Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей

Официант принес чайник, сахарницу, чашки. Я тут же налил в чашку одной заварки, всыпал две ложки сахару, размешал, сделал глоток. Тепло разлилось вниз по пищеводу. Нет, всё-таки определенная усталость имела место быть.

Официант снова заявился в кабинку, поставил на стол бутылку коньяку, две пузатых рюмки, блюдечко с нарезанным лимоном, положил на стол плитку шоколада «Гвардейский».

— Выпьешь? — вскрывая бутылку, поинтересовался Николай Васильевич.

— А давай! — махнул рукой я. Мы чокнулись. Если директор пил коньяк маленькими глотками, то я махнул сразу всю рюмку. Пищевод сразу обожгло. Я закашлялся, поспешно сунул в рот лимон. Николай Васильевич внимательно совершенно без улыбки посмотрел на меня.

— Что это было? — спросил он, хлопнув ладонью по нагрудному карману пиджака, где лежала завернутая в целлофановый пакетик «горошина».

— Я думаю, что рак, — честно ответил я и добавил. — Наверное.

— Я в понедельник её на анализ отдам, — сообщил директор.

В ответ я развел руками, мол, ваше право. Директор кивнул.

— Когда ты Машку лечил, — задумчиво сказал он. — У тебя глаза черные были. Ни белков, ни зрачков. Одна чернота. Я испугался.

— Ну, ведь всё хорошо, — улыбнулся я. — Хорошо, что всё хорошо кончается.

Он снова наполнил рюмки. Эту рюмку я выпил, как полагается, мелкими глотками, смакуя коньяк во рту и одновременно запуская у себя и «айболит», и «хвост ящерицы», чтобы нейтрализовать алкоголь.

— Мы с Валентиной так и не смогли завести еще ребенка, — мрачно сообщил Николай Васильевич. — Да и возраст уже.

Я не выдержал, хихикнул. Потом засмеялся. Не во весь голос, но достаточно громко. Директор нахмурился. Я улыбнулся и пояснил:

— Теперь сможете. Хоть сто порций!

За первой бутылкой почти сразу же последовала вторая.

Домой я попал в десятом часу вечера. Николай Васильевич, сам едва держась на ногах, проводил меня до квартиры, сдал на руки maman, церемонно поцеловал ей руку, попытался осмотреть квартиру, громко сообщив ей:

— Пора вам расширять свои жилищные горизонты!

И добавил:

— Заслужили… Заслужили! Ударным трудом на благо нашей Родины и химической промышленности в целом!

Он расплылся в пьяной улыбке, игриво подмигнул (maman от неожиданности потеряла дар речи), икнул, после чего засобирался домой. Разумеется, я вышел вместе с ним, провожая его до машины.

— Что это было? — шепотом спросила не отошедшая от шока maman.

— Начальство надо знать в лицо! — многозначительно ответил я и засмеялся.

— Это же Вострецов? — продолжала допытываться maman. — Николай Васильевич? Наш директор завода? Да?

Я улыбнулся, обнял её:

— Мэм! Как вы смотрите на то, чтобы улучшить наши жилищные условия?

Maman отстранилась, недоверчиво посмотрела на меня:

— Ну тебя нафиг, шалапут! Спать ложись немедленно!

И задумчиво добавила:

— От твоих выходок всего можно ожидать!

Глава 9

Дела руководящие

Директорский кабинет в заводоуправлении уступал размерами лишь кабинету секретаря парткома. И, в отличие от кабинета парткома, здесь не висели портреты членов политбюро — только Ленин, Брежнев да Косыгин. Кроме того, полки многочисленных книжных шкафов были заставлены папками с документами, а не собраниями сочинений классиков марксизма-ленинизма.

В понедельник, с самого утра, прежде, чем войти в свой кабинет, Вострецов дал команду секретарше в приёмной:

— Лидия Петровна! Найдите мне срочно Курченко и Качалина. Немедленно. Летучку проведем после обеда. Оповестите всех, пожалуйста.

— Хорошо, — отозвалась секретарша, поднимая трубку внутреннего телефона. На её памяти «летучка», еженедельное совещание, которое директор проводил строго по понедельникам, впервые переносилась на послеобеденное время, наверное, за год. Николай Васильевич Вострецов на этот счет был весьма скрупулезным и пунктуальным человеком.

Первым к директору пришел заместитель директора по административно-хозяйственной части Качалин Дмитрий Федорович, невысокий черноволосый живчик. Он поздоровался с директором за руку, опустился в кресло.

— Чего звал, Василич?

Вострецов с Качалиным были знакомы свыше 20 лет, вместе пришли на предприятие после окончания вузов. Правда, вузы у них были разными. Вострецов закончил «Бауманку», а Качалин местный политех.

Вместе дружили семьями. Даже назначение Вострецова на должность директора никак не помешало их отношениям.

— Федорыч, надо избавляться от ведомственного жилого фонда, — ответил Вострецов. — Экономика должна быть экономной, как сказал уважаемый Леонид Ильич Брежнев…

— Не приходя в сознание, — добавил, хохотнув Качалин.

— Ты поаккуратней со словами-то, — заметил Вострецов, пряча улыбку.

— Да ладно тебе, Василич, — отмахнулся Качалин. — Маразм же чистой воды…

— Маразм не маразм, — вздохнул Вострецов. — А мы на предприятии должны показать исполнение решений партии и правительства, в том числе насчет экономики, которая, — он саркастически скривился, — экономная.

— Поэтому, — продолжил он. — Мы передаем с баланса завода на баланс города все служебные квартиры. Их у нас осталось 9 штук.

Качалин ухмыльнулся, кивнул.

— Только сделаем это по-умному, — добавил директор. В этот момент в кабинет без стука вошла начальник Центральной заводской лаборатории Зоя Михайловна Курченко:

— Разрешите, Николай Васильевич?

— Проходите, Зоя Михайловна, — Вострецов указал рукой на кресло. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Он обратился к Качалину:

— Дмитрий Федорович, подожди одну минуточку, ладно?

Качалин развел руками, мол, можно подумать, у него был выбор.

Вострецов вытащил из нагрудного кармана пиджака целлофановый пакетик с темно-коричневым то ли катышком, то ли горошиной внутри.

— Зоя Михайловна, — директор протянул пакетик начальнику ЦЗЛ. — Сделайте, пожалуйста, максимально всесторонний анализ этого вещества.

— А что это? — спросила Зоя Михайловна. — В смысле, органика, нет? На что акцентировать исследование?

— Скорее всего это органика, — кивнул Вострецов. — Акцент исследования — выяснить степень опасности для живого организма. Афишировать не стоит.

Зоя Михайловна пожала плечами:

— Хорошо, завтра к концу рабочего дня предварительные результаты будут готовы.

— Можно не спешить, Зоя Михайловна, — махнул рукой директор. — Завтра, послезавтра… Главное, сделайте. Хорошо?

После того, как Зоя Михайловна закрыла за собой дверь, Вострецов продолжил:

— Надо перевести жилой фонд на баланс города. Но прежде всего мы эти квартиры распределим своим нуждающимся работникам. Кто там из наших заводчан живет сейчас, те пусть живут. А вот посторонних надо выселить.

— Как же, — засмеялся Качалин. — Выселишь ты их! Там сотрудник УВД живет с семьей по ходатайству УВД. Журналист областной молодежной газеты заселен по письму обкома ВЛКСМ. Преподаватель политеха с семьей. Тоже по ходатайству, только вуза. По письму горкома партии уже второй год живут два их инструктора. Твою подругу еле заселили… — продолжил он уже вполголоса с улыбкой.

— Никаких ходатайств, — отрезал Вострецов. — Сделаем по-хитрому. Объявишь о проведении ремонта. Потом, дескать, после ремонта заселим обратно. А сейчас, извините, в течение 2-х недель пусть освобождают помещения.

— А после ремонта, — подхватил Качалин. — Мы квартиры быстренько раздадим рабочим.

— Да не будет никакого ремонта, — отмахнулся Вострецов. — Оно тебе надо? Главк допзатраты не одобрит и всё.

— Это точно, — осклабясь, кивнул Качалин. — Главк у нас допзатраты не любит выделять.

— Только тихо, — вполголоса сказал Вострецов. — Чтоб раньше времени ни одна душа… Готовь документы. И еще, — он усмехнулся, — прежде, чем распределять, все квартиры переводи в директорский фонд. Я сам их распределять буду.

— Чтоб всяких прихлебателей из парткома-профкома отсечь, — согласился Качалин. — Всё равно скандал будет.