Лекарь Империи 7 (СИ) - Лиманский Александр

Приятная тяжесть пластика и металла. Знакомые изгибы джойстиков под пальцами. Рукоятка легла в ладонь как влитая. Память никуда не делась.

Спокойствие. Концентрация. Выдох.

Забыть про Киселева, стоящего у стены. Забыть про Журавлева, который ждал моей ошибки. Забыть про все. Было только три элемента: я, инструмент в моих руках и анатомия пациента.

— Давай, двуногий! Покажи этим старперам, как надо работать! — подбодрил меня Фырк, спрыгнув с полки мне на плечо.

Я снова ввел эндоскоп. Движения были плавными, почти нежными. На мониторе замелькала уже знакомая картина, но теперь я смотрел на нее другими глазами.

Я активировал Сонар, направив его тонким лучом через оптику эндоскопа.

Картинка на мониторе была лишь двухмерной картой. Сонар давал мне третье, четвертое и пятое измерение. Я не просто видел ткани. Я их чувствовал. Их плотность, температуру, натяжение, микровибрации от тока крови в капиллярах.

Вот оно, устье общего желчного протока.

Сонар показывал, что оно было сильно спазмировано из-за грубых манипуляций Киселева, но анатомически проходимо. Киселев пытался войти в него под прямым углом. Ошибка. Проток отходил вверх. Нужен был правильный угол — примерно тридцать градусов в краниальном направлении и пятнадцать градусов влево. Компьютерная точность.

Я выдвинул катетер. Легкое, почти незаметное движение джойстиком, задающее нужный угол. Мягкое, плавное, поступательное движение вперед.

И кончик катетера, легко и без малейшего сопротивления, вошел в устье протока с первой же попытки.

— Есть! — не удержался от восхищенного выдоха Артем, который все это время, затаив дыхание, следил за монитором.

Но именно в этот момент, на пике нашего тихого триумфа, все пошло не так.

— Давление падает! — раздался резкий, тревожный крик Артема. — Восемьдесят на пятьдесят! Пульс срывается! Частая желудочковая экстрасистолия!

Я бросил взгляд на кардиомонитор.

Идеальная синусоида исчезла. Вместо нее по экрану плясала уродливая, хаотичная кривая — широкие, аномальные зубцы желудочковых комплексов вклинивались в нормальный ритм, предвещая скорый срыв в фибрилляцию.

Классический вагусный рефлекс на стимуляцию сосочка. Предсказуемо. Артем предупреждал. Сердце на грани остановки.

Кардиомонитор истошно завопил.

— Убирай эндоскоп! — заорал Киселев, отталкиваясь от стены и бросаясь к операционному столу. Его лицо исказилось от паники. — Немедленно! Мы его сейчас убьем!

Глава 7

Я не шелохнулся.

Мои руки мертвой хваткой держали рукоятку эндоскопа, взгляд был прикован к монитору. Нет. Отступать сейчас — значит провалить все.

Второго шанса войти в этот спазмированный проток у нас не будет. У меня было окно в десять-пятнадцать секунд до того, как гемодинамика рухнет окончательно. Нужно было действовать на опережение.

— Артем! — мой голос прозвучал властно и абсолютно спокойно, перекрывая панические выкрики Киселева. Я не отрывал взгляда от монитора. — Атропин, ноль целых пять миллиграмма, внутривенно! Немедленно!

— Но… — Артем на долю секунды замялся, разрываясь между моим приказом и паникой старшего по рангу.

— Делай! — твердо сказал я, и в этом слове была такая стальная уверенность, что все сомнения исчезли.

Артем метнулся к шкафчику с препаратами экстренной помощи. Я продолжал удерживать кончик катетера в устье протока, ощущая пальцами малейшие вибрации напряженных тканей.

Десять секунд. Девять. Восемь. Мне нужно всего несколько секунд, чтобы получить изображение. Главное — не сдвинуть катетер.

— Контраст! — крикнул я операционной сестре, и она тут же протянула мне заранее набранный шприц с темной йодсодержащей жидкостью.

Я присоединил его к порту катетера и начал медленно, но уверенно давить на поршень.

На большом рентгеновском мониторе, который до этого был просто серым экраном, начало проявляться изображение.

Контраст заполнял общий желчный проток, рисуя на светлом фоне темную, извилистую трубку, похожую на ветвь дерева.

Он пошел выше, во внутрипеченочные протоки, и… вот они. Внутри темных «ветвей» были видны десятки мелких, овальных дефектов наполнения. Они были похожи на семечки подсолнуха.

Извивающиеся, подвижные тени, которые контрастное вещество обтекало со всех сторон.

Есть. Вот они. Невидимые для магического сканера Фырка, но вполне осязаемые для грубых рентгеновских лучей.

Моя гипотеза была подтверждена на сто процентов.

Я повернул голову к застывшему у моего плеча Киселеву.

— Вот они, Игнат Семенович, — произнес я спокойно, почти равнодушно, и это спокойствие на фоне общей паники прозвучало оглушительно. — Ваши «несуществующие» паразиты.

Артем ввел атропин.

На кардиомониторе хаотичный танец желудочковых экстрасистол прекратился. Кривая начала выравниваться, возвращаясь к нормальному синусовому ритму.

Шестьдесят ударов в минуту, семьдесят, восемьдесят… Давление медленно поползло вверх.

— Кризис миновал, — с облегчением выдохнул Артем. — Гемодинамика стабильна.

Киселев, бледный и вспотевший, стоял у рентгеновского монитора, не веря своим глазам. Его злость и паника сменились профессиональным шоком.

— Описторхоз… — бормотал он, как в трансе. — Массивная инвазия… Тут сотни, если не тысячи паразитов… Я бы в жизни не поверил…

Он видит только то, что на поверхности.

Подтверждение диагноза. Но я вижу больше. Есть деталь, которая не вписывается даже в эту, уже аномальную, картину.

Я подошел к панели управления рентгеновского аппарата и, пользуясь правами ассистента, включил режим цифрового увеличения, сфокусировав изображение на правой доле печени.

— Смотрите сюда, — мой голос прозвучал спокойно, почти лекторским тоном.

На увеличенном изображении стала видна тонкая, как нить, извилистая линия контраста. Она отходила под прямым углом от одного из крупных желчных протоков и, пробивая его стенку, уходила куда-то в сторону, вглубь паренхимы печени.

— Что это? — Артем наклонился ближе к монитору. — Артефакт изображения? Или свищевой ход?

Фистула. Это очевидно. Паразиты прогрызли стенку протока. Но куда?

Я снова активировал Сонар, но на этот раз использовал его не для общей диагностики, а как высокоточный навигатор, прослеживая путь этого аномального хода сквозь ткани.

— Они пробились в правую печеночную артерию, — констатировал я факт.

В операционной воцарилась мертвая тишина, еще более гнетущая, чем во время сердечного приступа. Было слышно лишь шипение аппарата ИВЛ.

— Ничего себе! — раздался в моей голове восхищенный писк Фырка. — Червяки-бурильщики! Прямо в артерию! Это же полный абзац!

— Боже… — Киселев побледнел как полотно, его профессиональная уверенность, казалось, рассыпалась в прах на моих глазах. — Паразиты в артериальном русле? Это невозможно! Это должно было вызвать тотальный тромбоз, эмболию сосудов мозга, инфаркт, инсульт! Он должен был умереть недели назад!

— Но он не умер, — я закончил его мысль с холодной логикой. — И тромбоза нет, сосуды чистые. Следовательно, это не обычные описторхи. Это мутировавшая форма, адаптированная к жизни в условиях высокоскоростного артериального кровотока.

Магическая адаптация. Теперь все сходилось. Астраханская аномальная зона. Они эволюционировали. Научились не только прятаться от магического зрения, но и вырабатывать мощнейший природный антикоагулянт, позволяющий им свободно путешествовать по артериям, не вызывая свертывания крови.

Мы столкнулись не просто с редкой болезнью. Мы столкнулись с новым, неизвестным науке видом. И стандартные методы лечения здесь будут абсолютно бесполезны.

— Заканчиваем процедуру, — скомандовал я. В операционной больше не было Мастера-целителя Киселева и ассистента Разумовского. Был только один центр принятия решений. — Артем, держи гемодинамику на текущем уровне. Сестра, готовьтесь к извлечению.

Я медленно и осторожно, миллиметр за миллиметром, начал извлекать катетер из желчного протока.