Желанное сокровище орков (СИ) - Влади Мира

Но он отстранился, резко, как будто сам себя одёрнул, и выпрямился, глядя на меня сверху вниз. Его голос, низкий и чуть хриплый, нарушил тишину:

– Хочу показать тебе кое-что. Иди за мной.

Он протянул руку, но не схватил, а просто ждал, и я, всё ещё дрожа, неуверенно кивнула. Мои запястья ныли, но его прикосновение всё ещё горело на коже, и я не могла понять, почему мне хочется узнать, что он имеет в виду. Что он хочет показать? И почему я не могу отвести от него взгляд?

-6-

Я поднялась на ноги, всё ещё дрожа, и последовала за ним. Мои шаги были неуверенными, ноги утопали в мягкой шкуре. Орк вышел первым, откинув ткань, и я, помедлив, шагнула за ним, щурясь от яркого света. Лагерь открылся передо мной во всей красе, и я замерла, не веря своим глазам.

Всё было чисто, до блеска — ни грязи, ни мусора, что вечно валялись у нас в деревне, где куры топтались в лужах, а ветер разносил солому с крыш. Здесь улицы были вымощены гладкими камнями, блестящими, как после дождя, а шатры и дома стояли ровными рядами, их ткани и дерево украшены резьбой и яркими узорами.

Костры горели аккуратно, в выложенных каменных очагах, и запах еды — жареного мяса, трав, чего-то пряного — витал в воздухе, заставляя мой желудок невольно сжаться. Это было красиво, даже величественно, и я поймала себя на мысли, что наша деревня рядом с этим выглядела как горстка старых лачуг.

Пока мы шли, я замечала всё больше деталей. Орков было много — высокие, мускулистые, с зелёной или землистой кожей, они таскали мешки, чинили оружие, переговаривались громкими голосами. Но среди них мелькали и орчихи, с такими же сильными фигурами, но с мягкими улыбками, их волосы были заплетены в косы или украшены цветами.

А потом я увидела человеческих женщин — их было немного, но они выделялись своей бледной кожей и светлыми платьями. Я ожидала увидеть страх в их глазах, сгорбленные спины, следы слёз, но нет — они выглядели опрятными, сияющими, одна даже рассмеялась, когда орчиха рядом что-то ей сказала. Они не были пленницами. Они… жили здесь? Это сбило меня с толку ещё больше, и я замедлила шаг, пытаясь осмыслить увиденное.

Орк с косой заметил моё замешательство и обернулся ко мне. Его золотые глаза блеснули, и он заговорил, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой:

– Меня зовут Кирон. Я один из вождей этого племени. Второй — Рагнар, тот, что был в шатре. Он отвечает за оборону, за воинов, а я слежу за порядком внутри. Чтобы всё работало, как надо.

Он махнул рукой в сторону, указывая на лагерь, и продолжил, будто я была не пленницей, а гостьей, которую он решил провести по своему дому:

– Вон там — кузня, слышишь молоты? А дальше — склады, где храним еду и товар. Рынок у реки, туда ходят торговать с соседями. А это — жилые шатры, там семьи.

Я слушала, кивая, но внутри всё кипело от вопросов. Он говорил так спокойно, так буднично, как будто я уже часть этого места. Почему он рассказывает мне всё это? Что я здесь делаю?

Но я не успела ничего спросить — мы продолжали идти, и вскоре перед нами выросло каменное строение, тёмное и массивное, с двумя орками у входа. Они стояли с копьями, их лица были суровыми, и я поняла — это тюрьма. Мое сердце сжалось. Зачем он привёл меня сюда?

Кирон шагнул к решётке, и я нерешительно последовала за ним, заглядывая внутрь. В одной из клеток, за толстыми прутьями, сидели двое — потрёпанные, в рваной одежде, с грязными лицами. Они подняли головы, и я ахнула, узнав их. Мои братья — Торин и Лейн. Их волосы были спутаны, под глазами темнели синяки, но это были они. Они рванули к прутьям, вцепившись в них так, что костяшки побелели, и закричали:

– Эйвери! Сестрёнка, спаси нас! Вытащи отсюда, умоляем!

Торин, старший, смотрел на меня с отчаянием, его голос дрожал, а Лейн, младший, прижался к решётке, его глаза блестели от слёз. Я отступила назад, ноги подкосились, и я чуть не упала.

Что? Как? Они же должны быть на охоте! Отец сказал, что они ушли за оленем, мачеха клялась, что они вернутся через день-два. Почему они здесь, в клетке, как преступники?

Я обернулась к Кирону, моё дыхание сбилось, и страх снова захлестнул меня.

– Что это такое? – выпалила я, мой голос дрожал, срываясь на писк. – Почему мои братья здесь? Что происходит?

Он смотрел на меня, его золотые глаза сузились, но он не ответил. Только молча скрестил руки на груди, и я осталась стоять, глядя то на него, то на братьев, не понимая, во что я вляпалась.

-7-

Я стояла перед клеткой, глядя на братьев, и моё сердце колотилось так громко, что заглушало шум племени за спиной. Торин вцепился в прутья, его лицо было искажено страхом, а Лейн, прижавшись к решётке, смотрел на меня с мольбой, его грязные волосы падали на глаза.

– Эйвери, ты должна нас вытащить! – закричал Торин, его голос сорвался на хрип. – Если ты не поможешь, они нас казнят! Эти чудовища не знают пощады, они дикари, они…

– Докажи им, что мы не виноваты! – подхватил Лейн, его руки дрожали на прутьях. – Они нас зарубят, сестра, пожалуйста!

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но Кирон шагнул вперёд, его тень упала на клетку, и он заговорил, перебивая их. Его голос был спокойным, ровным, но от этого ещё более тяжёлым.

– Они охотились на наших землях. Это запрещено договором. Пересекли границу, зная, что нельзя. И не просто охотились — ранили орчонка, мальчишку, что играл у озера. Маленького, безоружного. А вместо того чтобы помочь ему, они хотели утащить его в вашу деревню, добить там и спрятать следы.

Замерла, глядя на него, потом медленно повернулась к братьям. Его слова эхом отдавались в голове, и я не могла поверить — не хотела верить. Мои братья? Те, кто учил меня плести венки, кто смеялся со мной у костра? Они не могли… нет, это ошибка. Но их лица — напряжённые, красные, с бегающими глазами — говорили о другом.

– Это ложь! – рявкнул Торин, ударив кулаком по прутьям. – Мы случайно пересекли границу, клянусь! Мы не знали, где она проходит! А этот мальчишка… он сам виноват, выбежал прямо на нас, дикий, как зверь! Мы защищались!

– Да, он бросился на нас! – подхватил Лейн, его голос дрожал. – Мы не хотели, Эйвери, это случайность!

Я смотрела на них, и внутри всё переворачивалось. Их слова звучали так жалко, так отчаянно, но в них не было правды — я чувствовала это.

– Хватит! – выкрикнула я, перебивая их, мой голос сорвался на писк. – Как я могу вам помочь? И… и как вы могли? Ребёнок! Вы ранили ребёнка и хотели его добить? Я не верю своим ушам!

Торин сжал прутья сильнее, его глаза сверкнули злостью.

– Он не ребёнок, Эйвери! Это зелёное чудовище, такое же, как они все! Ты что, не видишь, с кем ты стоишь? Они тебя обманули!

Лейн кивнул, его лицо исказилось.

– Да, это не люди, сестра! Они звери, и ты должна нам верить, а не им!

Их слова ударили меня, как пощёчина. "Зелёное чудовище". От этого мне стало гадко — так гадко, что я отступила назад, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Они говорили о ребёнке, маленьком, как о звере, которого можно прикончить и забыть.

– Звери и чудовища сейчас вы…

Я сжала кулаки, дрожа всем телом, и повернулась к Кирону. Его золотые глаза смотрели на меня внимательно, но в них не было гнева — только что-то тёплое, почти сочувствующее.

– Пожалуйста, – прошептала я, мой голос дрожал, – сообщите моим родителям. Скажите, что с братьями беда, что я здесь. Они должны знать…

Кирон склонил голову, его коса качнулась, и он ответил тихо, но каждое слово падало, как удар молота:

– Они и так знают, где их дети, Эйвери.

– Что? – спросила в непонимании.

Он шагнул ближе, его взгляд стал тяжёлым, полным жалости, и это пугало меня больше, чем всё до этого.

– Не удивило ли тебя, что они отправили тебя на рынок? Не в оговорённое договором время, не поехали сами, хотя могли найти кого-то другого? Они отдали тебя вместо братьев. На откуп. Продали с товаром, как вещь.