Расколотый надвое - Майорова Жанна

Пока Малфой шёл по тёмным коридорам, слишком пустым и тихим даже для этого времени суток, он раздумывал над тем, всегда ли он был таким. Психопатом в смысле.

Он попытался вспомнить детство. Сопереживал ли он кому-то в то время?

Почему-то на ум пришёл эпизод с птицами. Осенью, когда всё пространство вокруг Мэнора окрашивалось в ненавистные ему золотисто-красные тона, делая готический особняк менее мрачным, на деревьях собирались целые стаи ворон. Они поднимали страшный шум по утрам.

И пугали маленького Драко. Но постепенно он привык к птицам. Видимо потому, что никакой альтернативы не было. Какие-нибудь певчие соловушки не прилетали под окна Мэнора. Может быть, это была какая-то особая магия древнего поместья, а может, тут вся атмосфера была пропитана гнилью, разложением и какой-то высасывающей тоской. Будто вокруг их родового гнезда день и ночь кружили дементоры.

И только неприхотливые, всегда невозмутимые вороны могли это выносить.

Они собирались, оглушительно каркали. Спускались на землю и деловито прыгали туда-сюда в поисках какого-то корма.

Драко наблюдал за ними, и постепенно они начали ему нравится. Был в них какой-то неунывающий и абсолютно детский цинизм. Словно маленькие дети, бродившие по пепелищу ещё недавно сгоревшего дома и с восторгом хватающие нетронутые огнём игрушки.

Он не помнил когда его чокнутым отцу и деду пришла в голову идея практиковать на птицах запрещённые заклинания.

Однажды это произошло прямо при мальчике. Ухаживающая за ним эльфийка Поппи, всегда отчего-то была уверена, что ребёнок не доедает. В каком-то смысле она заменила Драко вечно хлопочущую бабушку, которой у него не было. Эльфийка всё время подсовывала ему какую-нибудь еду. Вредную, разумеется.

Нарцисса иногда ворчала на неё, без особой, впрочем, злобы. А Люциус не обратил бы внимания, даже если бы Драко ходил и хрустел сырыми лягушачьими лапками. Лишь бы от него подальше держался.

Люциус придерживался золотого правила английской магической аристократии: чистокровный волшебник касается своего сына лишь дважды в жизни: когда берёт на руки при рождении и когда пожимает ему руку после окончания Хогвартса. С идеальными оценками, разумеется.

Одно прикосновение в его жизни уже было, которое Драко, конечно, не помнил, поэтому с нетерпением ждал момента поступления в Хогвартс. Он надеялся, что если станет учиться лучше всех, отец наконец заметит его, и начнёт проводить с ним больше времени.

Мальчик лениво бросал птицам крошки очередной, подсунутой ему Поппи, гигантской булки. Крупная наглая и толстая ворона бочком подпрыгивала к нему, косясь чёрным глянцевым глазом. Она принимала у него крошки с таким видом, слово делала огромное одолжение.

И Драко невольно улыбнулся её наглости. Она вела себя как-то… аристократично что ли. У маленького аристократа и питомцы ему под стать.

Питомцы… Драко пока не разрешали завести даже сову. Своя ему была без надобности. Кому ему письма отсылать? Эльфам на кухню? К тому же в Мэноре было слишком много древней антикварной мебели, которая не перенесла бы соседство с животными.

Внезапно птица неестественно вывернула шею, завалилась на бок и начала судорожно сучить лапками, сжимать их с небольшими паузами и издавать болезненное карканье.

Остальные птицы насторожились, замерли на секунду и кинулись врассыпную, ужасающе каркая.

Драко отпрянул и через пару секунд догадался оглядеться.

Слева от небольшого озерца, привалившись к дереву, стоял дед. Направив палочку на птицу. А смотрел на внука. И улыбался как-то безмятежно, даже по-доброму. От этого его взгляда и приклеенной улыбки было жутко. Ранняя тёплая осень резко сменила температуру, пробираясь холодом под одежду, застывая ледяной коркой вдоль позвоночника.

Он не слышал, но догадался, что губы деда беззвучно прошептали «Круцио».

И птица продолжала неестественно изгибаться. Кажется, все её маленькие кости и суставы ломались под давлением непростительного.

А Драко стоял там, без волшебной палочки, совершенно беспомощный, он ничего не мог сделать. Просто таращился.

Он ведь мог применить непростительное и к нему…

Уверенно двигаясь по тёмным коридорам школы, он силился вспомнить, испытывал ли тогда какое-то сочувствие к птице. Или может быть, это был просто ледяной ужас от собственной беспомощности. Ведь его сумасшедший дед вполне мог провернуть что-то подобное с ним. И на выбросы стихийной магии надежды особенно не было.

Но он совершенно точно не хотел, чтобы другому существу было больно. По крайней мере, ему чужие страдания не доставляли никакого удовольствия.

Это была просто констатация факта.

Драко даже не мог похвалить себя за это. Глупость же. Как радоваться тому, что ты не ссышь мимо унитаза. Хотя такие ребята, как Крэбб и Гойл, вполне могли бы гордиться своей меткостью. Может быть, даже внесли бы это отдельной строчкой в своё будущее резюме. Если бы знали, что это.

Виски начало сдавливать. Да грёбанный ты ж Салазар! Сходить что ли к Помфри? Головные боли, сонливость эта, раздражительность… обычное его состояние. С которым он живёт много лет.

Интересно, грязнокровка уже вернулась?

Глава 4

Авроры обшарили каждый уголок, пытались сунуть нос под каждый кирпич.

Две недели прошло. И вроде бы разговоры поутихли. Обсуждать это надоело, ничего нового. История стала обрастать слухами. Некоторые сплетни передавали таким громким шепотом, что от них невозможно было отвернуться.

Разумеется, его вызывали на допрос. И не раз.

– Где вы были в момент инцидента?

– А с кем вы были?

– А что вы делали?

– Случались ли у вас последнее время конфликты с маглорождёнными?

– Вы всё ещё придерживаетесь взглядов вашего отца касательно нечистокровных волшебников?

Конфликты с маглорождёнными. На этом вопросе он едва не фыркнул. Да он находился в состоянии перманентного конфликта с одной конкретной… грязнокровкой.

Пожиратель смерти.

Предвзятость.

Это было неудивительно. Он сын Пожирателя смерти. И сам бывший Пожиратель. Оправданный, но видимо не в той же степени, как тот же Снейп, например.

Если бы не запрет директора, они бы влили в него литр сыворотки правды.

Драко бесился и предлагал им притащить омут памяти, чтобы полюбовались, как он дрых на диване в гостиной все эти несколько часов.

Авроры, седой мужчина и высоченная, худая как палка, тётка с манерами старухи Макгонагалл, вежливо качали головами и говорили, что в этом пока нет необходимости.

Пока нет необходимости.

Пока!

Что ещё вы хотите? Вы же уже нашли убийцу. Узнать, не помогал ли ему кто-нибудь кромсать грязнокровку на части и художественно раскладывать их на полу?

Кто-нибудь с уродской чёрной меткой на коже.

– К слову, ваша метка… она…, – седой аврор поднял на него взгляд мутных голубых глаз и твёрдо продолжил. – Можно взглянуть на неё?

Прямо-таки к слову.

– Нет, – нагло ответил Малфой, тоже не отводя взгляд. – Если вам интересно, эта вульгарная безвкусная картинка всё ещё на месте. Разве что немного поблёкла. К сожалению, со смертью Лорда она никуда не делась.

– Всё ещё называете его лордом?

В парня тут же упёрся цепкий взгляд тёмных глаз. Ведьма прищурилась, посылая ручейки морщин к вискам.

Драко пожал плечами.

Это была привычка. Но, чёрт возьми, он не собирался оправдываться перед этими уёбками.

Некоторые Пожиратели, чтобы обелить свою репутацию, после войны проклинали Волан-де-Морта последними словами.

Малфою не хотелось всего этого. Он неизменно кривился, читая в «Пророке» откровения очередной "жертвы обстоятельств". Он бы назвал Реддла безносым лысым хреном в лицо. И был готов к тому, что это будут его последние слова.

Если бы не Нарцисса. Близкие делают людей слабыми, привязывают к этому миру, заставляют терпеть все его несовершенства и всю боль, которую он несёт.