Лекарь Империи 3 (СИ) - Лиманский Александр

— С чего бы? — я поднял на него тяжелый усталый взгляд.

— Избавился от конкурентки! Теперь на одного кандидата на место меньше!

Я медленно покачал головой. Идиот. Неужели он до сих пор не понял? Думает, все так просто.

— Фролов, она сама себя уничтожила. Сама. Подменила анализы, чуть не угробила пациента, солгала заведующему. Я просто не дал ей утащить на тот свет еще и Шевченко. Вот и вся моя роль.

Он открыл рот, чтобы что-то возразить, но не нашел слов. Только сжал кулаки и снова отвернулся.

— Мы… мы не думали, что она на такое способна, — нарушил тишину Величко. — Она всегда была такой… правильной.

И в этом была вся суть. Милая, умная, амбициозная Алиночка. Никто не думал.

— Да все вы, двуногие, способны на любую гадость! — презрительно фыркнул Фырк, который с интересом наблюдал за нашей сценой. — Просто не у всех хватает смелости или глупости, чтобы решиться!

Он был прав. К сожалению.

Я поднялся со стула, решительно встряхнув головой. Хватит рефлексировать. Пора возвращаться к реальности, в которой пациенты все так же ждут помощи, а болезни не берут выходной.

— Хватит ныть, — мой голос прозвучал неожиданно жестко, разрезав вязкую тишину. — У нас под завязку забито отделение, работы — выше крыши. А вы тут сопли на кулак наматываете из-за чужой глупости.

Я подошел к шкафу, вытащил первую попавшуюся стопку историй болезни и демонстративно положил на свой стол. Рутина — порой лучшее лекарство от тяжелых мыслей. Она не требует эмоций, только концентрации.

Фролов и Величко вздрогнули от моего тона, посмотрели на меня, потом друг на друга. Поколебавшись пару секунд, они нехотя последовали моему примеру, тоже взявшись за дела. Жизнь в отделении продолжалась, и ей было совершенно наплевать, с Борисовой она будет или без.

Я открыл первую карту, погружаясь в сухой, безэмоциональный мир цифр и фактов. Анализы, назначения, динамика, план лечения… Только эта работа имела сейчас хоть какой-то реальный, неоспоримый смысл.

До конца моего странного, похожего на марафон, рабочего дня оставалось еще несколько часов, и я полностью ушел в работу, стараясь не думать ни о кадровых перестановках, ни о будущем Алины Борисовой.

К обеду я чувствовал себя выжатым, но удовлетворенным. Я просмотрел всех пациентов, оставленных мне «на хозяйство», скорректировал назначения и подготовил отчеты для утренней пятиминутки.

Я шел по больничному коридору, направляясь в неврологию. В руках у меня была папка с результатами анализов и скорректированным планом лечения пациентки Антоновой. Рутина, необходимая бумажная работа, которая следовала за любой, даже самой громкой победой.

На душе было на удивление спокойно. Я сделал то, что должен был, а остальное — уже просто формальности.

Когда я сворачивал в боковой коридор, из-за угла, словно тень, шагнула знакомая фигура. Корнелий Фомич Мышкин. Судя по тому, как он появился, он не просто проходил мимо. Он меня ждал.

— Илья. Минутку вашего времени.

Его голос, как всегда, был ровным и лишенным эмоций, но то, что он назвал меня по имени, а не фамилии, было своего рода знаком.

Я остановился. Чего ему еще от меня надо? Казалось бы, дело Борисовой — его прямая обязанность, ко мне тут вопросов быть не должно.

Мышкин огляделся по пустынному коридору и едва заметно кивнул на дверь ближайшего кабинета для осмотров. Мол, не здесь.

Мы зашли внутрь. Он плотно прикрыл за собой дверь, отрезая нас от остального мира. Воздух в маленьком помещении сразу стал тяжелым и густым.

— Красиво ты эту девчонку, Борисову, — он не стал ходить вокруг да около, сразу переходя на «ты». — Чисто. Без лишнего шума.

Я пожал плечами. Звучало так, будто я спланировал какую-то изощренную интригу.

— У меня не было цели ее топить. Просто спасал пациента.

Мышкин изучающе посмотрел на меня, его глаза-буравчики, казалось, пытались заглянуть мне прямо в душу.

— Не любишь пафосных речей? Правильно. Лишние слова только мешают.

Он неторопливым, отточенным движением достал из внутреннего кармана пиджака плоский серебряный портсигар. Открыл его с глухим, дорогим щелчком. Внутри ровными рядами лежали тонкие, аккуратные сигареты.

Мышкин кончиками пальцев извлек одну, но закуривать не стал. Просто вертел ее между пальцев, и серебряная инкрустация на крышке портсигара на мгновение поймала тусклый свет лампы.

Я ждал. Знал, что это была лишь прелюдия.

— Ты тратишь больше времени, чем мы договаривались, Илья, — его голос был по-прежнему ровным, но в нем прорезались нотки металла. — Я ждал от тебя вестей по делу Волкова и Сычева. А вместо этого — тишина.

Я напрягся. Он пришел не из-за Борисовой. Точнее, не только из-за нее.

— Я помню о нашем уговоре, — ответил я.

— Помнишь? — он скептически хмыкнул. — Этого мало. Я слышал, ты тут всех на уши поставил. Пациента Шевченко с того света вытащил, подлог раскрыл… Времени, я так понимаю, у тебя не было?

Его тон был обманчиво-мягким, но это был вызов. Он проверял, не решил ли я соскочить с крючка после своих недавних побед.

— У меня действительно был сложный пациент, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Решение его проблемы было в приоритете.

Мышкин усмехнулся одними уголками губ.

— И Борисова со своими фокусами. Понимаю. Сначала — неотложные дела. Но Шевченко спасен. Борисова обезврежена. Она, кстати, уже дает показания. Очень интересные. И пытается выторговать себе сделку, свалив все на старших товарищей. Но сейчас не об этом.

Он убрал так и не прикуренную сигарету обратно в портсигар. Его тон снова стал жестким, пропала даже тень этой издевательской вежливости.

— Что дальше, Илья? Времени у нас больше нет…

— А он чертовски прав, двуногий, — прошептал у меня в голове Фырк. — Крысы очень хорошо чуют, когда корабль, на котором они столько времени жрали припасы, начинает тонуть. Один неверный шаг, и они либо сбегут, либо попытаются сожрать тебя самого.

Мышкин подошел к двери и, уже взявшись за ручку, остановился.

— Я жду движений, Илья, — бросил он через плечо. — Информация. Она мне нужна.

Он вышел, оставив меня одного в тишине.

Я несколько секунд стоял, переваривая услышанное. Долг платежом красен. Кристина помогла мне, рискуя всем. Теперь моя очередь делать ход. И, судя по всему, Мышкин не даст мне просто так соскочить с этого крючка. Придется действовать.

Времени на раскачку больше не оставалось.

Кристину я нашел там, где и ожидал — на сестринском посту хирургического отделения. Она сидела за столом и сосредоточенно заполняла какие-то журналы, высунув от усердия кончик языка. Она была так поглощена работой, что даже не заметила, как я подошел.

— Кристина.

Она вздрогнула и подняла глаза. Увидев меня, она тут же расплылась в своей фирменной, немного кокетливой улыбке.

— О, Илья! Герой дня! Я уж думала, ты пошел отдыхать и праздновать победу.

Но улыбка ее тут же медленно угасла, когда она увидела выражение моего лица.

— Что… что-то случилось?

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал я ровным, лишенным эмоций голосом. — После твоей смены. Очень серьезно.

В ее глазах тут же мелькнула тревога.

— Что… что-то серьезное? Я что-то сделала не так?

— В кафе напротив. Через дорогу. Не опаздывай, это важно.

Я развернулся и ушел, не дожидаясь ответа. Я знал, что она придет. Любопытство и тревога всегда сильнее страха.

Вечером в маленьком, полупустом кафе пахло горьким кофе и сладкой корицей. Я выбрал самый дальний столик в углу, погруженный в полумрак, откуда было хорошо видно весь зал, но сам я оставался неприметной тенью. Идеальное место для разговора не для чужих ушей.

Кристина вошла через десять минут после назначенного времени. Она успела переодеться. Мешковатый медицинский халат сменила яркая шелковая блузка с таким глубоким вырезом, что он был на грани приличия. На лице — аккуратный вечерний макияж, распущенные волосы мягко обрамляли плечи. Приготовилась. Значит, все-таки до последнего надеялась, что это свидание. Мне стало ее почти жаль. Этот вечер определенно разрушит ее ожидания.