Лекарь Империи 3 (СИ) - Лиманский Александр

Затем я взял пакет с раствором, в котором плавал смертельный для Шевченко коктейль, и поднял его на уровень ее глаз.

— Что бы ты ни собиралась сделать, — мой голос звучал тихо, но отчетливо звенел сталью, — немедленно прекрати. Это назначение — ошибка.

— Но… как? — она моргнула, ее бледное лицо не выражало ничего, кроме абсолютного недоумения. — Но ведь… там подпись Мастера-Целителя Сердюкова…

— Он ошибся, — твердо сказал я.

— Добрый день, Илья, — раздался за спиной вкрадчивый голос. — Не ожидал тебя здесь увидеть. Что-то случилось?

Я обернулся. В дверях стоял сам Сердюков, чье удивление на лице было неподдельным. А за его спиной, скрестив руки на груди и сверкая глазами, полными праведного гнева и плохо скрытого торжества, маячила Алина Борисова.

— Что ты себе позволяешь⁈ — тут же взвилась она, шагая вперед. — Срываешь жизненно необходимое лечение! Вмешиваешься в работу Мастера-целителя!

— Делаю свою работу — спасаю пациента, — спокойно ответил я, глядя прямо на Сердюкова. — И от этого вашего «жизненно необходимого лечения». Я уже начал терапию антибиотиками, и сейчас вводить ему иммуносупрессоры — это все равно что выстрелить в голову.

Наступила тишина. Сердюков растерянно переводил взгляд с меня на Борисову, потом на медсестру.

— Как… как назначил? — его лицо вытянулось. — Почему в системе нет никаких назначений? Я лично проверял карту пациента!

— Потому что у меня нет доступа к назначению протоколов пациентам вашего отделения, — я укоризненно посмотрел на него. — Вчерашнее назначение было внесено мной от руки во временный лист наблюдения, который находится у дежурной медсестры. Туда, куда вы даже не заглянули.

Его лицо побледнело. Он бросил взгляд на процедурный стол, где действительно лежал мой вчерашний листок.

— Старый дурак… — пробормотал он себе под нос, растерянно глядя на свои руки. — Надо же было проверить…

— Это все не имеет значения! — снова встряла Борисова, пытаясь перехватить инициативу. — Твой диагноз неверен! Анализы это опровергли! А я… я поставила верный! У пациента редкая форма системного васкулита — криоглобулинемический! И если мы немедленно не начнем терапию, он умрет!

— Косоглазая идиотка! — прошипел у меня в голове Фырк. — Она еще и выпендривается! Сама же все подстроила, а теперь из себя спасительницу строит! Двуногий, сотри ее в порошок! Я хочу видеть, как она будет плакать!

— Алина права, Илья, — Сердюков, кажется, немного пришел в себя. — Результаты анализов были однозначны.

— Тот анализ, который вы видели, был подделкой, — ровным тоном заявил я. — И я настоял на повторном исследовании. У пациента не васкулит. У него тяжелая диссеминированная инфекция. Возбудитель — Mycobacterium Marinum. В простонародье — «Аквариумная гранулема».

На лице Алины Борисовой мелькнул неподдельный страх, быстро сменившийся растерянностью. Она была похожа на хищницу, которая, загнав жертву в угол, вдруг обнаружила, что это не добыча, а ловушка. И капкан с оглушительным щелчком захлопнулся.

И что самое странное — я не почувствовал злорадства. Скорее, глухую, тянучую досаду. Я ведь давал ей шанс, предлагал стать командой, учиться вместе. Но зависть и страх потерять престижное место оказались сильнее. Она сама выбрала этот путь, а я лишь осветил его со всех сторон.

— Более того, — продолжил я, обращаясь уже к Сердюкову, голос которого я слышал, но лицо которого было скрыто за пеленой моего гнева, — я требую официального разбирательства. Кто-то подменил результаты моего анализа. Я лично нашел настоящий образец биоптата в мусорном баке лаборатории и успел отдать его на повторное исследование.

— Подменил⁈ — голос Сердюкова дрогнул, но тут же обрел стальную жесткость. В его холеных чертах проступила холодная ярость руководителя, в чьем вылизанном до блеска отделении произошло ЧП. — Разумовский, это неслыханное обвинение! Но посмотри на монитор! — он ткнул пальцем в экран. — Пациенту становится хуже!

Это был их последний, самый слабый аргумент.

— Ему становится хуже, потому что лечение начало работать, — спокойно ответил я. — Это классическая реакция Яриша-Герксгеймера. Массовая гибель бактерий вызвала выброс токсинов. Это лишь доказывает мою правоту. А окончательное подтверждение, — я взглянул на настенные часы, — будет готово в лаборатории с минуты на минуту.

Я развернулся и решительно направился к выходу.

— Куда ты⁈ — отчаянно выкрикнула Борисова. — Пациента нельзя оставлять!

Я остановился. Ее попытка прикрыться пациентом, выставить меня безответственным эгоистом, была такой жалкой. Не оборачиваясь, я бросил через плечо:

— Пациент уже получает всю необходимую помощь. А вот нам, — я все-таки обернулся и в упор посмотрел на них, — нужно подождать результатов. И кое-кому — начать подбирать слова для разговора со следователем.

Выйдя из палаты, я не стал их ждать и пошел по коридору, слыша за спиной торопливые шаги. Мы шли втроем в звенящей тишине. Я — впереди. За мной, стараясь сохранять невозмутимый вид, шел Сердюков, на ходу отдавая какие-то резкие распоряжения персоналу. И последней, на несколько шагов отстав, почти невидимой тенью плелась Борисова.

Когда мы зашли в его кабинет, она попыталась проскользнуть к выходу.

— Борисова, сядь, — сухо бросил Сердюков, даже не глядя в ее сторону. — И оставайся здесь. До выяснения всех обстоятельств ты никуда не пойдешь. Будешь под моим присмотром.

Она беззвучно опустилась в кресло в углу кабинета, сжавшись в комок.

— В пыль! В порошок! — в моей голове от восторга заверещал Фырк. — Ты видел ее лицо, двуногий⁈ Видел⁈ Как будто ее только что из центрифуги достали! Зеленую, помятую и очень несчастную! Какая прелесть!

— Угомонись, садист, — мысленно осадил я его. — Нечему тут радоваться. Она же свой талант и карьеру в мусорный бак выкинула. Вместе с биоптатом.

Я сел напротив Сердюкова.

Он открыл на терминале карту Шевченко и уставился на экран. Время тянулось мучительно долго. И вот, наконец, система пискнула, оповещая о новом файле. Сердюков дрогнувшей рукой кликнул по нему. На экране открылся бланк.

Заключение: При окраске по Цилю-Нильсену в биоптате кожи обнаружены кислотоустойчивые палочки, морфологически соответствующие Mycobacterium Marinum.

Сердюков шумно выдохнул сквозь сжатые зубы. Он медленно встал, обошел стол и, подойдя ко мне, молча, но очень крепко пожал мою руку. Его обычно мягкая, ухоженная ладонь оказалась на удивление сильной.

— Иди, Илья, — его голос был хриплым от пережитого напряжения. — Спасибо. Мне… мне нужно тут разобраться.

Он бросил тяжелый, не предвещающий ничего хорошего взгляд на съежившуюся в углу Борисову. Я кивнул и вышел.

Победа. Полная, безоговорочная, но с привкусом горечи.

Я шел в свою ординаторскую. В голове был сумбур. С одной стороны — триумф. С другой — разочарование в человеческой природе. Как низко может пасть человек из-за банальной зависти…

В ординаторской сидели все трое: Шаповалов, Фролов и Величко.

— А, вот и наш провалившийся гений! — Шаповалов встретил меня своей фирменной усмешкой, от которой хотелось как минимум скрипнуть зубами. — Ну что, Разумовский, обломал зубы о мой экзамен? Борисова мне тут уже напела, что ты пролетел со своей теорией. Сказала, она сама диагноз расколола — какой-то там васкулит. Уже и лечение начала. Неужели в тебе все-таки проснулась совесть и ты пришел сдаваться?

Я спокойно посмотрел на него. Его неосведомленность была на грани фола.

— Не совсем так, Игорь Степанович. Пациент Шевченко действительно получает правильное лечение. И начато оно по моему назначению.

В ординаторской повисла тишина, нарушаемая лишь гулом старого компьютера. Ухмылка медленно сползла с лица Шаповалова.

— Как это «по твоему»? — он недоверчиво нахмурился. — У него же васкулит! Борисова сказала…

— Она много чего сказала, — я усмехнулся без тени веселья. — Например, умолчала о том, что результаты анализов, на которые она ссылалась, были подделкой. Она подменила биоптат. Чтобы скрыть свою ошибку и подставить меня.