Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

– И мы выживем.

– Измена, – заключила Фишер, швырнув это слово, как перчатку на стол. – Вы просите нас совершить измену вместе с вами.

Эллас наклонила голову.

– Измена – слишком грубое слово.

– А петля – слишком грубый финал, – парировала Фишер. – Но именно петля ждет нас в конце вашей авантюры.

Лицо Эллас помрачнело, она медленно отхлебнула вино. Так охотник берет паузу, чтобы прицелиться перед выстрелом.

– Там, где вы видите петлю и измену, я вижу возможность. Мы обретем славу за уничтожение Лирра и достойную награду за все наши усилия.

– Мы станем героями, – добавил Бенедикт. Он не смотрел на меня, но я знал, что он обращается ко мне. – Мы окажем великую услугу Зимнему морю, и я, например, не откажусь от лаврового венка.

В голове возникла яркая картинка: аплодисменты, медали, уважение и восхищение. Уничтожение Лирра стало бы для меня наилучшим шансом искупить мнимую вину перед обществом. Но сделать это вот так?

А еще мне не нравилась роль Слейдера в этом деле. Он был хитрецом, но хватило бы у него наглости обмануть королеву?

Бенедикт взял ломоть и откинулся в кресле с невозмутимым видом, словно селянин в таверне. Он набрал масла на нож и намазал его на хлеб плавными, ловкими движениями.

Стены вокруг меня задрожали, и я погрузился в Иное, подернутое кроваво-красной дымкой магии. Я сунул руку в карман, позволив пальцам задержаться рядом с монетой, и нырнул во Второй слой. Я не заходил далеко, мне хотелось только рассмотреть то, что происходило в каюте. Да, так я и думал. Алая дымка магии Бена висела над столом. Стрекозы пришли в неистовство. Она струилась вокруг носа и глаз Фишер, выискивая лазейки, проверяя уступчивость моего капитана. Фишер держалась молодцом, о чем свидетельствовало то, что магия Бена клубилась вокруг нее, но не проникала внутрь. Но я знал, что он пустил в ход лишь часть силы.

Я проклинал себя. Нужно было предупредить Фишер, что Бенедикт – магни. А вот капитана Эллас дымка не окружала. Это стало для меня неожиданностью, но особо ситуацию не меняло. У Бенедикта всегда было только два мотива: прихоть и личная выгода. То, что он не контролировал Эллас сейчас, не означало, что этого не было раньше или не будет в будущем. И уж точно не означало, что он не принудил Слейдера к этому сомнительному союзу.

Естественно, Эллас должна была знать, что Бенедикт – магни, ее обучали такому в академии, как и меня. Но я сомневался, что она понимает, насколько он силен. Дядя позаботился о том, чтобы наше «улучшение» осталось тщательно охраняемой семейной тайной. Даже детьми мы умели скрывать, насколько сильны.

Я наклонился вперед и поймал взгляд брата, в то время как Иное все еще окружало меня.

– Бен, прошу, не надо использовать магию против моего капитана.

Фишер резко повернулась. В Ином кровавая дымка опустилась на ее кожу, как пепел.

– Бенедикт – магни, – пояснил я, не отводя взгляда от брата. Он смотрел на меня безо всякого выражения, непостижимый, как затянутое тучами ночное небо. – Полагаю, использовать силу против гостя невежливо.

В глазах Бенедикта вспыхнуло негодование.

– В самом деле? А что насчет твоей силы, дорогой брат?

– Хватит, довольно, – мягко упрекнула нас Эллас. Она посмотрела куда-то в сторону и взяла бокал. – Мы все здесь – союзники. Вы, капитан, наемный работник, и я знаю, что Слейдер не стал бы держать вас на своем корабле, если бы вы не разделяли его взгляды. Примите мое предложение, и мы все пересечем Штормовой Вал целыми и невредимыми.

В Ином я видел, как сила Бенедикта медленно отступает от Фишер. Здесь, в мире людей, он поднес ко рту кусок сочной говядины и, глядя мне прямо в глаза, принялся жевать. Размеренно и бесстрастно.

– А если мы не согласимся? – спросил я Эллас, глядя на брата. Несмотря на его показное недовольство, я понимал, что уж слишком легко он подчинился. У него явно оставалась другая, более ценная карта в рукаве. Я сжал монету, и Иное полностью исчезло.

Эллас заметила, что мы с Бенедиктом продолжаем обмениваться взглядами.

– Эти воды суровы, и никто не ожидает, что все три корабля вернутся назад.

На щеках Фишер вспыхнул румянец.

– Угрозы вам не помогут!

– Это не угрозы. – Бен смотрел на нее через стол, сложив руки на груди – довольный лис с измазанной в крови мордой посреди разоренного курятника. – Это реальность. Даже если вы чудом найдете дорогу домой без нашей помощи, остается еще Джеймс Димери. И если он не вернется в Устию, как думаете, кого будет винить королева Инара?

На этот раз Фишер не смогла скрыть своего потрясения, да и я тоже.

Эллас откинулась в кресле и кивнула Бену, чтобы тот продолжал.

Я чувствовал, как его магия снова клубится вокруг, не слишком давя, но вызывая сомнения, страх, покорность. Я напрягся, увидев, что лицо Фишер дрогнуло под обрушившейся на нее тяжестью.

– Бен, – с упреком произнес я.

Он проигнорировал меня.

– Лирр – не единственный пират, над которым свершится правосудие, как только мы окажемся по ту сторону Штормового Вала, – сказал мой брат-близнец, наклонившись вперед. Его слова о том, как он зальет палубу пиратской кровью, всплыли в памяти. – Если вы выступите против моего достойного капитана и меня самого, последствия смерти Димери будут возложены на вас, независимо от того, доберетесь ли вы обратно на юг. Забудьте о петле королевы Эдит. Вас ждет гнев королевы Устии и ответственность за дипломатический инцидент, который может нарушить равновесие всего мира. – Произнося последние слова, Бенедикт посмотрел мне прямо в глаза. – И все это произойдет по твоей вине, брат мой.

Тридцать четвертая глава

Сокрушительница

Голос мамы доносился до нас сквозь снег, такой мелкий, что он висел в воздухе, образуя туман. Она призвала теплый ветер, чтобы тот прошелся над льдами северных вод, и корабль Лирра оказался полностью скрыт от пушек, глядевших со стен Гестена, водной дымкой.

Я с дрожью вздохнула, когда корабль Лирра вынырнул из тумана. «Безымянный». Судно было огромным, настоящий военный корабль с двумя орудийными палубами и мощной носовой фигурой, у которой не было ни лица, ни формы, просто человеческий силуэт, закутанный в развевающуюся на ветру ткань.

Я поплотнее запахнула плащ, который мне дали. Ночь была жуткой, корабль пугал, а Лирр стоял так близко, что можно было дотронуться до него рукой. Но через несколько мгновений я снова увижу маму. Это придавало мне силы, но одновременно вызывало столько смешанных чувств, что я поневоле ощутила страх.

Пираты погрузили весла в воду, а Лирр встал, чтобы ухватиться за нижний конец веревочной лестницы. Донесся голос матери:

Энн Ферт ждала на палубе, одетая в поношенный коричневый плащ поверх потрепанной синей юбки. На шее был намотан шарф, ветер играл с распущенными седыми волосами. Я помнила ее крепкой, сильной женщиной, но сейчас она выглядела очень худой, подбородок заострился, а запястья совсем иссохли. Но это было не единственное изменение. Ее лицо казалось полностью лишенным эмоций. Она была как айсберг, кусок льда, дрейфующий в Зимнем море.

Холод и усталость больше не имели значения. Когда песня смолкла, я окончательно убедилась – это она. Моя мама. Женщина, которая учила меня плавать в пруду и бродила по Гистовой Пустоши летними днями. Я помнила, как ее волосы блестели на солнце, как она обнимала меня. Как исчезла на дороге одним дождливым днем и как я думала, что больше никогда ее не увижу.