Лекарь Империи 7 (СИ) - Лиманский Александр

Хорошая реакция. Без пререканий, без жалоб. Он понял, что это не прихоть, а производственная необходимость. Они становятся настоящей командой.

— Что случилось? — спросил он, уже снова превращаясь из уставшего человека в собранного лекаря.

— Обухов. Нужен свежий взгляд. Собираемся здесь.

Я прошел к белой маркерной доске, которая служила нам полем для интеллектуальных сражений, и взял черный маркер.

Фролов и Величко молча расселись за столом, превратившись во внимательных слушателей.

Время для нестандартного подхода.

Классическая дифференциальная диагностика завела нас в тупик, потому что мы отталкивались от симптомов. Нужно было сменить парадигму.

Забыть все медицинские догмы, обнулить все предыдущие выводы и начать с абсолютного нуля. С чистого листа.

— Так, команда, — начал я, и в тишине ординаторской щелчок снимаемого колпачка маркера прозвучал как выстрел. Я намеренно использовал это слово. Оно повышало их ответственность и вовлеченность. Они были не просто ординаторами, они были участниками решения сложнейшей задачи. — Давайте начнем с нуля. Забудьте все, что вы знаете про эозинофилы, гормоны, антибиотики. Забудьте про абсцесс.

Я нарисовал в центре доски круг и написал внутри «ОБУХОВ».

— Мы ищем не болезнь, — я обвел слово, — мы ищем причину. Что мы знаем о нем как о человеке, кроме того, что у него по неизвестной причине разрушается печень?

Фролов, как прилежный ученик, тут же поднял руку.

— Он бывший военный. Полковник в отставке. Крепкий мужик, практически всю жизнь был абсолютно здоров.

— Это лирика, — отмахнулся я, даже не поворачиваясь к нему. — Социальный анамнез. Это важно, но потом. Мне нужны факты. Сухие, конкретные факты из его жизни, которые могут иметь медицинское значение.

Нужно было сразу направить их мышление в правильное русло. Не «какой он человек», а «что с ним происходило». История жизни, а не характеристика личности. Каждая, даже самая незначительная, деталь могла оказаться ключом.

Величко задумчиво почесал затылок.

— Жена его говорила, он упрямый как баран. К лекарям не ходит принципиально. Пришел, только когда уже совсем скрутило, ходить не мог.

Поведенческий паттерн. Типично для военных старой закалки. Основной вывод: симптомы появились не неделю назад. Процесс хронический, идет уже давно, возможно, несколько месяцев. Пациент обратился за помощью только в стадии декомпенсации.

Я молча написал на доске: «УПРЯМЫЙ. К ЛЕКАРЯМ НЕ ОБРАЩАЛСЯ». Каждая деталь была важна.

— Что еще? Факты.

— Может, это хроническое отравление? — предположил Фролов. — Он же военный, мог на каких-нибудь старых складах с химоружием служить. Свинец, ртуть, мышьяк?

Величко тут же фыркнул.

— Бред! При отравлении тяжелыми металлами была бы совсем другая клиника! В первую очередь — неврология: тремор, полинейропатия, энцефалопатия. А у него чисто печеночная симптоматика.

Величко прав.

Клиническая картина не соответствует отравлению тяжелыми металлами. Но сама мысль Фролова была ценной.

Он начал думать в правильном направлении — поиск внешнего, экзогенного фактора. Не внутренний сбой, а что-то, что попало в организм извне.

— А может, это… паразиты? — вдруг, словно стесняясь своей идеи, выпалил Величко.

Я повернулся к нему.

— Паразиты? Семен, мы же делали серологию. Все отрицательно.

— Ну да, на стандартных паразитов, — он набрался смелости. — Аскариды, токсокары, эхинококк… А если это что-то редкое? Экзотическое? Что-то, на что у нас в лаборатории просто нет нужных тестов?

Я замер с маркером в руке. Эта мысль, простая и очевидная, подействовала как второй удар дефибриллятора за вечер.

Интересная мысль. Очень интересная.

Мы искали известных возбудителей стандартными методами. А что, если враг использует «стелс-технологии»? Что, если это паразит, неизвестный медицине этого региона?

Или даже паразит, мутировавший под воздействием местной магии, который не определяется стандартными антителами? Это объясняло бы и стерильность пунктата, и неэффективность антибиотиков, и… эозинофилы! Чертовски точно. Это объясняло все!

— Эй, я же все там проверил! — возмущенно вскочил на столе Фырк. — Никаких червяков или личинок там нет! Чисто!

Но я его уже не слушал. Фырк видит то, что знает. Если он никогда не сталкивался с подобным организмом, он может просто не распознать его как паразита, приняв за измененные ткани самого пациента.

Я повернулся к Величко. Весь мой вид изменился. Усталость исчезла, ее сменил холодный азарт исследователя, напавшего на верный след.

— Семен, ты гений, — констатировал я. Это была признание ценности его идеи для решения общей задачи. — Что если это паразит, эндемичный для какого-то конкретного, очень специфического региона? Настолько редкий для Мурома, что его здесь просто никто и никогда не ищет?

Уже вскоре мы вошли в палату Обухова втроем. Атмосфера была тяжелой. Полковник лежал с закрытыми глазами, но я видел, как подрагивают его веки — он не спал, просто собирал остатки сил.

Я сел на стул у его кровати.

Фролов и Величко встали чуть позади, как моя группа поддержки. Или, скорее, как ассистенты следователя.

— Виталий Валентинович, — я начал спокойно, но настойчиво. — Нам нужно поговорить. Очень подробно.

Он с трудом открыл глаза.

— О чем, господин лекарь? Я, кажется, уже все рассказал.

— Нет, не все. Мы ищем что-то экзотическое. Необычное. Давайте вспоминать — любые, даже самые короткие поездки за пределы Муромской области за последний год.

Распределяем роли. Я веду общую линию, задаю вектор поиска — география. Фролов будет копать детали питания — самый вероятный путь заражения. Величко — социальные контакты и прочие возможные факторы. Работаем как единый механизм.

Обухов нахмурился, напрягая память.

— Да некуда мне особенно ездить. Я человек оседлый. Дача под Муромом, работа консультантом в охранной фирме, дом. Все.

— А в отпуск? — подключился Величко. — На юг не ездили? Или, может, в гости к дальним родственникам?

— Нет, никуда… Хотя постойте! — он вдруг оживился и с кряхтением приподнялся на локте. — На рыбалку же ездил! С бывшими сослуживцами! Весной, в апреле.

Рыбалка. Потенциальный источник заражения.

— Куда именно? — я наклонился чуть ближе.

— В Астраханскую область. На Волгу, в самую дельту. Там у одного моего приятеля своя рыболовная база.

Астрахань. Дельта Волги. Есть.

Это была не просто зацепка, это был прямой, яркий указатель. Эндемичный регион для целого букета гельминтозов, особенно связанных с речной рыбой. Гипотеза получала первое серьезное подтверждение.

Я переглянулся с Фроловым.

— Максим, твой выход, — коротко кивнул я.

Фролов шагнул вперед, заняв мое место у кровати.

— Виталий Валентинович, а что вы там ели? Рыбу, которую ловили, готовили?

— Конечно! — впервые за долгое время на лице полковника появилась тень улыбки от приятных воспоминаний. — За тем и ездили! Щука, судак, сом! Трофеи были — во!

— А как готовили? — методично продолжал Фролов.

— Да по-всякому! Уха тройная, на костре! Жареная, копченая горячего копчения… И строганина! — он причмокнул губами. — Вот это, я вам скажу, вещь! Свежепойманная щучка, замороженная, тонко-тонко настроганная, с солью и черным перцем, да под ледяную водочку! Эх!

Сырая речная рыба. Есть.

Прямой контакт с потенциальным источником заражения. Это была уже не гипотеза. Это был практически доказанный факт. Оставалось только определить вид паразита.

— Сырая рыба из Астрахани? — возбужденно запрыгал в моей голове Фырк. — Это же классика! Описторхоз, дифиллоботриоз, клонорхоз! Целый букет! Выбирай любой!

— А осетрину не ели? Икру? — для полноты картины уточнил Величко.

— Где там! — отмахнулся полковник. — Это же браконьерство, статья. Мы люди законопослушные. Только обычную речную рыбу.

Мы втроем снова переглянулись. Во взглядах не было удивления.