Пепел на губах (СИ) - Вязовский Алексей

Действия Аша, хоть и были продиктованы отчаянием, подсказали мне решение одной из наших проблем. Если он сжигает дома для отопления, значит, и мы можем. Я тут же приказал начать планомерный демонтаж разрушенных кварталов. Деревянные балки, обломки мебели, даже высушенная солома с уцелевших крыш — все это должно было пойти на дрова. Это не решало проблему полностью, но давало хоть какую-то передышку.

Но проблема голода никуда не делась, она, наоборот, обострилась с приходом холодов. Каждое утро я объезжал центр и окраины города, беседовал с людьми, стараясь понять их нужды, отчаяние, их тихий, нарастающий гнев. Голод был молчаливым врагом, куда более коварным и безжалостным, чем армии Аша. Он подкрадывался незаметно, опутывал своими щупальцами каждого, проникал в каждую семью, в каждый дом.

Вертан голодал. Это было видно по лицам людей — впалые щеки, заостренные подбородки, потухшие глаза, в которых медленно угасали последние искры надежды. Дети, еще недавно бегавшие по улицам, теперь сидели тихо, прижавшись друг к другу, их животы были надуты от голода. Женщины, раньше щебетавшие у колодцев, теперь молчаливо стояли в очередях за водой, их руки были потрескавшимися от холода, а губы — бледными от недоедания.

Порции еды, которые мы выдавали жителям, пришлось еще больше урезать. И без того мизерные пайки теперь превратились в жалкие крохи, которые едва ли могли поддержать жизнь. Дневной рацион состоял из тонкого ломтя хлеба, сделанного из смеси разных круп и, порой, отрубей, и миски горячего, но почти безвкусного отвара из сушеных овощей. Мясо было редкостью, которую получали лишь солдаты на передовой и дети, и то лишь в те дни, когда удавалось забить какую-нибудь павшую лошадь.

— Князь, — обратилась ко мне во время объезда старая Ина, владелица маленькой пекарни, что чудом уцелела на одной из окраин, ее руки, покрытые морщинами, дрожали. — Мой внук… он не ест третий день. У нас нет ничего. Я пыталась… я сварила старые кожаные сапоги. Но это невозможно есть, князь. Просто невозможно.

Я посмотрел на нее, и сердце мое сжалось. Старые кожаные сапоги. Блокадный Ленинград. Эта аналогия, пришедшая из моей прошлой жизни, теперь казалась чудовищно реальной. Люди действительно варили кожу, пытаясь извлечь хоть какие-то питательные вещества, хоть как-то обмануть желудок. На улицах города, когда-то полных бегающих собак и кошек, теперь царила пугающая тишина. Домашние животные начали пропадать — сначала собаки, потом кошки, и никто не спрашивал, куда они делись. В мрачных закоулках, скрываясь от чужих глаз, голодные люди ловили крыс, их мясо, порой, оказывалось единственной белковой пищей за многие дни.

— Мы делаем все возможное, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно, хотя внутри меня все кричало от бессилия. — Мы держимся. И мы победим.

— Победим… — прошептала она, и в ее глазах, полных отчаяния, я увидел тень сомнения.

Я знал, что одними обещаниями сыт не будешь. Людям нужна не только еда, но и надежда. Нужна вера в будущее, в то, что этот кошмар закончится. И тут мне пришла в голову мысль о празднике. Новый год. Время, когда люди всегда собирались вместе, забывая о горестях, веря в чудо. Мы были в осаде, в окружении врага, но мы все еще были людьми, и у нас были свои традиции.

Я решил широко отпраздновать Новый год, чтобы поддержать дух людей, дать им хоть что-то, что могло бы отвлечь от повседневного ужаса. Обычаев ставить елку здесь не было, но сами хвойные деревья — пышные пихты, стройные сосны — росли в избытке в замковом парке, который чудом уцелел после пожаров.

— Харт, — сказал я, вернувшись в замок, — собери несколько крепких плотников и солдат. В замковом парке, возле старого фонтана, срубите несколько самых пышных елей. Самые большие — для центральных площадей, поменьше — для каждого квартала. И доставьте их туда. Немедленно.

Харт, обычно невозмутимый, удивленно поднял бровь, но тут же кивнул. Моя идея, должно быть, казалась странной в разгар осады, но он доверял мне.

Чем украсить хвойные деревья в осажденном городе, где каждый клочок ткани, каждый кусок металла был на счету? Я задумался, перебирая в голове возможные варианты. Не было ни стеклянных шаров, ни гирлянд, ни ярких лент. Но было кое-что другое.

Я приказал собрать весь металлолом, оставшийся от тварей Аша. Битые доспехи, которые нельзя было починить, щиты… Кузнецы, работая без устали, расплавили их, а затем выковали из металла тонкие, ажурные пластины в форме звёзд, полумесяцев и различных рун — символов защиты, плодородия, надежды. Эти пластины отполировали до блеска, так, чтобы они отражали тусклый свет факелов и бледное зимнее солнце, словно маленькие зеркала. Из обломков мечей и наконечников копий выковали тонкие, изящные цепочки, на которые их и подвешивали.

Дети, которым было поручено раскрасить их, использовали белую и красную глину, чтобы нарисовать на них символы солнца, луны, птиц — древние, почти забытые знаки, которые, как верили люди, могли отгонять злых духов.

Из смолистых шишек сделали целые гирлянды, переплетая их с тонкими ветками вечнозеленого плюща, который рос на стенах замка. Они пахли лесом, свежестью, чем-то живым и чистым, что так редко встречалось в эти дни.

Праздник был назначен на вечер. К тому времени город преобразился. На центральных площадях, в каждом квартале, возвышались величественные ели, украшенные тысячами блестящих пластин, цветных камней и ароматных шишек. На ветвях, где-то здесь и там, светились маленькие глиняные фонарики, внутри которых горели крошечные огоньки.

Я скрепя сердцем, приказал забить с десяток лошадей, выкатить из подвалов оставшиеся бочки с вином. Как бы людям не стало плохо от всего этого… Назначил следить за выдачей винных порций, мяса Марту и еще нескольких женщин. Они должны были не допустить излишеств.

К вечеру горожане начали собираться у деревьев. Их лица, до этого бледные и уставшие, теперь озарялись тусклым, но искренним светом. Дети, в своей скудной, залатанной одежде, бегали вокруг, смеясь и указывая на блестящие украшения. Старики, их глаза, до этого полные печали, теперь смотрели с умилением на это зрелище, вспоминая давно минувшие годы, когда праздники были полны изобилия. Люди делились тем немногим, что у них было: крошечными кусочками хлеба, кружками горячего травяного отвара.

В замке был накрыт скромный стол для меня и моих военачальников. Мы говорили о мире, о надежде, о будущем, которое, казалось, было так далеко и так призрачно. Я поднял свой кубок.

— За Вертан! За нашу победу! — мой голос, казалось, прозвучал эхом в торжественной тишине.

— За победу! — ответили остальные, и мы осушили кубки.

Я поднялся на балкон, откуда открывался вид на центральную площадь. Она была полна людей. В этот момент, когда город был погружен в хрупкую, но такую долгожданную атмосферу праздника, я дал сигнал. В небо взмыли первые фейерверки — несколько заранее заготовленных зарядов, которые мы сохранили для особых случаев.

Сначала раздался шипящий свист, затем — глухие хлопки, и в серое небо взметнулись ослепительные огненные шары. Они рассыпались тысячами искр — красных, зеленых, золотых — на мгновение озаряя Вертан ярким, волшебным светом, прогоняя тьму и пепел, напоминая о существовании красоты в этом умирающем мире. Дети восторженно закричали, их голоса слились с восхищенными вздохами взрослых.

Я даже не удивился, когда Аш попытался испортить нам праздник. Его злоба была настолько осязаемой, что я ожидал подобного удара. В тот самый момент, когда начался фейерверк, когда люди смотрели вверх, завороженные игрой света, войска демона пошли на новый приступ. Он был хитрым. Аш показал ложные атаки по нескольким направлениям — на южные, восточные ворота, туда, где мы ожидали его основной удар, — чтобы отвлечь наши силы, посеять панику, заставить нас распылить внимание.

Но сосредоточил главный удар напротив северных ворот. Он знал, что это наш самый слабый участок, наименее защищенный, там, где мы не ожидали основной атаки. Снова Чревоглотцы, огромные, отвратительные твари с множеством пастей, двинулись вперед, неся с собой осадные лестницы.