Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

Пошатываясь, я перебрался на другой борт, осматривая море в поисках выживших. Но никого не было видно. Волны вздымались, лед дрейфовал, а за нашими спинами бушевал Штормовой Вал.

Мое сердце сжалось.

– Кто-нибудь видит капитана?

– Нет, сэр! – отозвался чей-то голос.

– Она свалилась за борт, – сообщил второй рулевой голосом, осипшим от крика и холода. Он закашлялся, и в его взгляде читалась ужаснувшая меня уверенность. – Я видел, как она упала, мистер Россер. Море забрало ее.

Исчезли все звуки, кроме стука моего сердца. Раз-два. Раз-два. Кровь тяжело пульсировала в висках, дыхание перехватило.

Фишер умерла, и теперь я стал капитаном.

Часть меня хотела кричать, скорбеть и проклинать. Я загнал эту часть поглубже и запер на замок. Другая часть казалась оцепеневшей и пустой, но именно она стала анализировать факты и планировать действия.

Я услышал собственный голос:

– Вижу впереди полуостров, где волны тише. Курс на него, и побыстрей, пока эта мачта окончательно не погубила корабль. Мистер Кео, спуститесь вниз, все проверьте и вернитесь с докладом. Мисс Скэрроу, если вы в состоянии, присоединяйтесь к нему. Мисс Фитц! Шлюпка цела? Найдите и вытащите из воды всех, кого сможете. Если капитан Фишер жива, мы ее найдем.

Дух в ее костях

Девочка из Пустоши больше не может удержать сознание. Корабль качает, и мысли ускользают. Песни матери звучат в ее голове. Они дарят уверенность, что она сдержит ярость Штормового Вала.

Появляется человек – точнее, гистинг. От него исходит мягкое сияние. Гистинг проходит сквозь дерево переборок и смотрит, как она спит.

– Тейн, – зовет гистинг. – Он нас не слышит. И не знает, что я здесь.

– Я не сделаю этого, Готен.

Голос не принадлежит девочке, но исходит от нее.

Тон Готена становится тверже.

– Ты должна увидеть сама! Понять, какими можем стать, на что окажемся способны!

Она отвечает – сухо и властно:

– Все, что я вижу, – слабого и своенравного сына.

Силуэт Готена мерцает и становится больше.

– Я сделал это ради нашего народа. А что сделала ты? Позволила им спать, пока корни не превратятся в пыль. Заперла в ловушке навсегда.

– Лучше спать, чем стать таким, как ты.

Готен подходит к гамаку и протягивает руку. Девочка смутно ощущает его прикосновение сквозь холст, одеяла и туман дремоты.

– Я разбужу их, – клянется Готен. – И неважно, захочешь ты помочь или нет. Я сожгу этот сосуд и буду поливать твое дерево ее кровью, пока ты не проснешься.

– Тогда я пробужусь и уничтожу тебя, – отвечает Тейн голосом девочки.

Готен наклоняется к ней так близко, что дыхание, будь у него легкие, коснулось бы губ девочки.

– Так сделай это, Мать.

Тридцать седьмая глава

Побег

Я проснулась от приглушенного рева Штормового Вала. Сновидения, словно нити, тянулись за мной, вставать не хотелось, так что я еще долго лежала в гамаке, борясь с нахлынувшими чувствами и вспоминая разговор с Лирром и мамой.

Гистинги, привязанные к людям? Неслыханно. Про это не рассказывали старики, да такое даже не встречалось в сказках. Все знали, что гистинг привязывается к дереву или вообще существует сам по себе. Но Готен появился из Лирра, а не из древесины корабля. Гарпия называла меня Тейн. Гистинги говорили со мной, и я не раз чувствовала, как меня тянет к ним.

В голове пронеслась дюжина воспоминаний о странных, необъяснимых переживаниях, которые я испытала с тех пор, как покинула Пустошь. Они снова и снова заставляли меня сомневаться в собственном рассудке. Я прыгнула с корабля Лирра, но не утонула. Вместо этого меня, спасенную гистингом, нашел Димери. Я обменивалась образами с материнским деревом в Десятине. Я чуть не заснула в ванне под водой, а когда подслушивала разговор между Димери и Гарпией, кто-то словно заткнул мне уши.

– Тейн? – прошептала я, обращаясь куда-то вглубь, в бушующую, клубящуюся тьму, боясь, что услышу ответ.

Но ответа не было.

Прошло несколько часов. Погода снова ухудшилась, затишье, которое позволило мне уснуть, давно прошло. Я сидела без света в углу своей маленькой каморки, гамак раскачивался, а содержимое желудка оказалось на полу. К счастью, было слишком холодно, чтобы вокруг распространился запах желчи.

Внезапно дверь распахнулась. Мама влетела внутрь, в руке у нее раскачивался фонарь. Взгляд был мрачным и затравленным, как все эти дни, но в нем было столько решимости, что у меня сердце защемило от надежды.

– Уходим с этого проклятого корабля, – сказала она.

Я опустила глаза и увидела, что она сжимает в дрожащей руке огромный топор дровосека.

– Отойди от оружейного люка.

Шатаясь от качки, я перебралась в другой конец каморки. Гамак, набитый подушками и одеялами, с размаху стукнул меня по голове, но мне было все равно.

– Ты притворялась, – выдохнула я, стараясь не расплакаться. Следовало сохранять достоинство, я уже взрослая девушка, а не ребенок, с плачем требующий, чтобы мама вернулась домой.

Энн подняла впалые глаза. Во взгляде мелькнуло сомнение, но тут же скрылось за пеленой решимости.

– Конечно, дитя, – согласилась она.

Я шумно выдохнула с явным облегчением и шагнула к ней, отчаянно мечтая оказаться в ее объятиях, но почувствовала, что ей это не понравится.

Энн уперлась в борт корабля и высоко подняла топор, повернув его лезвием вверх. Со всей силой, на которую была способна, обрушила обух на оружейный люк. Я вздрогнула от треска дерева, но шторм поглотил его – еще один громкий звук среди грохота и шума. Замок с лязгом упал на пол, Энн оглядела ледяную корку, намерзшую вокруг проема. Снова взмахнула топором, целясь в раму. Лед треснул, посыпались осколки, и в отверстие с гудением ворвался ветер.

Когда она взмахнула топором в третий раз, орудийный люк со скрипом полностью откинулся наружу. Ветер и шторм ворвались в трюм, я увидела бушующее море, темное небо и вихри снега. И еще что-то. Земля? Остров внутри Штормового Вала? Корабль проходил так близко, что казалось, вот-вот врежется в него, проносясь вдоль обледенелой береговой линии с точностью, на которую способно лишь судно, направляемое гистингом. Готен обитал внутри Лирра, но при этом он, видимо, мог управлять кораблем.

– Я направила корабль как можно ближе, но часть пути придется одолеть вплавь! – крикнула Энн и скинула плащ, под которым пряталось оружие и несколько плотно закупоренных фляг. Она закинула топор за спину, а плащ обмотала вокруг груди. – Ты начнешь замерзать, как только окажешься в воде. Главное – не паникуй, дыши. Сможешь?

Я поспешно сорвала с веревок, на которых болтался гамак, собственный плащ и мысленно вознесла благодарность за то, что успела избавиться от непрактичного бального наряда.

И тут я вспомнила, что была не единственной пленницей на борту корабля Лирра. Меня мучила совесть: да, сама я сбегу, но остальные так и будут томиться в плену, станут орудием для осуществления замыслов Лирра. Но я также понимала, что прямо сейчас мы ничего не сможем для них сделать.

Время пришло.

– Да! – выпалила я. – Не хочу, но смогу!

Энн молча посмотрела на меня, по-настоящему наконец-то видя меня, воспринимая, чувствуя. Настойчивый взгляд заменил тысячу слов, на лице наконец промелькнула мрачная улыбка.

– Тогда плыви, девочка. Я буду рядом.

Я собрала все остатки мужества и улыбнулась в ответ. Затем встала рядом с мамой перед люком. Темная вода бушевала, корабль качался, а мамина рука уперлась мне в спину.