Желанное сокровище орков (СИ) - Влади Мира

Я представила, как его клыки впиваются в мою шею, как он разрывает меня на куски, и слёзы уже катились по щекам, горячие и солёные. Но он не ударил. Вместо этого он хмыкнул — низко, почти насмешливо, звук прокатился по телеге, как далёкий гром, — и крикнул кому-то за спиной, не отводя от меня своих жёлтых глаз:

– У нас тут не только товар!

Его голос прогремел, глубокий и раскатистый, как рокот водопада, и я, задрожав ещё сильнее, попятилась назад, пока не упёрлась спиной в стенку телеги. Дерево впилось в лопатки, но я едва это заметила — страх сковал меня, как ледяные цепи.

– Не надо, – прошептала я, едва шевеля губами, голос дрожал, срывался, слёзы жгли глаза, мешая видеть. – Пожалуйста, не надо… Не ешьте меня…

Орк наклонился ко мне, его тень упала на меня, закрыв последние лучи света, и я уловила его запах — резкий, с нотами дерева, мокрой травы и чего-то тёплого, незнакомого, почти пряного, что странно контрастировало с моими ожиданиями.

– Ну куда ты, красавица? – прорычал он, и его огромная рука метнулась вперёд, схватив меня за запястье.

Его пальцы были горячими, шершавыми, как кора дерева, и такими сильными, что я вскрикнула, дёрнувшись назад, но его хватка была железной, неумолимой.

Он рывком вытащил меня из телеги, и мир закружился — крики караванщиков, уже слабые и далёкие, кровь на земле, блестящая в траве, тени других орков, мелькающие в лесу, как призраки.

Я видела, как один из них поднял топор над кем-то, лежащим у повозки, и отвернулась, зажмурившись.

Что они сделают со мной? Съедят, как в сказках? Сдерут кожу? Или хуже — оставят жить для чего-то страшного?

Я дрожала всем телом, слёзы текли по щекам, но где-то глубоко внутри, под слоем ужаса, маленькая, робкая надежда всё ещё шептала: "А что, если они не такие, как в сказках? "

-3-

Его рука сжала моё запястье ещё сильнее, и я вскрикнула снова, но звук вышел слабым, заглушённым шумом вокруг.

Прежде чем я успела хоть что-то сделать, другой орк — чуть ниже, но такой же широкоплечий, с короткими темно-зелёными волосами — шагнул ко мне из-за спины первого. В его руках была верёвка, грубая, с торчащими волокнами, и я даже не успела понять, что происходит, как он ловко обмотал её вокруг моих запястий.

Я дёрнулась, пытаясь вырваться, но он только хмыкнул, затягивая узел так, что верёвка впилась в кожу, оставляя жгучие следы.

– Не надо, отпустите! – пискнула я, но мой голос утонул в их рычании.

Тот, что держал меня, наклонился ближе, и я увидела, как он достаёт грязный кусок ткани — старый, пропахший потом и землёй. Он засунул мне его мне в рот, завязав узел за головой.

Я задохнулась, вкус грязи и соли заполнил язык, и слёзы снова хлынули из глаз.

– Так-то лучше, – буркнул он, и его жёлтые глаза блеснули, как будто он забавлялся. А потом он наклонился, подхватил меня под колени и одним движением перебросил через плечо.

Я ахнула, но звук заглушил кляп, и мир перевернулся. Мои связанные руки болтались у его спины, ноги беспомощно свисали, а его твёрдое плечо врезалось мне в живот, выбивая дыхание с каждым шагом. Я чувствовала, как его броня царапает мне кожу через платье, как его тепло просачивается сквозь ткань, и от этого становилось ещё страшнее.

Они двинулись вперёд, и я качалась на его плече, как мешок с зерном, голова кружилась, а лес мелькал перед глазами — деревья, тени, пятна крови на земле.

Они шли быстро, переговариваясь между собой на каком-то гортанном языке, полном рыков и резких звуков, иногда переходя на межрасовый.

Первый, тот, что нёс меня, бросил через плечо:

– Глянь, какая добыча, Зоррак. Не ожидал, что в этой рухляди найдётся что-то живое. Второй — Зоррак, видимо, — ответил низким голосом, в котором сквозило что-то похожее на смех:

– Да, Кхарг, не товар, а подарок. Может, вожди решат, что с ней делать.

– Если не сожрут её первыми, – хмыкнул Кхарг, и его плечо дёрнулось, отчего я чуть не поперхнулась воздухом, которого и без того было мало.

Я слушала их, пытаясь уловить смысл, и страх сжимал моё сердце всё сильнее.

Сожрут? Они правда собираются меня съесть?

Я представила огромный костёр, чёрный котёл, их клыки, впивающиеся в меня, и задрожала так, что зубы застучали о кляп.

Но тут же мелькнула мысль — маленькая, слабая, как огонёк в ветреную ночь: они не убили меня сразу. Не разорвали там, в телеге, не пролили мою кровь, как тех бедняг из каравана.

Может, это хороший знак? Может, они не едят сырое?

Я попыталась ухватиться за эту мысль, найти в ней хоть каплю надежды.

Ну да, если бы хотели, уже бы прикончили, верно? Или они несут меня к костру, чтобы приготовить?

От этой картины меня затошнило, и я зажмурилась, стараясь дышать через нос, хоть кляп и душил меня.

Пока я болталась на его плече, чувствуя, как каждый шаг отдаётся болью в рёбрах, мысли унесли меня назад — к тому, как я вообще оказалась в этом кошмаре.

Утро было серым, небо затянуто тучами, и дома пахло сыростью и травами, что мачеха сушила у очага. Отец сидел у стола, сгорбившись, держась за поясницу — его спина опять разболелась после дождей. Мачеха, бледная, с красными пятнами на щеках, кашляла в платок, её руки дрожали. Братья ушли на охоту ещё накануне, обещали вернуться с оленем, но их всё не было.

– Эйвери, – прохрипел отец, глядя на меня своими усталыми глазами. – Надо ехать с караваном. Мясо, шкуры — всё пропадёт, если не продать скоро. Погода портится, а нам нужны деньги.

– Но, папа, – начала я, теребя подол платья, – я же никогда… А вдруг орки?

– Орки не тронут, – отмахнулся он, поморщившись от боли. – Договор есть договор. Они нас пропускают уже сколько лет. Да и дядя Торн с тобой, он знает дорогу.

Мачеха подняла голову, её голос был слабым, но твёрдым:

– Не спорь, девочка. Братьев нет, я больна, отец не встанет. Ты должна. Сегодня последний день, завтра дождь всё испортит.

– Но почему сегодня? – пискнула я, чувствуя, как горло сжимается. – Всегда же в конце недели ездят, по уговору…

– Потому что ждать нельзя! – рявкнул отец, и я вздрогнула, отступив назад. – Товар гниёт, Эйвери. Езжай, и точка.

Я кивнула, хоть внутри всё кричало от страха, и пошла собираться. Дядя Торн ждал у телеги, ворча под нос, пока я забиралась внутрь.

– Не нравится мне это, – буркнул он, когда мы тронулись. – Не по уговору едем, но твои правы — мясо уже пахнет. Только бы орки не заметили…

И вот я здесь, болтаюсь на плече у орка, с кляпом во рту и связанными руками, а его шаги уносят меня всё глубже в лес.

Они не убили меня сразу — это хорошо, да? Но куда мы идём? К костру? К их логову?

Я пыталась найти хоть что-то хорошее в этом, но страх всё равно душил меня.

-4-

Лес вокруг становился гуще, ветки хлестали по ногам, оставляя царапины, но я едва замечала это — страх и кляп во рту заглушали всё. Они продолжали переговариваться, их голоса смешивались с шорохом листвы и далёкими криками, что доносились от каравана.

Я больше не могла разобрать слов, только улавливала их тон — грубый, но с ноткой веселья, как будто я была для них не добычей, а забавной находкой.

Наконец деревья расступились, и мы вышли на открытое место. Я приоткрыла глаза, насколько могла, и ахнула бы, если бы не кляп. Передо мной раскинулся лагерь — нет, не лагерь, а целое племя, огромное, шумное, живое.

Высокие шатры из шкур и ткани, расшитые узорами, стояли ровными рядами, между ними горели костры, над которыми висели котлы с чем-то ароматным. Дома были крепкими, с деревянными каркасами, украшенными резьбой, а улицы — если их можно так назвать — вымощены камнем, чистые, без грязи и мусора, что вечно покрывали нашу деревню.

У нас дома были кривыми, из сырого дерева, с соломенными крышами, что текли в дождь, а здесь всё выглядело… лучше. Красивее.