Плацебо (#2) - Гранд Ксения

В ушах раздается приглушенный треск, отдающийся болью в ребрах. Это мое покореженное терпение постепенно дает трещину, не выдерживая еще одного испытания.

– Я. Не. Моров, – отчеканиваю практически по слогам. – Всего полчаса назад я пришла в себя в морге, брошенная и напуганная. Прошу, не делай этот изнурительный день еще сложнее.

Его рука подрагивает. По взгляду вижу, что он сомневается, но боится оказаться неправым: ведь знает, что с моровами лучше не рисковать. Малейшее колебание может стоить жизни не только ему, но и жителям поместья. Я его понимаю, правда, но снова умирать не хочу. Наконец, неуверенность опускает чашу весов в мою пользу, заставляя его медленно подступить поближе.

– Руку.

– Что?

– Дай руку.

Протягиваю ему раскрытую ладонь в надежде, что он не отрежет ее, дабы проверить свертываемость моей крови. К счастью, он лишь отслеживает пульс, убеждаясь в том, что я пытаюсь ему доказать с самого начала: я все еще жива. Пальцы в кожаных перчатках скользят по коже, определяя напряжение мышц, оттягивают мои нижние веки, убеждаясь в отсутствии алых пятен. А я лишь молча наблюдаю, как исказившая его черты жесткость постепенно уступает место растерянности. Но не из-за моих сердечных циклов, а из-за крошечной красной струйки, спустившейся по моей шее. Прямо на мой медальон. Охваченная гневом, я не сразу осознала, как приблизилась слишком близко, усилив нажим лезвия, которое в итоге оставило на коже порез. Если бы я была моровом, от необратимой метаморфозы моя кровь приобрела бы розовый цвет. Но она краснее суданской розы, из листьев которой моя мама так любила заваривать чай.

– Видишь? – стираю алые капли и показываю ему. – Это действительно я.

Он касается моего горла, подбородка, словно пытается убедиться в реальности происходящего. Опускается на плечо, ключицу, пока не застывает в верхней части грудины. Там, где под пятью слоями эпидермиса, шестью ребрами и несколькими группами мышц бьется все еще живое сердце.

– Ты… перестала дышать. Мышцы окоченели, температура тела упала до десяти градусов. Признаки жизни отсутствовали.

– Но я жива. Как такое возможно?

– Вероятно, – вдыхает он на полную грудь, все еще не отводя от меня глаз, – это воздействие лекарства. Даниил ввел его тебе перед падением. Помнишь?

Утвердительно киваю, хотя на самом деле мало что припоминаю. Это больше похоже на плохой сон, который перерос в кошмар, готовый разрушить остатки моего разума, все еще не оправившегося после Другой стороны.

– Или же так проявляются возможности Двенадцатых – он резко разворачивается, отступая к перилам. – Перелома нет. Судя по твоей походке, последствия ушиба ребер тебя также не беспокоят. По всей вероятности, регенеративная способность двенадцатой группы оказалась сильнее, чем могли вообразить сиринити.

Значит, мне несказанно повезло. Если бы я была представителем шестой или, скажем, десятой группы, то уже давно была бы мертва. По-настоящему. Чувствую, как по спине пробегают мурашки, и содрогаюсь. Подумать только… Ведь сегодня меня собирались предать земле. Очнись я на полдня позже, и уже могла бы не выбраться из этой передряги. Да уж, та еще выдалась неделя.

– Как теперь быть с лекарством? Порция была только одна, – уточняю я, обхватывая себя руками. Из-за резко поднявшегося ветра мне становится зябко. Блэквуд это замечает и протягивает мне свое пальто, от которого я не в силах отказаться.

– Судя по всему, твое тело каким-то образом переработало вещество, что привело к его модификации и усвоению. Нужно выяснить, как именно. Есть вероятность, что оно до сих пор в твоем организме.

– Думаешь, его можно как-нибудь извлечь?

Не отвечает, но его многозначительный взгляд говорит вместо него: если лекарство до сих пор течет в моих жилах, нужно сделать все возможное, невообразимое и немыслимое, чтобы его добыть.

– Хорошо. И как это сделать?

– Мне потребуется выполнить комплексное исследование биологических показателей, проверить уровень лейкоцитов, лептинов и…

– Блэквуд, – не выдерживаю я, – можно как-то попроще для человека, который только полчаса провел в мире живых?

– Нужна твоя кровь.

Вот так бы и сразу. А все эти лептины пускай оставит ученым сиринити.

– Делай все, что понадобится.

– Ладно, – кивает он, все еще настороженно оглядывая меня. – Но для начала требуется известить Старейшину.

– Как раз этим, пожалуй, и займусь.

Я разворачиваюсь, но чувствую, как что-то с усилием сжимает мой локоть.

– Постой, – стоит ему только подойти, как мое дыхание перехватывает, будто воздух вокруг наэлектризовался. Блэквуд смотрит на меня не отрываясь, не моргая, не дыша, и на короткую долю мгновения мне даже кажется, что он сейчас скажет что-то приятное. Что-то, что заставит меня скинуть этот груз ответственности за весь род сиринити и хоть на миг ощутить себя желанной. Но все, что он говорит, лишь:

– Мне следует сопроводить тебя. Стража Старейшины вряд ли позволит тебе пройти беспрепятственно.

Я беззвучно киваю, принимая его предложение. Не хотелось бы нарваться на кинжал сиринити дважды за вечер. К тому же, мне так приятно снова оказаться рядом с ним, пускай даже не в самом презентабельном виде. К слову, хлопковую рубашку и помятые джинсы, которые, кажется, удерживает на бедрах лишь моя несгибаемая сила воли, можно было и поменять, но приходит мне это в голову лишь когда я оказываюсь в кабинете. С десятью клинками, нацеленными мне в грудь. Блэквуд подробно обрисовывает Кристиану ситуацию, опровергая теорию о моем обращении. Правда, верит тот ему не сразу. Каждое слово Верховного жреца отражается новой морщинкой на вытянутом, как падающая капля, лице Старейшины. Пока не сменяется выражением полного понимания. Кристиан хлопает в ладони, призывая охрану сложить оружие, после чего радостно сжимает меня в объятиях.

– Quel horreur, 1 мое бедное дитя! Тяжело вообразить, через какие ужасы тебе довелось пройти! Однако, – он мягко отстраняется, поправляя помявшийся сюртук, – раз уж сама судьба ниспослала тебе возвращение, значит, предназначенное тебе свыше еще не исполнено. Моровы все еще на свободе. Я верю, что только с твоей помощью нам удастся их одолеть.

Его слова поднимают в моей памяти воспоминания, которые я предпочла бы навсегда выжечь. Музыка, танцы, студенты в маскарадных костюмах, бегущие сквозь струящиеся с потолка потоки: День памяти, который обернулся настоящим кошмаром. Боже мой… Что если, пока я болела, они уже расползлись по ближайшим городам?!

– Граница… – едва шепчу я, – в Стене образовалась брешь. Десятки диких прорвались на Нашу сторону. Они напали на академию и, должно быть, уже наводнили Уинтер Парк…

– Я знаю, дорогая. Мои люди доложили мне об этом неприятном инциденте. В тот же день в округ Фрейзера были отправлены стражи для устранения угрозы, но, к счастью или к прискорбию, прибыв на место, они не обнаружили ни единого следа моровов.

– Что? Но как?

Вместо ответа Кристиан поворачивается к стоящему позади Блэквуду, предоставляя слово ему.

– Вероятно, они сбились в стаи и последовали за вожаком, который увел их из города.

– Но ведь это дикие… – не понимаю я. – Они никому не подчиняются.

– Apparemment, 2 кто-то все же имеет над ними власть. В противном случае, Фрейзер уже давно бы утонул в массовом кровопролитии.

Ответ напрашивается сам собой. Кто еще мог приказать моровам уйти, как не… Вейн? Если он хоть наполовину такой могущественный, как упоминал Даниил, и на треть такой коварный, как предупреждал дядя Ник, он сделал это не просто так. Должно быть, у него уже давно есть план, которому он следует шаг за шагом, не раскрывая никому своих истинных мотивов. Вот только, какая роль в этой игре уготовлена мне?

– Что насчет Стены?

– Неделю назад, – откашливается Кристиан, заводя руки за спину, – я послал патруль особого назначения к границе с целью отыскать местонахождение бреши и устранить ее. Однако пока мы не получили от них вестей.