Пепел на губах (СИ) - Вязовский Алексей

Оно двигалось с хищной грацией, каждый шаг был невообразимо бесшумным, его многопалые руки — по четыре пальца, каждый с острым, темным когтем — были слегка вытянуты. На нем не было доспехов, только минималистичная упряжь из темных кожаных ремней, которая, казалось, сливалась с его обсидиановой кожей. С его бедер свисала коллекция коротких, зловеще выглядящих клинков. Это был не простой убийца. Это было нечто, выкованное в глубинах инферно Аша, создание чистой, просчитанной до мелочей разрушительности. Его присутствие излучало леденящий, неестественный холод, который проникал в самые волокна шатра, несмотря на тепло жаровни.

Оно остановилось примерно в пяти шагах от моего ложа. Его изумрудные глаза с тревожной интенсивностью уставились на меня. В этих движениях не было ни колебаний, ни лишних жестов. Оно знало свою цель и мое положение. Его тонкие, бескровные губы не шевелились, но я услышал голос, сухой, хриплый шепот, который, казалось, звучал прямо в моем сознании: — Свет умрет вместе с тобой, князь.

Я оттолкнулся от ложа, Ас-Урум был поднят для защиты. Меч казался странно легким, порывистым, почти частью моей руки. Убийца прыгнул, став размытым пятном обсидиана. Его скорость была ужасающей, намного превосходящей человеческую. Одна из его рук, размытое пятно с черным клинком, рубанула туда, где я был мгновение назад, разорвав тяжелые меха моего ложа со звуком рвущегося шелка. Я инстинктивно парировал Ас-Урумом, серебряное лезвие запело, встретившись с острыми, как бритва, мечом убийцы. Пронзительный, металлический визг разрезал воздух, отдаваясь эхом в ограниченном пространстве шатра.

Убийца отпрянул, его изумрудные глаза расширились. Он не ожидал сопротивления, тем более оружия, способного причинить ему вред. Оно снова двинулось, обрушив град ударов, жуткий танец смерти — в руках у него появился второй клинок. Вжик, вжик, уноси готовенького. Я только успевал парировать и уворачиваться. Даже крикнуть «Тревога» не было времени.

Я встречал каждую атаку поющим клинком Ас-Урума. Меч, наполненный моей магией, был продолжением моей воли, реагируя на каждое изменение равновесия, каждый тонкий обманный маневр. Убийца был быстрым, невероятно быстрым, извиваясь и выгибаясь таким образом, что это противоречило естественной анатомии. Казалось, у него не было костей, не было фиксированных суставов, лишь взаимосвязанная масса сверхъестественных мышц и затвердевшего панциря. Я чувствовал порыв его ударов, леденящую ауру его темной магии, но Ас-Урум держал его на расстоянии. Его серебряное свечение обжигало обсидиановую кожу везде, где оно соприкасалось. Каждый парирование, каждый блок, посылал неприятную ударную волну по моей руке, но меч держался крепко, его врожденная магия была мощным противовесом инфернальной природе убийцы.

Это был отчаянный, ограниченный бой. Палатка была слишком мала для широких, размашистых атак, вынуждая нас обоих к смертоносному, «танцу» на близком расстоянии. Жаровня, опрокинутая в начальном столкновении, отбрасывала беспорядочный, искаженный свет, что затрудняло отслеживание ошеломляющей скорости убийцы. Но Ас-Урум вел меня, его рукоять была теплой в моей руке, его клинок искал бреши в неестественной защите убийцы.

Быстрая обманка, внезапный выпад сбоку от убийцы. Это было движение, которое я едва не пропустил. Его тело вытянулось, став темной линией на фоне полога. Я повернулся, направив Ас-Урум по отчаянной дуге. Клинок встретил что-то твердое, не панцирь, а предплечье убийцы, которое оно подставило для защиты. Раздался тошнотворный *хруст* эхом по палатке, за которым последовал еще один металлический визг убийцы. Его рука повисла под неестественным углом, почти перерубленная.

Но даже с покалеченной конечностью оно было неумолимым. Когда я оправился от удара, его другая рука, невероятно быстрая, метнулась ко мне. Короткий, зловеще зазубренный клинок, черный как ночь и пульсирующий болезненно-зеленым свечением, ударил мне в бок. Я почти увернулся. Но именно, что почти. Меня все-таки задели.

Я почувствовал жгучую боль, холодное, влажное проникновение чуть ниже ребер. Я задохнулся, воздух выбило из легких, но адреналин битвы все еще бушевал во мне. Мой разум зарегистрировал немедленный, распространяющийся холод от раны, ощущение гораздо холоднее обычной стали. Яд.

Но убийца совершил фатальную ошибку. Его минутная оплошность в защите, его сосредоточенность на нанесении раны, оставила его уязвимым. С первобытным ревом, рожденным болью и яростью, я опустил Ас-Урум в разрушительной дуге обеими руками. Серебряное лезвие, насыщенное последней искрой моей отчаянной силы, рассекло торс убийцы от плеча до бедра.

Не было ни крови, ни потока плоти. Вместо этого из него вырвался фонтан черной пыли, смешанной с мерцающими обсидиановыми хлопьями и странным, кристаллическим светом. Тело убийцы, разделенное на две части, рухнуло со звуком разбивающегося стекла, растворяясь в груде дымящегося пепла и сверкающих фрагментов, которые быстро исчезли в никуда.

Наступившая звенящая тишина была оглушительной, прерываемой лишь моим собственным прерывистым дыханием и бешеным стуком сердца. Холод, начавшийся в боку, быстро распространялся, оцепенение, ползущее от точки входа. Мое зрение затуманилось, внутренности шатра качнулись, словно их настиг далекий шквал. Я споткнулся, сжимая рукоять кинжала, пытаясь вытащить его, но мои пальцы онемели, не отзывались.

Снаружи лагерь был все еще тих, слишком тих. Часовые… тот начальный скрежет. Тварь убила часовых⁇

— Тревога! — прохрипел я, вставая на колени. Еще один, более громкий крик — Тревога!!

Затем тишина взорвалась. Лагерь проснулся. Мои уши уловили быстрый топот сапог по снегу, крики Харта, лихорадочные вопросы.

Полог шатра распахнулся, впуская вихрь снега и встревоженные лица моей стражи. Харт был первым, его глаза широко распахнулись от тревоги, за ним последовали Велес, Первес и пара человек из личной свиты. Их взгляды окинули шатер, задержавшись на рассыпающейся груде пепла, где только что был убийца, затем на мне, все еще сжимающем Ас-Урум, с порезом на боку, из которого сочилась даже не кровь, а что-то зеленое.

— Князь! — Харт бросился вперед, опускаясь на колени рядом со мной. — Что случилось⁈

Я попытался говорить, но язык был толстым, тяжелым, словно свинцовым. Волна головокружения накатила на меня, и мои колени подогнулись. Я осел на Харта, моя хватка на Ас-Уруме ослабла. Мир начал вращаться, цвета блекли, сливаясь в мутную серую пелену.

— Он… он ранил меня… — Мне удалось прошептать, мой голос был едва слышным хрипом. Мое тело казалось тяжелым, невероятно тяжелым, погружающимся в холодную бездну. Яд клинка, казалось, усилился, вгрызаясь глубже в мою плоть. Жгучая боль, холоднее льда, начала распространяться от раны, пронизывая мои вены, поглощая меня.

После всех битв, всех трудностей, быть поверженным бесшумным убийцей и отравленным клинком в собственном шатре… Горькая ирония.

Затем я увидел Марту. Расталкивая всех, девушка бросилась на колени передо мной. Какая же она бледная, исхудавшая…

— Отступите! — приказала она, ее голос был на удивление сильным, прорезая нарастающую панику в шатре. — Мне нужна вода! Чистая вода!

Стражник бросился вперед с флягой. Марта схватила ее, поливая рану струей воды. Та зашипела, коснувшись отравленной кожи, испарившись почти мгновенно, оставив после себя слабый, едкий дым.

Затем она сделала что-то поистине отчаянное, что-то, что вызвало вздох сквозь собравшихся мужчин. Она склонила голову, ее рот нашел рану на моем боку. Я почувствовал резкое, всасывающее давление. Она сплюнула, струя черной, вязкой жидкости попала на меха, зашипев при контакте. Снова. И снова. Ее тело содрогалось при каждом выплевывании, но она продолжала.

Мир отступал, уносимый невидимым течением. Мои конечности были онемевшими, тяжелыми, сердце — вялым, затихающим барабаном в груди. Я умирал. Холод, начавшийся в боку, теперь объял все мое существо, сокрушающее, удушающее объятие. Я чувствовал, как падаю, спиралью вниз в бесконечную бездну, последние остатки сознания мерцали, как угасающая свеча.