пункта противника, где еще держались остатки японских сил.
По пути нам встречались группы пленных японцев под конвоем наших бойцов и китайских партизан. Деморализованные, растерянные, они не понимали, что произошло. Еще утром они чувствовали себя хозяевами Дацина, а теперь превратились в военнопленных.
Подъехав к передовым позициям, я увидел Окунева, командовавшего танковым прорывом. Почерневший от копоти, с перевязанной рукой, он продолжал руководить операцией, не обращая внимания на ранение.
— Товарищ Краснов! — он четко козырнул, увидев меня. — Докладываю. Центральный сектор обороны противника прорван. Потери минимальные: три танка подбиты, но экипажи живы. Продвигаемся к командному пункту противника.
— Отлично, товарищ Окунев, — ответил я. — Позвольте взглянуть на вашу руку.
— Пустяки, товарищ Краснов! — Окунев отмахнулся здоровой рукой. — Осколок чиркнул, когда высунулся из люка. Медик уже обработал.
Окунев выглядел усталым, но возбужденным. В его глазах читалась та особая ясность, которая приходит к человеку в минуты полного погружения в действие, когда исчезают сомнения и страхи.
— Японцы создали последний рубеж обороны вокруг командного пункта, — продолжил Окунев, указывая в сторону укрепленного комплекса зданий на вершине небольшого холма. — Там собрались остатки гарнизона под командованием какого-то подполковника. Отчаянно сопротивляются.
Я внимательно изучил позиции противника через бинокль. Японцы создали импровизированные баррикады вокруг командного пункта, установили несколько пулеметов, прикрывающих подходы. Последний оплот сопротивления.
— Нужно подавить эти пулеметные гнезда, — сказал Сопкин, оценив обстановку. — Иначе пехота понесет большие потери при штурме.
В этот момент к нам подъехал всадник в простой крестьянской одежде с красной повязкой на рукаве, связной от Хэ Луна.
— Товарищ Краснов, — произнес он на ломаном русском. — Командир Хэ Лун просит разрешения атаковать командный пункт с южной стороны. Его люди знают тропу, не простреливаемую пулеметами.
Я обменялся быстрыми взглядами с Сопкиным и Окуневым. План родился мгновенно.
— Передайте товарищу Хэ Луну: пусть готовит атаку, — ответил я. — Как только увидит сигнальную ракету, пусть начинает. Мы отвлечем внимание противника танковой атакой с фронта.
Связной кивнул и ускакал, а я повернулся к Окуневу:
— Капитан, сможете организовать демонстративную атаку? Главное — отвлечь внимание японцев от южного склона.
— Сделаем, товарищ Краснов, — Окунев повеселел. — С вашего разрешения, я лично поведу машины.
— Разрешаю, — кивнул я. — Но рисковать без необходимости запрещаю. Демонстрация должна выглядеть убедительно, но вы не должны подставляться под огонь.
Окунев отправился готовить танки к атаке, а я связался с артиллеристами, приказав подготовить дымовые снаряды для прикрытия маневра. План выглядел надежным. Танковая атака с северной стороны отвлечет японцев, а партизаны Хэ Луна незаметно подберутся с юга и нанесут решающий удар.
Через пятнадцать минут все приготовления завершились. Я выпустил сигнальную ракету, и операция началась.
Четыре Т-30 под командованием Окунева двинулись на командный пункт противника. Одновременно артиллерия выпустила несколько дымовых снарядов, окутав подступы к холму белой пеленой. Японские пулеметчики открыли огонь, но пули бессильно рикошетили от брони танков.
Я наблюдал за развитием событий через бинокль. На южном склоне, незаметно для японцев, двигались маленькие фигурки партизан Хэ Луна. Они использовали каждый кустик, каждую складку местности для прикрытия.
Внезапно с крыши командного пункта полетели гранаты. Одна из них попала под гусеницу головного танка.
Раздался взрыв, машина дернулась, но продолжила движение. Легкие японские гранаты не могли причинить серьезного вреда тяжелой бронетехнике.
В этот критический момент партизаны Хэ Луна достигли южной стороны укрепления и с громкими криками пошли на штурм. Японцы, не ожидавшие удара с тыла, заметались между двумя угрозами. Несколько пулеметчиков развернули свои машины в сторону китайцев, но было поздно.
Хэ Лун лично возглавил атаку. С пистолетом в руке, он первым ворвался на территорию командного пункта, увлекая за собой бойцов. Завязался ожесточенный рукопашный бой.
Окунев, увидев замешательство противника, приказал пехоте начать штурм с северной стороны. Красноармейцы, укрываясь за танками, быстро преодолели простреливаемую зону и присоединились к схватке.
Последняя отчаянная попытка японцев остановить наступление провалилась. Через двадцать минут интенсивного боя сопротивление организованно прекратилось. Над командным пунктом противника взвился красный флаг.
Я спешил к захваченному комплексу зданий, где уже стояла необычная суматоха. Пленных японцев выводили с поднятыми руками, среди них несколько офицеров в изорванной форме. Китайские партизаны и красноармейцы обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по плечам, царила атмосфера победы.
У входа в главное здание меня встретил Хэ Лун. Его одежда пропиталась потом и кровью, но глаза сияли.
— Победа, товарищ Краснов! — он широко улыбнулся, показывая белые зубы на фоне закопченного лица. — Командный пункт противника захвачен. Их командир погиб.
— Отличная работа, товарищ Хэ Лун, — я пожал ему руку, чувствуя мозолистую ладонь опытного бойца. — Ваши люди сражались как герои.
— Мы все сражались как герои, — ответил он, оглядываясь на своих измученных, но счастливых бойцов. — Объединились вместе против общего врага.
Внутри командного пункта царил беспорядок: разбросанные документы, перевернутая мебель, следы короткого, но яростного боя. Посреди комнаты на столе разложенная карта района с отмеченными на ней позициями японских частей. Бесценная информация для продолжения операции.
Капитан Окунев, вытирая пот и копоть с лица рукавом гимнастерки, отдавал распоряжения о расстановке танков для создания оборонительного периметра.
— Товарищ Краснов, — обратился он ко мне, — основные силы противника разбиты. Отдельные группы пытаются отступить в южном направлении. Отдаете приказ преследовать?
Я на мгновение задумался. Преследование разбитого противника могло окончательно деморализовать японцев, но и создавало риск растянуть наши силы, сделать их уязвимыми для возможного контрудара.
— Преследуйте в пределах пятикилометровой зоны, — решил я. — Дальше не углубляйтесь. Главная задача сейчас закрепиться на захваченных позициях и подготовиться к отражению контратаки.
Сопкин подошел с донесениями от разведчиков:
— Японцы в панике отступают по всему фронту. Потеряв командование, они не способны организовать сопротивление. Ближайшие резервы противника находятся в Цицикаре, это более семидесяти километров. Даже при полной мобилизации им потребуется не менее суток, чтобы добраться сюда.
