Меж двух огней (СИ) - "Lt Colonel"

Натянутые струной нервы заставили встрепенуться, когда лицо обожгло прикосновением. Снег, не сразу сообразил я, пошёл снег. Крошечные бесцветные мушки плясали в воздухе, подхватываемые слабым ветром, прежде чем смешаться с уличной грязью или прилечь на крыше какого-нибудь дома. Самые наглые устраивались в лежалом меху, оторачивавшем мой капюшон, или прятались в хитиновой гриве ящероконя.

Вероника сидела за мной, и от неё веяло стужей. Рискнув бросить на неё украдкой взгляд, я сглотнул: спокойствие на её лице больше подходила статуе, чем человеку. Глаза пылали опасностью. Вокруг неё клубилось… нечто, что нельзя было описать, потрогать или увидеть, нечто невыразимо мерзкое и невыносимо чудовищное. От такого соседства тянуло блевать.

Несмотря на тёплую одежду, спину покрывал липкий ледяной пот. Перебирая молитвы всем известным богам, чтобы нас не поймали, я старался отвлечься от ощущения, что в нескольких сантиметрах от меня сгущается смерть.

Рука скользнула в кошелёк, который Вероника дала мне перед тем, как мы покинули трактир. Я уцепился за спасительное воспоминание.

Вот она протягивает кошель.

— Что там?

— Набор человека, который решил побыть полезным.

Развязываю тесёмки. Внутри горка бирем, кремень, огниво, связка лучин, клубок бечёвки, кожаные заплаты, стальные крючки, игла и другая всячина.

Благодарю её. Ловлю улыбку, насмешливую и немного грустную.

Что-то в этой сцене тревожило меня, но я не понимал что и в итоге предпочёл пройтись ещё раз по рассказу Вероники о планах — весьма короткому. Я полагал, что она продумала стратегию куда тщательнее, но реальность расставила всё по своим местам: добраться до определённого человека, рассказать ему о ковенах и предположительной опасности со стороны церкви, а дальше действовать по ситуации. Возможно, магичка поведала мне только часть того, что собиралась предпринять. В какой-то степени разумно. Вряд ли я запомнил бы что-то масштабное — уж не в текущей ситуации, когда спешка накладывалась на недосып.

У ворот из города мы остановились. Сонный стражник вынырнул из будки и трусцой поспешил к нам, зевая во всю глотку и ничуть этого не стесняясь. Я подавил солидарный зевок.

Вероника без единого слова швырнула караульному россыпь бирем. Он оскорблённо оскалился, готовясь возмутиться неподобающим отношением, но вовремя заметил выражение Вероники. Захлопнул рот так быстро, что, судя по страдальческому виду, прикусил язык. Стражник собрал монеты и исчез в будке, там поднялось движение, и спустя пару минут мы покинули гостеприимный Эстидак, где никто так и не захотел нас убить.

Снегопад усилился, и ветер, более не сдерживаемый стенами города, разыгрался в полную силу. По левую руку чернильными разводами высился лес, и верхушки его деревьев трепетали, раскачиваясь, как будто стремились достать до свинцового неба и пронзить неуютную громаду облаков.

Я почти поверил, что нам удалось выбраться. Мы проехали метров триста, не больше, когда от лесной тьмы отделились три фигурки и не спеша двинулись нам наперерез.

— Доброе утро, госпожа Вероника, Такуми, — сказал Олис, одарив её щербатой ухмылкой и подмигнув мне. В его облике по-прежнему не удавалось выделить ничего примечательного — осунувшийся, взъерошенный вид, поношенная кожаная куртка из тех, какие носили не обделённые достатком путники, — за исключением обнажённого меча, по острию которого бегали ослепительно яркие в предрассветной хмари искры. За картёжником стояли двое совершенно обычных мужчин, легко затерявшихся бы в толпе. Каждый держал в руке меч, источавший свет.

— Словами не передать, как я обрадовался, когда подтвердилось, что придётся иметь дело не с обычными тёмными магами. Они, к несчастью, категорически лишены склонности к сотрудничеству, впрочем, это следует из того, как с ними обходятся. И я безмерно благодарен, что вы выбрали именно этот выезд. Другой охраняют братья, ещё не успевшие отличиться боевыми достижениями и, стыдно признать, совершенно лишённые обходительности. Взрывное сочетание, не находите? — Олис хихикнул, но его колючие, застывшие глаза ни на мгновение не отрывались от Вероники. Левая ладонь мага сложилась лодочкой, и в ней возникло сияние, — А теперь я бы настоятельно рекомендовал обойтись без сцены…

Твёрдая рука буквально вдавила меня в гриву ящероконя. Над головой промелькнула тень, оставившая после себя кислый привкус во рту и взрывной ужас, от которого сердце ушло в пятки. В следующий миг реальность перестала быть реальной: белый встретился с чёрным, а верх и низ поменялись местами в болезненной вспышке. Раздался вопль, усиленный до гротеска, переходивший в визг. Он звучал со всех сторон, грозился проникнуть под череп и превратить мозги в жидкую кашицу.

Я с изумлением осознал, что не способен пошевелиться; мышцы просто отказывались повиноваться. Нервы настойчиво бомбардировали разум предупреждениями, что я вот-вот упаду — то есть взлечу в небо, в развернувшуюся там жадную пустоту. Позади наметилось скольжение: что-то живое, дышащее, пышущее потусторонним, обсидиановой угрозой, угольно-чёрным обещанием, соскочило с коня.

— Остановите эту шлюху! — крикнул, кажется, Олис. Его призыв звучал глухо, словно смягчённый стеной тумана. Уши наполнил сухой треск рвущейся материи — и злобный лязг железа, встретившегося с железом.

— Скачи! — неестественно ровный голос Вероники пугал едва ли не больше, чем творившаяся вокруг чертовщина. Ящероконь рванул с места. Я прижался к его шее, обхватив её со всей силой, которую сумел выжать из содрогающегося тела. Правда ли, что у меня откуда-то взялась решимость обернуться? Правда ли, что я увидел катавшегося по земле человека, зажимавшего обрубок руки, из которого хлестала белёсая кровь? Правда ли, что в его ноги вгрызался клубок нитевидных змей, вокруг которых пространство лишалось цветов?

Разумеется, нет. На это требовалась храбрость. Храбрости у меня не было.

Сказать наверняка, сколько прошло времени, было невозможно. Немилосердная тряска несколько раз чуть не выбрасывала меня из седла. Я умолял коня остановиться, то ли для того, чтобы повернуть его на выручку Веронике, то ли потому, что меня мутило, — и под страхом смерти не определился бы, о чём думал в тот момент. Наконец меня вырвало прямо на гриву, и ящероконь замер, точно наткнулся на невидимую стену. Инерция вышвырнула меня из седла в лужу грязи. Затылок взорвался болью, и я потерял сознание — но почти сразу очнулся, как раз для того, чтобы увидеть поднятое над лицом копыто. Беспомощность уступила место равнодушию, а с ним пришло бесстрашие.

— Давай, раздави меня! — захохотал я, захлёбываясь приступом истерического смеха.

Тварь скосила на меня умный глаз, словно раздумывая, следует ли пачкаться о наполовину свихнувшегося подростка. Видимо, придя к выводу, что милосердием накажет сильнее, всхрапнула и убрала ногу, после чего галопом поскакала в сторону, откуда мы с такой поспешностью удирали. Сумки с припасами, висевшие на её боках, задорно подскакивали при каждом прыжке. Я остался один.

Снегопад утих. Снежинки, попавшие на лицо, превратились во влагу. Она назойливо лезла в глаза — с носа, щёк, лба. Натекла целая запруда, вынуждая часто моргать. От холода заложило нос. Я осторожно поднялся, превозмогая головокружение и раскаты боли, гремящие в голове. Спину скрутило спазмом, ноги подкашивались от попыток стоять ровно, а руки едва слушались — но всё-таки слушались. Обошлось без переломов.

Свобода. Безграничная свобода идти куда угодно. Свобода попасться в руки любому двуногому или четвероногому хищнику, которые водились в этих краях, и бесславно сдохнуть.

Грязевая топь полей справа, в которой легко увязнуть и на которой заметить человека сумеет даже близорукий. Ровная стрела дороги по центру, зазывавшая близостью цивилизации. Патрулю не придётся лезть в слякоть, чтобы схватить беглеца. Таинственная и дикая мрачность деревьев слева. Какой безумец попрётся туда?