Скверная жизнь дракона. Книга восьмая (СИ) - Костенко Александр

— Я слышал имя Лаотлетий, — я усмехнулся, вспомнив, что нечто подобное уже слышал.

— Это имя я советую тебе помнить, — взгляд голубых глаз Хубара заострился, наточенной рапирой стараясь пробить мне переносицу. — Возможно, я — твой противник. Но носящий это имя фуаларал — твой враг.

Мы пришли на третий этаж одного из зданий, в просторный зал с десятками стульев у стен и позолоченной лепниной на стенах. Она везде прямоугольная, исполняла роль рамки. Шедший с нами служитель сказал ожидать приглашения и, легонько постучав в одну из белых дверей с золотыми узорами, тут же скрылся за ней. За ней «Чувством магии» ощущались шесть светящихся облачков. Хубар надменно окинул содержимое десятков лепнин и молча прошёл к стульям.

Я садиться не собирался, меня влекло содержимое рамок. Они прямоугольниками обрамляли сотни бумаг. Одни размером с ладонь и таких в лепнину помещалось с десяток, другие размерами с обычный лист бумаги, а одна — огромная, развёрнутым свитком тянется от потолка до пола и исписана каллиграфическим мелким почерком.

— Этот договор тебе знаком, — раздался голос Хубара, когда я направился к свитку.

— Не знакомый, но знаковый, — бросил я, не отрываясь от чтения пунктов священного договора.

Знание этих десяти пунктов пригодилось бы, когда я с Налдасом прибыл на южный материк. А сейчас договор вызывает у меня лишь нелепое сожаление о допущенных ошибках, и какое-то странное чувство ностальгии. А ещё, помимо остального, от написанного на свитке мне становится несколько некомфортно, пальцы дрожат с утроенной силой, а горло перекрывает ком до невозможности дышать.

Как минимум эту копию договора заключили семьдесят три года назад старейшины ксатов и совет двенадцати малиров Всеобщей Церкви. Имена совета мне ни о чём не говорят, но имя Нишар’Нуладкаса более чем красноречиво. Но больше всего мне не нравится, что эта копия договора заключена от трёх дат: «1695 год от учреждения первого съезда духовенства на северном материке», «1253 год от повторного учреждения духовенства на южном материке», и «2005 год от полного обращения к учениям». Последняя дата меня нервирует самим фактом своего существования.

Если верить датам, то сейчас идёт две тысячи семьдесят восьмой год от какого-то «полного обращения к учениям». Плевать, что мне до зубной боли в этой фразе мерещится намёк на возвращение к учениям Тонов — но ведь сейчас, по драконьему исчислению, «2098 год Последней Битвы».

Я толком не могу понять, когда пришла скверна в этот мир, до Последней Битвы или эта фраза о её появлении — но, получается, что Всеобщая Церковь образовалась уже после прихода скверны. И это самое бредовое, ведь на материке скверны я находил орочий шатёр с вышивкой пятерых богов и пятерых народов на стенах, да и в осквернённых трофеях от явно различных рас фигурировала общая для всех «эпоха единения». Откуда у меня такое ощущение, что Всеобщая Церковь существовала и до прихода скверны, но под другим названием и с другими правилами? А потом мир ухнул в катаклизм, церковники вспомнили про «учения Тонов» и пересобрали церковь.

Даты я обмозговывал несколько минут, заворожённо буравя свиток — но к какому-то осмысленному выводу прийти не смог. Слишком всё странно. Я решил не зацикливаться на договоре и продолжил ходить около стен, рассматривая прочие документы. Практически ничего интересного на них нет. Практически.

На документе с красноречивым названием «Приказ высшего порядка» лишь две строчки. Первая подписана неким малиром Засуром тридцать два года назад, приказывая использовать всё возможное оружие «дарованного гнева» вне экспериментов. Вторая строчка, подписанная малиром Антанием шесть лет назад, приказывала использовать пять орудий «дарованного гнева» в порядке завершающего эксперимента. И не надо думать, когда и при каких обстоятельствах использовали этот «гнев», чем он является и какие от него последствия. Но зато понятно, почему скверное место с армией нежити у Настрайской магической академии, назвали не Чалой макирой по имени равнины, а Антанской макирой.

И ещё нашлось четыре странных документа, единственные без дат. «Соглашение о содействии мыслей», подписанное советом двенадцати малиров и представителями одиннадцати дворфийских царей с пометкой, что соглашение действует независимо от фамилии действующей царской семьи в той или иной горе. «Соглашение о содействии металла», между советом и тремя талуяра-унаарэ. В этом документе так же стояла пометка, что он действует независимо от имени избранного представителя сада лесных эльфов, но это всё содержимое соглашения. Всё так же было и на третьем документе, «Соглашении о содействии тела», заключённого с каким-то н’гутором шда’ялотом, представителем всех существовавших, существующих и построенных в будущем школ Сет’ах. И «Соглашение о содействии защиты», с четырьмя какими-то ха́анда ну жгаруу́д от имени всех орочьих племён из прошлого, настоящего и будущего.

«Чувство магии» показало, как в коридоре, по которому мы пришли к залу ожидания, появилась мерцающая звёздочка. Она переросла в овал, стремительно приближавшийся к дверям. Они гневно распахнулись, в зал практически вбежал фуаларал в белых одеждах, с красным подолом и поясом с накидкой золотого цвета. Длинные золотистые волосы от быстрого шага чуть сплелись в кончиках, ноздри в прямом тонком носе раздувались от глубокого дыхания, тонкие губы поджаты, острый подбородок подрагивает, а взгляд голубых глаз источает настолько запредельный уровень ненависти, что я аж невольно прокашлялся.

— Ты мой подчинённый, Ликус, помни это, — только и успел бросить мне Хубар, прежде чем фуаларал двинул в мою сторону.

— Отрадно видеть, что Всеобщая Церковь способна принять в своё лоно подобное ксату существо, — полностью надменным голосом сказал лесной эльф, протянув последнее слово.

— Всеобщая Церковь, почтенный Лаотлетий, принимает всех достойных. Ни вам об этом не знать, — Хубар встал рядом со мной. Фуаларал покосился на белобрысого с идеальным пробором в волосах, покосился на его золотой подол белого одеяния и будто бы поскрежетал зубами от негодования.

— Ни мне об этом забывать, почтенный Хубар. Но не пристало омрачать великую цель подобным явлением. Что бы ни было, но цвета церкви на ксате позорят нас, — Лаотлетий перевёл взгляд на меня. — Я наслышан о ваших… примечательных чертах характера, сулин Лик’Тулкис.

— Импонирует, что слава моя прогремела в городе раньше, чем нога моя ступила в его черту. Надеюсь, вы не спросите у меня автограф, инквизитор высшего круга Лаотлетий?

— Почтенный Лаотлетий, ксат, — с приказным тоном произнёс длинноухий.

— Я жизнь потрачу на поиск в этом городе разумных, почтения достойных.

— Вы сэкономите время, пропустив себя, — усмехнулся длинноухий, прищурившись от негодования. — Ваша раса почтения…

— Я вас перебью, почтенный Лаотлетий, но у вас какое-то дело к совету? — с услужливой интонацией спросил Хубар, кротким жестом показав на двойные широкие двери.

— Нет, почтенный Хубар. Я пришёл высказать своё внимание сулину, о котором лично слышал не раз, — длинноухий смерил меня с головы до ног презрительным взглядом. — Вам говорили, что красный цвет вам к лицу?

Я нарочно сначала осмотрел свой посох, а потом чуть приподнял дрожащую от тремора правую руку и полюбовался сморщенной морщинистой кожей тыльной стороны ладони.

— Я прекрасен. И каждый цвет лишь подчёркивает это.

— Как и подобранная вами тварь. Ответьте, как сулин инквизитору верховного круга — по какой причине это четырёхрукое существо было куплено вами и оставлено в живых?

— Этот вопрос сулину Лик’Тулкису задаст его начальствующее лицо, — Хубар сделал полшага вперёд. — И ответ услышит только оно.

— Нахождение незарегистрированного троптоса в городе в моей юрисдикции, почтенный Хубар, — с сарказмом протянул Лаотлетий, наслаждаясь своим превосходством. Белобрысый резко повернулся ко мне, смотря настороженно и несколько ошеломлённо.

— Ты не зарегистрировал своего троптоса?