Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Путник подчёркнуто-громко фыркнул.

— Если у здорового и взрослого мужчины загибаются дома от голода маленькие дети, ему не до гордости.

— Но в Эпиршире никто от голода не… загибается, как ты выразился, — возразил школяр. — Наше королевство ввело одни из самых низких налоговых сборов на всём полуострове для рабочего населения, если не на всём континенте. Людям есть что положить в рот — достаточно просто немного поработать в поле или пострелять дичи в лесах.

— Знаком я с твоим «просто», — покивал Макс. — Ты не обижайся, что я эту тему опять поднимаю, Давид, но иногда с высоты птичьего полёта скверно видно, что происходит у червей на земле. Не мне судить, я тоже в этом не особо разбираюсь, но ты не производишь впечатление человека, когда-либо копавшего грядки.

— Я никогда и не копал, — подтвердил Агнеотис. — Но я унаследую земли и титул своей матери, и оба моих родителя это прекрасно понимают: они с детства учат меня всему, что обязан знать дворянин, владеющий землями и душами, чтобы правильно распоряжаться судьбами подданных и имуществом рода.

Они незаметно подошли к просторной леваде за высоким забором, и стоило багровому фасаду хлева вынырнуть из-за синих зарослей ежевики, из конюшни до слуха обоих донёсся призывный клич Дрозда.

— Ужин требует, — ускорившись, пояснил Макс поёжившемуся слегка спутнику. — Не переживай, вечером у него только зерно. Слушай, я не пытаюсь намекнуть, что твои предки плохо тебя воспитывали или ещё что-нибудь в этом духе, я о том, что иногда нужно сначала на своей шкуре прочувствовать какой-либо опыт, чтобы затем судить в похожих условиях других людей, вот и всё. Или ты хочешь сказать, что возделывать поля и охотиться — это легко?

— Конечно нет.

— Ну вот и я о том же. От голода люди, может, и правда у вас не помирают, но не всегда в лесах водится живность, способная прокормить семью из, скажем, пяти человек, а урожай иногда погибает от засухи или града. Бывает так, что помощь со стороны — единственный выход… Блин, что ж такое-то, опять мы отвлеклись. Дворяне как-то не торопятся раскрывать передо мной свои секреты, с королями попроще шло…

Он усмехнулся, и Давид скопировал эту гримасу.

— Ты про обязанности рассказывал.

Юноши приблизились ко входу в хлеб — магическая фиолетовая печать погасла, пропуская гостей внутрь. Завидев двуногих и не разглядев в сумраке подошедшей вплотную ночи своего непосредственного хозяина, конь громко заржал… но на свечу в этот раз не поднялся. Видимо, помнил: ужин у него, как у всех адекватных лошадей, вегетарианский.

— Ты… уверен, что мне можно внутрь? — робко посмотрев вслед вошедшему Максиму, уточнил Агнеотис.

— Ну, никаких приказов тебя не пускать я не получал, так что… да, полагаю, можно.

Прекрасно и во всех подробностях помня утренний инцидент, школяр шагнул на бетонный пол далеко не так уверенно, как шагал раньше. Стараясь держаться поближе к противоположной от денника стене и при этом двигаться так, чтобы его нервозность не бросилась в глаза чародейскому подмастерью, Давид медленно дошёл до первого отсека и, почувствовав перегородку за спиной, теперь с интересом наблюдал, как его собеседник в нужных пропорциях набирает крупными мерными стаканами необходимые жеребцу злаковые в кормовое ведро.

— Кстати, немного отвлекаясь от темы, — как бы невзначай вдруг заговорил Путник, — Как там Фрилейма, ты не знаешь?

— Фрилейма?.. Ох, да. Фрилейма. Не знал, что вы знакомы… Она в добром здравии, насколько я могу судить, — тут же прислушавшись к интуиции, навострил уши Давид и придал голосу как можно более естественные нотки. — Правда, я слышал, её семье крайне не понравился прогул целого учебного дня тогда. Допускаю, что и до выговора могло дойти.

— Но в остальном всё пучком?

— Сказать откровенно, я не интересовался. Мы редко общаемся вне стен Академии, а в перерывах между занятиями нет времени на вежливые диалоги о погоде.

Максим неопределённо хмыкнул.

— А что так?

— Перерывы довольно короткие, и большинство студентов старается как можно плотнее поесть перед следующей лекцией — магическая практика отнимает немало сил, а разговоры, как ты понимаешь, процессу поглощения пищи не способствуют.

— Нет, я имею в виду, чего вы вне Академии не общаетесь?

— Ах, это… — догадываясь, чем может быть вызван спонтанный интерес Путника с малознакомой студентке, Агнеотис старательно прикидывался слабоумным и в упор не замечающим ничего подозрительного. — Фрилейма весьма… необычная леди, если позволишь выразиться подобным образом. Она с трудом вписывается в нормы общественного поведения. Не уверен, что мы нашли бы общий язык, если бы пообщались ближе, но я никогда не пробовал.

— Она назвала тебя первым красавчиком на потоке, ты в курсе? — Максим обернулся на него через плечо с широкой белозубой улыбкой, внезапно открытой и простодушной. — Так что зря не пробуешь.

И Давид, увидев эту улыбку, окончательно и безоговорочно перестал понимать человека перед собой. Вернее будет сказать, он и прежде-то не особо разбирался во внутреннем (или хотя бы внешнем) устройстве Путника Максимуса, но в ту секунду потерялся с концами.

В его скромном опыте в подобных разговорах другие парни интересовались мнением Давида о какой-либо девушке, если испытывали к ней хотя бы мало-мальское влечение — вопросы про характер и привычки задавались с целью заранее подготовить план действий по захвату конкретного женского сердца. Сначала он решил, что Максимус спрашивает всё с той же предсказуемой целью, но… зачем тогда раскрывает карты и передаёт высокое мнение о другом юноше этому самому юноше, если девица симпатична ему самому? Неужели Путник не понимает, что, будь Агнеотис чуть менее принципиальным и чуть более злым на него, он бы перехватил внимание Лейм хотя бы из вредности?

— Это… довольно распространённое мнение в Академии, — от удивления нетипичному поведению школяр даже не понял, насколько его слова могли прозвучать самодовольно. — Постой, как мы вообще пришли к этому разговору?

— Я вспомнил о Фрилейме и передал, что она от тебя в восторге, — подмастерье либо очень правдоподобно прикидывался, либо искренне не осознавал всю нелепость складывавшейся ситуации. — Если встретишь её раньше, чем я, сможешь передать, что её всё ещё ждёт смартфон?

— Сма… что?

— Ай блин, точно, ты же тоже не в курсе. Короче, просто передай, ладно? Она обещала рассказать мне о Цельде, но с того дня мы больше не пересекались, а мне сейчас информация нужна как воздух.

— Я могу рассказать о Цельде, — стремительно тупея в незнакомой и какой-то подозрительно-идиотской беседе, напомнил Агнеотис.

И хитрый прищур, который он получил в ответ, сбил с мысли без шансов на реабилитацию и оправдание.

— Так, значит, она тебе нравится всё-таки? — победоносно уточнил парень с видом человека, уже знающего ответ на задаваемый вопрос.

— Что? Нет, постой, с чего ты… Ох, я не это имел… Как мы вообще к этому пришли?!

Макс его уже не слушал. Полностью удовлетворённый тем, как легко запутал, смутил и заставил покраснеть местного дворянина, Путник добродушно рассмеялся и легко махнул рукой в его сторону, дескать, не обращай внимания.

— Вот же чёрт, я и правда в тебе ошибся, Агнеотис: ты, оказывается, не такой уж и плохой парень. До друзей нам, конечно, как до Луны… — держа в правой руке ведро, юноша прошёл мимо собеседника в коридор конюшни и направился к стучавшему копытом по стене жеребцу. — …но теперь ты меня хотя бы не бесишь.

Сухой нежный шелест злаков о дерево кормушки заполнил пространство под потолком хлева. Не дожидаясь, пока опустеет ведро, конь сунул шоколадно-бронзовую морду под льющийся как из Рога Изобилия поток и принялся жадно жевать — так, словно не ел уже несколько лет. Хищное рычание, раскатами гремящее в глотке, вынудило Максима поскорее расправиться с заданием и оперативно отодвинуться на уважительное расстояние — от греха подальше.

Искренним ли было это спонтанное признание? Максим сам не знал. Он ещё чувствовал исходивший от Давида тонкий аромат спрятанного на время подальше от посторонних глаз навоза, но вместе с тем ему по-детски наивно и отчаянно хотелось верить… нет, не в то, что все люди вокруг — посланники божьи, ангелы с трубами и канонизированные святые. А в то, что в каждом человеке помимо удобрений животного происхождения есть ещё и нечто, пахнущее немного приятнее.