Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

Я сдержал переполнявшее меня возмущение. Что за упреки? Я был хорошо осведомлен о разных верованиях за пределами Аэдина, как и о множестве святых Устии и Мерея. Но, в конце концов, торговец мне помог. Так что я натянуто улыбнулся и двинулся в путь, лавируя между людьми всех наций, толпящихся на рынке. Учитывая происхождение самих устийцев, было трудно отличить приезжих от местных жителей. Государство Устии по своей сути было союзом народов со всего мира, всем в нем находилось место, и все процветали.

Я проследил, как две женщины в разноцветных платках на головах, держась за руки, прошли мимо лавки, где продавались стрекозы – маленькие светящиеся создания всех размеров. Мужчины с прикрытыми глазами и длинными бородами – исмани с далекого-далекого запада – стояли рядом со старыми устийцами в традиционных кафтанах, и все они курили трубки, сгрудившись вокруг жаровни. Скрипач с кольцом в носу, обычным для сунджи украшением, играл что-то устийское под статуей святой Хельги. Музыка скрипача была мелодичной, но при этом торжественной и звучала приглушенно, готовая вот-вот вырваться на свободу и заполнить всю площадь.

Две круглолицые девочки в меховых капюшонах промчались мимо меня, гоняясь за собакой, а за ними следовал усталый отец.

– Извините, господин, – сказал мужчина на устийском, обходя меня. – Кэт! Ири! Немедленно вернитесь!

Я смотрел им вслед и на мгновение залюбовался цепочкой следов на снегу. Другое видение возникло в голове, сильное и совершенно четкое. Я представил себя на месте этого мужчины, маленькая девочка убегала куда-то, оглядываясь и смеясь на ходу. У нее были мои глаза. Точнее, глаза Бенедикта.

Она похожа на нас.

В груди вспыхнула боль. Песня скрипки только усилила ее, подмешав толику сожаления и грусти, упущенных возможностей и ощущения жестокой, жгучей несправедливости. По отношению ко мне, к этой девочке и ко введенной в заблуждение матери.

Я снова зашагал, теперь быстрее, следуя указаниям торговца, пока путь не вывел меня на широкий бульвар и каменный мост, который был украшен к предстоящим праздникам гирляндами из сосновых веток и остролиста. Я направился к живописному скоплению лавок на восточной стороне, где быстро нашел нужную – обтянутую темно-фиолетовой тканью, отличительным знаком мерейцев.

– Каташ! – поприветствовала меня торговка, используя традиционное устийское обращение. Она улыбнулась и коснулась своего сердца, затем махнула рукой с длинными пальцами в сторону подносов с товарами на столе. Наконец-то мне повезло. Она была настоящим ювелиром, и массивная сабля на бедре свидетельствовала о высокой стоимости ее товара.

– Я аэдинец, – сказал я на мерейском. – Не устиец.

Она прищурилась:

– Мы враги?

– Я всего лишь покупатель, – искренне ответил я. Если что-то и удалось вынести из службы на флоте, так это то, что гражданские лица, особенно торговцы, точно не были нам врагами.

– Покупатель, который говорит на языке моей матери?

Я учил язык в Военно-морской академии, но ей не нужно было этого знать.

– Я здесь по делу. Ищу оберег, который могут изготовить только ваши сородичи.

Ее голова слегка склонилась набок. На лице проскользнула напряженная осторожность, но улыбка осталась вежливой.

– Так, значит… И какого рода оберег?

– Тот, что способен удержать разум в этом мире, – ответил я прямо, не утруждая себя подбором слов. – Ослабить связь с Иным. Оберег, дарующий покой видящему.

Она еще больше наклонила голову, а взгляд из вежливого превратился в пристальный.

– Это невозможно. Хочешь любовный амулет? У меня есть. Амулет, приносящий здоровье ребенку, или оберег для путешествий? Непростые вещи, но их сделать возможно. Того, что тебе нужно, не существует.

– У меня был такой.

– Значит, тебе попалось величайшее сокровище. – Самообладание вернулось к женщине. – Жаль, что у меня нет такого в лавке. Можешь поверить.

Тревога охватила меня, и шум рынка начал действовать на нервы.

– Как же так… Я… я заплачу столько, сколько надо.

В глазах женщины появилось сострадание.

– Выглядишь усталым, аэдинец. Не можешь уснуть?

– Не могу. – Признание вырвалось против воли, но какая разница? Что случится, если я скажу правду женщине, глядящей на меня так по-матерински? Все равно сейчас мы расстанемся. Она – не Слейдер, не Фишер. Она даже не из Аэдина. – Бо́льшую часть ночей – не могу.

Она цыкнула языком и вдруг подала знак кому-то в толпе. К нам подошли мужчина и женщина и заняли место торговки за прилавком. Я замер от удивления. Торговка потянула меня за рукав.

– Иди за мной, юноша.

Я колебался. Признать свою слабость – это одно, но отправиться вслед за мерейкой по незнакомому городу?

– Может, я и помогу, но не на виду у всех, – сказала женщина, снова подзывая меня к себе.

Я позволил ей увести меня с рынка в переулок, где вполне мог быть ограблен, заколот и брошен умирать. Мое отчаяние оказалось достаточно сильным, чтобы рискнуть. Но женщина привела меня не к смерти, а к розовой двери и коридору, в котором пахло специями. В другом коридоре я мельком увидел бегающих детей, почувствовал запах свежего хлеба и услышал, как несколько мерейских старух обсуждают повседневные дела.

Мы вошли в комнату с единственным высоким окном, выходящим на канал. Я мог разглядеть сквозь запотевшее стекло только воду и сугробы.

Окно пропускало мало света, но несколько фонарей и потрескивающий в очаге огонь обеспечивали сносное освещение.

Черноволосый мужчина сидел за столом у окна, потягивая кофе из маленькой чашечки и разглядывая кольцо на подставке. Другие украшения были разложены вокруг вперемежку с различными инструментами. Тут же лежал наполовину взведенный пистолет.

Ювелир не потянулся за пистолетом, когда я вошел, но мы оба помнили о нем.

– Кто это? – спросил он на мерейском.

– Ему нужен оберег. Если сможешь, сделай такой, – ответила моя проводница и вышла обратно в коридор. – Заплати ему, когда закончит, аэдинец.

Это напомнило мне, что я так и не спросил про цену. Похоже, уже поздно.

– Спасибо, – сказал я женщине.

Она улыбнулась, подмигнув мне, и оставила наедине с ювелиром. Я долго рассматривал его, а он глазел на меня в ответ.

– Ну? – наконец спросил мужчина на аэдинском. У его кожи был оливковый оттенок, как у многих южан из Мерея, а акцент был плавным, никаких резких звуков. – Так чего вы хотите?

Я отбросил последние сомнения и выпалил:

– Я – видящий, но не контролирую собственные видения. И постоянно проваливаюсь в Иное, особенно когда сплю.

– Вы таким родились?

– Нет, мы с братом-близнецом были… Наши силы хотели удвоить.

На лице мерейца отразилось отвращение. Прищелкнув языком, он жестом пригласил меня сесть на другой стул, взял потрепанный кофейник и налил кофе мне в чашку.

Собственное признание выбило меня из колеи, но я скрыл эмоции за сдержанным кивком. Я взял кофе и опустился в кресло из темного дерева и яркой ткани, столь же неуместное в Устии, как и в этом магазине.

– Я могу помочь вам, – сказал мужчина, наполняя свою чашку. – Но мне понадобится немного вашей крови, и это займет время.

Кофе обжег мне язык.

– Крови?

– Да, – подтвердил мужчина. Он отхлебнул из чашки, не обращая внимания на то, каким горячим было содержимое, и отставил кофе в сторону. А затем поднялся, взял маленькую бронзовую чашу и длинную иглу с полок, висевших на стене. Повернувшись ко мне, он протянул иглу.

– Всего каплю. Кровь видящего – для оберега видящего.

Я подумал было уйти, отставить чашку и выйти из комнаты. Кровопускание? Происходящее слишком напоминало темную мерейскую магию. Это было настоящее колдовство, и я знал, что Слейдер вышвырнул бы меня с корабля только за то, что я вообще оказался здесь.

Тем не менее я протянул руку. Ювелир уколол кончик пальца, подождал, пока появится кровь, и выдавил ее в чашу. Крохотная алая капля упала на дно, и мужчина протянул мне носовой платок. Я остановил кровь, а затем сделал большой глоток, чтобы скрыть волнение.