— Соя… — начала говорить та, но заплакала.
— Какого хрена происходит? — я недоумённо уставился на разумных около костра.
— Да кто знает, что у этого существа в башке, — процедил мужик с волчьим оскалом. — Обедали, кашу разложили. Этой дали. Отошла, начала есть. Ну… мы об этой и заговорили. Ну ты же в тот Собор едешь. Вот и думали, чего ты эту в церковь тащить. На словах за церковь эта и… испортилась.
— Оно кричать начало, добродушный господин, — мурлыкнула женщина, стараясь не замечать плачущую девочку около меня. — Что-то кричала про своего хозяина, просила быть здесь. Хотела бежать за вами, но спряталась в палатку. В ней так и просидела.
— Мелкое наказание моей скверной жизни, — я устало помассировал переносицу и присел на корточки. Девочка двумя верхними руками тёрла глаза, нижними продолжая удерживать край моей куртки. — И чего ты плачешь?
— Соя… здесь. По… по-пожалуйста, — протянула девочка, обняв меня всеми четырьмя руками и прижавшись к груди. — Соя… Я всё… всё… только здесь, здесь…
— Да здесь ты, мелкое наказание, — я аккуратно положил ладонь на голову девочки и легонько погладил. — Никто тебя в церковь не отдаст. Я ведь говорил тебе это, так?
— Да, — пролепетала девочка. Поглаживания по голове её чуток успокоили, она постепенно переставала плакать, только шмыгала носом.
— Так в чём проблема?
— Не хочу, в церковь, — девочка как можно сильнее прижалась, будто стараясь вбуравиться мне в грудь. — Не хочу. Больно не хочу.
— Никто тебе больно не сделает, — я аккуратно отодвинул девочку от себя и за подбородок чуть приподнял ей голову, чтобы та посмотрела на меня. — Ты моя собственность. И только я решаю, что с тобой будет. И если я решил, что никто тебя в церкви не обидит, значит — так и будет. Поняла?
— Не обидят? — боязливо тихим голосом спросила девочка. Я кивнул. — Зачем туда?
— Мне надо. Ты будешь со мной, тебя не обидят, — на мои слова девочка опустила взгляд. — Ты, что, не веришь мне?
— Верю. Хозяину верю, — девочка громко шмыгнула и робко показала на землю около моей ноги. — Соя — здесь?
Вот что делать с этим ребёнком? Оставить в Трайске на попечение Консервы нельзя, троптоса вообще нельзя без присмотра оставлять. Её ведь разорвут, события последних дней это ясно показали. Только брать с собой, в одно из двух сердце Всеобщей Церкви, через намечающуюся войну.
Я устало вздохнул, предчувствую все тяжести, доставшиеся мне с этой девочкой. Я с ней действительно намучаюсь, но и бросить на произвол судьбы не могу.
— Да. Соя — здесь, — сказал я, глядя в заплаканные рубиновые глаза. Девочка шмыгнула и, вновь прижалась ко мне, тихонько заплакала.
Арка 24
Лавина
Арка двадцать четвёртая
Лавина
Глава 1
Часть 1
Если хорошенько подумать и сравнить всё произошедшее в пути по шкале от «совсем скверно» до «могло быть и хуже» — то поездка вышла на редкость сносной. Это если игнорировать некоторые события.
В первые дни после истерики девочка была на редкость молчалива, только через несколько дней она повеселела. Караван тогда остановился в городе на денёк, что-то случилось с лошадьми. Я воспользовался остановкой и пошёл сперва на рынок. Девочка ходила со мной и около рыночных рядов привычно протянула ко мне ручку. Я аккуратно сжал её ладонь и малышка улыбнулась, впервые со случая в лагере.
На рынке девочка постепенно пришла в норму, и вскоре беззаботно озиралась на прохожих и лавочников с их товарами. Моё внимание привлёк торговец в красном халате, на его прилавке стояли десятки небольших мешочков с разноцветными порошками. Я решил купить в дорогу немного пряностей, а пока произносил заказ — малышка опасно близко приблизилась к мешочкам. И вдохнула.
Девочка очень долго ходила и чихала, потирая мелкий носик и утирая проступающие слёзки. Пришлось даже остановиться около одного из колодцев. Девочка умылась, вытерла лицо, шмыгнула носом и только хотела сказать про жжение в носу, как опять чихнула. И разразилась обиженной тирадой, что она устала чихать и у неё уже голова болит. Я сдержал в себе смешок и потюкал пальцем по маленькому лбу, объясняя важный жизненный урок не совать мелкий нос в то, чего не знаешь. Та в ответ шмыгнула носом и молча закивала, боясь начать говорить и опять чихнуть, но тут же чихнула и вновь пожаловалась.
После рынка мы зашли в местную книжарню, просто осмотреть ассортимент книг. Удачно нашлась одна довольно редкая книга, про некоторые неизвестные мне особенности начертательной магии. Это пригодится при создании перчаток, я с лёгкостью заплатил необходимую сумму и через гильдию свободных торговцев отправил книгу в Трайск на имя Консервы.
Последним в том городе я зашёл к оценщику. Ещё в лагере из трофейной шкатулки я отобрал три вещи, две из которых на оценку: простое серебряное кольцо, и золотое с красным камнем. В простом кольце вписана «Магическая стрела» как обычное заклинание, то есть его нужно знать. А вот в золотом кольце спасительное заклинание «Огненный шар», его учить не нужно. Запасы «маны» в кольце опустошены, а из семидесяти трёх использований заклинания нет семи.
Третьей отобранной из шкатулки вещью был круглый золотой медальон. На его лицевой стороне искусно отчеканен не до конца разрезанный на шесть частей круг, а на обратной стороне короткая надпись: «Трихтих Уклан Адал». Оба магически кольца принадлежали этому служителю церкви.
Сперва я хотел оставить медальон Консерве. Фамилия ничего мне не говорила, но имя показалось знакомым. Кто знает, как всё пройдёт в Соборе Магласии, но можно в свою пользу использовать зачистку логова и месть за убитого церковника.
Оба кольца я оставил для интереснейшего предприятия. Девочка сейчас слаба, но если уж её и использовать как добытчицу заллай или мою помощницу, то надо использовать полностью. Нельзя допустить, чтобы девочка оказалась беззащитна, она должна уметь постоять за себя. Хотя бы куцым заклинанием.
Именно этим я и занимался с девочкой большую часть пути. И сильно намучался. Оказалось, что её в церкви вообще не обучали пользоваться лог-файлом, ибо «не смеет тварь осквернять имя Всебогов своим говором». В этом мире только драконы могут мысленно вызвать подобие лог-файла, а вот остальным разумным надо молиться богам. Да и то, если читать не умеют, то им голос прошепчет их «параметры» и прочее, а если читать умеют, то варианты разнятся.
Так или иначе, но девочка лишь захлопала глазками, услышав объяснение про голос богов и прочее. Пришлось напомнить ей про случаи, когда она в бане замерла, услышав о своём дне рождения.
— Помнишь тот голос? Какой он был? — негромко спросил я у девочки на одном из вечерних привалов.
— Как в церкви. Злой, — с нотками грусти ответила та.
Я не нашёл ничего лучше, чем положить ладонь на голову малышки. Бледно-жёлтые волосы и длинные ушки скрывались под плотной шерстяной шапкой, а ошейник под шарфом. Мы всегда садились чуть поодаль от остальных на привалах, нас никто не мог подслушать, и я не боялся разговаривать с девочкой на щепетильную для разумных тему.
— Теперь ты не в церкви, и принадлежишь не им. Ты — моя собственность. Ты — здесь, — я аккуратно похлопал себя по бедру, на что девочка кивнула и довольно прищурилась. — Поэтому, слушая богов церкви, ты обижаешь моих богов. Это теперь твои боги.
— Мне говорили, что они хуже меня, — боязно пробормотала девочка, словно опасаясь за свою жизнь. Но я не собирался гневаться на малышку, тем более в вопросе восприятия «системы».
— А почему в церкви с теми богами тебе было плохо, а со мной и моими богами — хорошо?
— Не знаю, — та опустила взгляд и долго, задумчиво рассматривала свои ботиночки. Пока не посмотрела на меня с надеждой на лучшее. — Потому что они — хорошие?
— По крайней мере, маленьких девочек они стараются не обижать, — я потрепал девочку по голове, на что та захихикала.
