Она перевернула еще одну высохшую хрустящую страницу, перепачканную подозрительной жидкостью и коричневыми пятнами, то ли чаем, то ли кровью. Эта схема была куда менее детальной, чем три схемы верхнего уровня. Харроу оставила на странице много жирных карандашных вопросительных знаков, а некоторые комнаты представляли собой просто грубые наброски, в противовес идеально вычерченным прямоугольникам первой схемы. Везде виднелись знакомые надписи: лаборатория один и так до лаборатории десять. Давление. Траур. Консервация. Рабочие помещения один-пять. И Санитайзер. А еще пульт управления? консоль? и отвал? Это было вычерчено довольно аккуратно, с коридорами нужной ширины и дверями в положенных местах. Гидеон вспомнила самые старые части Девятого дома, спрятанные в глубинах, под современными кривыми проходами и перекошенными стенами.
– Это очень старая часть, – тихо сказала Харроу скорее себе, чем Гидеон, – гораздо старше, чем остальной дом Ханаанский. Это построено еще до Воскрешения или замаскировано под постройку тех времен, что не менее интересно. Я знаю, что Секстус одержим датировками, но, как и обычно, он погряз в мелочах. Важна функция этой постройке.
– И зачем она нужна?
– Знала бы – уже была бы ликтором.
– Ты знаешь, кто ее использовал?
– А этот вопрос намного лучше, Нав.
– И почему, – продолжила Гидеон, – ты оказалась там полудохлая и в костяном коконе?
Преподобная дочь тяжело вздохнула, а затем зашлась в приступе кашля. Так ей и надо.
– Тот, кто бросил это место, бросил большую часть своей работы абсолютно нетронутой. Никаких теорем и записей, если только их не убрали специально, а я сомневаюсь, чтобы Учитель их убирал, но, как я обнаружила, там можно запустить… тесты. Теоретические модели, которые они использовали. Большая часть помещений там внизу использовалась для подготовки к чему-то, и они брошены в таком состоянии, что кто угодно может снова запустить установку. Кто-то оставил там внизу… задачи для некромантов, достаточно талантливых, чтобы понять, что там вообще происходит.
– Прекрати темнить, Нонагесимус. Какие еще задачи?
– Я имею в виду, – пояснила Харрохак, – что я потеряла сто шестьдесят три скелета на одной-единственной лабораторной установке.
– Что.
– Я не сумела увидеть, что уничтожает поднимаемых мной скелетов, – мрачно ответила Харроу, – я пока еще не поняла, как их правильно защитить. Если жрецы сумели создать укрепленных скелетов, которых можно использовать как слуг – боже мой, Нав, ты вообще видела, как они с костями работают? – то я точно смогу, но я пока не поняла, как разобрать хотя бы одну машину Первого дома, а просто на глазок я ничего сделать не могу. Не пойми меня неправильно, я справлюсь. Я с каждым днем подбираюсь все ближе. Ты меня нашла, когда я совсем вымоталась, вот и все.
– Но на кой хрен это вообще все нужно?
– Как я уже миллион раз повторила, Сито, я все еще работаю над теорией. Давай вернемся к картам.
Некромантка угрюмо смотрела в свою книжку, щуря распухшие глаза. Гидеон, слегка шокированная, нагнулась и, не обращая внимания на мрачность адептки, снова открыла трехуровневый план дома Ханаанского. Несколько крестиков было обведено черными кружками да еще и помечено какими-то паукообразными символами, которые она не узнала. Символы были разбросаны по всему зданию Первого дома, довольно далеко друг от друга. Тайные двери, что ли.
Гидеон перевернула еще одну страницу и увидела карандашный набросок звериного черепа с длинными рогами. Рога загибались внутрь, почти касаясь друг друга, а глазницы чернели глубокими, плотно заштрихованными провалами. Ее пронзило чувство узнавания.
– Я уже это видела!
Харроу беспокойно зашевелилась и прищурилась:
– И где же?
– Подожди, верни карту. – Гидеон перевернула страницу и нашла атриум, пальцем провела по извилистому маршруту, по коридору и лестнице, которые вели к тренировочной площадке. Нашла следующую лестницу и ткнула в нее пальцем: – А ты ее не нашла. Я тебя опередила Нонагесимус. Тут скрытый проход с запертой дверью.
– Ты уверена? – теперь Харроу наконец очнулась по-настоящему. После утвердительного кивка она вытащила из рясы длинную стальную иглу и ткнула ею себе в рот – Гидеон дернулась, – и тут же кости у кровати бесцеремонно поставили ее на ноги. Кончик иглы окрасился алым.
– Покажи, Нав, – потребовала она.
Абсолютно довольная собой, Гидеон указала на огромную дверь из черного камня, спрятанную за гобеленом.
Харроу отметила это место кровавым крестом и подула на него. Чернила немедленно окостенели и стали сухими и коричневыми. Х-203. Некромантка не смогла сдержать торжествующей усмешки. Растянутые губы немедленно лопнули и закровоточили. Выглядело это жутковато.
– Если ты права… и если я права, то…
Окончательно вымотавшись, Харроу захлопнула дневник и снова спрятала его под одеждой. Она рухнула в пыльные объятия костей, и те, пощелкивая, опустили ее на темное скользкое одеяло. Вслепую она потянулась за водой, разлила половину, жадно глотая. Бросила пустой стакан прямо на кровать и закрыла глаза. Гидеон вдруг поняла, что схватилась за узкую, висевшую на бедре рапиру и чувствует тяжесть ее рукояти.
– Ты сегодня могла умереть, – заметила она светским тоном.
Долгое время девушка на кровати лежала молча и неподвижно. Грудь ровно вздымалась и опадала, будто во сне. Потом Харроу сказала, не открывая глаз:
– Ты могла бы попытаться прикончить меня прямо сейчас, если бы захотела. И даже победить.
– Заткнись, – угрюмо сказала Гидеон, – из-за тебя я выгляжу клоуном каким-то. Я не могу всерьез тебя охранять, но это ты виновата. В смысле, всякий там священный долг, делай в точности то, что я говорю, бла-бла-бла, это же все теряет всякий смысл, если ты сдохнешь от обезвоживания.
– Не надо было…
– Понимаешь, основное требование к рыцарю – как раз чтобы ты не сдохла.
– Не надо…
– Нет уж. Теперь говорит Гидеон Нав. Я хочу отсюда выбраться, а ты хочешь стать ликтором. Чтобы это случилось, нам придется объединиться. Если ты не хочешь, чтобы я выбросила на хрен эту рапиру, эту краску и всю нашу легенду, тебе придется взять меня вниз.
– Сито…
– Говорит Гидеон Нав! Шестой наверняка подумал, что мы с тобой дерьмо какое-то. Я пойду вниз с тобой, потому что меня тошнит от ничегонеделания. Если мне еще один день придется бродить тут и делать вид, что я принесла обет молчания, я тупо вскрою вены на глазах у Учителя. Не ходи туда одна, не умирай. Я твоя креатура, мрачная хозяйка. Моя верность тебе прочна, как горы, полутеневая госпожа.
Харроу распахнула глаза:
– Заткнись.
– Я твой надежный клинок, владыка ночи.
– Хорошо, – тяжело сказала Харроу.
Гидеон уже собиралась произнести «костяная императрица», когда вдруг до нее дошел смысл слов Харроу. На лице второй девушки теперь было написано смирение. Смирение, усталость и что-то еще, но в основном смирение.
– Я принимаю твои аргументы. Я с ними не согласна, но допускаю погрешность. Хорошо.
Говорить, что у Харроу нет ни одного способа возразить ей, значило бы зря испытывать судьбу. У нее были ключ, инициатива и гораздо больше крови. Так что она сказала только:
– Хорошо. Круто. Ладно.
– И прекрати всю эту хрень насчет сумеречной принцессы, – добавила Харроу, – вдруг мне понравится. Помогать мне будет очень скучно, Нав. Мне нужно терпение. Мне нужна покорность. Ты должна вести себя так, будто демонстрировать свою верность – твое новое любимое хобби, пусть мы обе знаем, что это полная херь.
У Гидеон от радости слегка закружилась голова. Она закинула ногу на ногу, по-прежнему сидя на тумбочке, и приняла гордую позу.
– Да брось, неужели все так плохо.
Губы Харроу изогнулись. Показались зубы с розоватыми пятнами крови. Она снова улыбнулась – чуть медленнее, чем раньше, но так же жутко и странно.
– Там внизу покоятся все прегрешения некромантов, – сказала она нараспев, как читающий стихи ребенок, – неслышный вой десятков тысяч миллионов голодных призраков, которые каждый твой шаг считают скверной. Даже разорвав тебя на куски, они не будут довольны. Пространство за этой дверью населено духами, которых я не знаю, и ты не способна их понять. Они могут жестоко убить тебя, а могут просто лишить души.
