Имперский повар. Трилогия (СИ) - Фарг Вадим

Внутри было тихо и пусто. Пахло десятками сушёных трав. Вероника стояла за массивным прилавком и перебирала какие‑то тёмные, узловатые корешки. Увидев меня, она улыбнулась своей обычной кокетливой улыбкой. Но глаза её сегодня не смеялись. В них застыла настороженность.

Я подошёл прямо к прилавку, положил на него цветы и, не тратя времени на пустые разговоры, посмотрев ей прямо в глаза, заговорил:

– Мой усатый друг передавал вам привет, – тихо сказал я. – Говорит, у вас в подвале в последнее время появилось слишком много «интересного».

Её улыбка стала чуть шире, но в глубине зрачков мелькнул холодный, острый огонёк. Она поняла.

– «Сквозняки», назовём их так, и это опасная штука, господин Белославов, – так же тихо ответила она, откладывая корешки в сторону. – Особенно когда в старом, заколоченном доме вдруг распахивают все окна настежь. Вы слишком много окон открыли. Вы нарушили… баланс.

– Я просто решил убрать грязь с подоконника, – парировал я.

– Эта «грязь», как вы изволите выражаться, была частью местной экосистемы, – её голос стал ещё тише, почти превратившись в шёпот, от которого по спине пробежал холодок. – Уродливой, дурно пахнущей, но стабильной. Фатима и ей подобные были предсказуемы. Теперь, когда вы их счистили, из щелей под полом может полезть то, что гораздо хуже старой плесени. То, что мирно спало в лесу, пока его изредка подкармливали отходами старой, примитивной магии. Вы разбудили не только аппетит у людей, Игорь. Вы разбудили голод и у других существ.

Она сделала паузу, и от её прямого, тяжёлого взгляда у меня по спине пробежали настоящие мурашки. Это был не флирт и не игра.

– Будьте осторожны, Игорь Белославов. Очень осторожны. Особенно с теми, кто приходит из столицы с вежливыми улыбками и холодными глазами. Барон Свечин – это только первая ласточка. Иногда старая грязь на подоконнике защищает от ледяного ветра с улицы куда лучше, чем настежь открытое окно.

Она молча собрала нужные мне травы, сложила их в бумажный пакет и протянула мне.

Я вышел из аптеки в холодную ночную мглу. Городские фонари казались тусклыми и далёкими. В руках у меня был пакет с ромашкой и чабрецом, а в голове – гул от её слов. Это было недвусмысленное, чёткое предупреждение. Вероника не была моим врагом. Но и союзником она не стала. Она была наблюдателем. Хранителем какого‑то хрупкого, страшного равновесия, которое я, сам того не желая, только что разрушил до основания. И что теперь вылезет из этих развалин – не знал никто.

Четверг начался не с восходом солнца, а с оглушительного виброзвонка в четыре часа утра. Мой дешёвый смартфон зажужжал на тумбочке так яростно, будто пытался просверлить в ней дыру. Я спросонья даже не сразу понял, что это. Первая мысль – будильник. Вторая – что в комнату вломился гигантский шмель.

Я нашарил телефон и, щурясь от яркого экрана, провёл пальцем по зелёной иконке.

– Игорь! Беда, Игорь! Помоги! Горим!

Голос в динамике ревел так, что, казалось, я оглохну. Я сел на кровати. Голос был знакомый, зычный. Коля‑Гром. Самый жизнерадостный и громкий из всех фермеров, с которыми я работал. Но сейчас в его голосе не было и следа обычной весёлости. Только чистый, животный страх.

– Коля, спокойно! Что горит? Кто? – я пытался говорить чётко, но язык заплетался. В голове всё ещё был туман.

– Сарай! У Павла! Горит, как новогодняя ёлка! Ярко горит! Приезжай скорее, Игорь, тут ужас что творится!

Павел. Тихий, вечно напуганный мужичок, который боялся заговорить с незнакомцем. Самый слабый. Самый беззащитный. Чёрт. Они ударили по самому уязвимому.

Через пятнадцать минут я уже мчался по тёмному шоссе на старой, дребезжащей «Ладе». Педаль газа была вдавлена в пол. Это была война. Грязная, подлая, настоящая война, в которой начали страдать обычные люди. Люди, которые поверили мне и пошли за мной.

Когда я свернул с трассы к деревне Павла, я понял, что Коля не преувеличивал. Небо на горизонте было не чёрным, а зловеще‑багровым. Издалека казалось, что там начался какой‑то жуткий, неправильный рассвет. Сарай пылал. Огромное строение превратилось в гигантский костёр, из которого с треском вылетали искры и летели в тёмное небо. Мужики, выбежавшие в чём были, с вёдрами бегали к единственной на улице колонке и обратно, но их усилия были похожи на попытку затушить лесной пожар из пипетки. Вокруг стоял отчаянный женский плач, мычали перепуганные коровы, которых успели выгнать из хлева.

Сам Павел сидел прямо на холодной земле, обхватив голову руками. Он просто раскачивался из стороны в сторону, как маятник, и смотрел в одну точку – на огонь, пожирающий дело всей его жизни. Его жена, худенькая Анна, стояла рядом, прижимая к себе двух маленьких детей в пижамках. Она не кричала, не выла. Просто стояла, и слёзы беззвучно катились по её щекам.

Сарай сгорел полностью. До самого основания. Вместе со всем сеном, которое было заготовлено на зиму. Для Павла, для его семьи и его скотины – это был смертный приговор. Зима в этих краях долгая и холодная.

Пока я пытался хоть как‑то расшевелить несчастного мужика, который, кажется, вообще перестал что‑либо понимать, мой мобильный снова зазвонил. Неизвестный номер. Я ответил. Голос на том конце был тихим, испуганным и сдавленным, будто человек говорил из шкафа.

– Игорь… это я, Михалыч… – прошептал он. – У меня тоже беда. Ночью кто‑то пробрался на склад… Все мешки с зерном ножами вспороли. Все до единого.

Пять тонн отборной пшеницы, которую он собирался утром везти на мельницу. Всё это теперь было просто перемешано с грязью, опилками и крысиным помётом. Просто мусор.

Я стоял посреди этого пепелища, вдыхая вонь гари, слушал в трубке сдавленные рыдания взрослого, сильного мужика, и чувствовал, как внутри закипает что‑то холодное и тёмное. Старая ведьма Фатима проиграла открытую войну и перешла к партизанщине. К террору. Она начала бить по моим людям. Это был её ответ. Подлый, жестокий удар исподтишка. И это была цена, которую эти простые люди платили за то, что поверили мне.

Чёрт… если б днём раньше Дода предложил свои услуги по наёму людей, возможно, ничего бы этого не было. Но… мы не успели…

Утром в «Очаге» было тихо, как в морге. Никто не шутил, не смеялся. Настя ходила бледная, с красными глазами. Даша молча, с какой‑то злой сосредоточенностью чистила картофель. Я собрал экстренный «военный совет». За моим столом в зале сидел Степан, мрачный, как грозовая туча. Рядом с ним – его жена Наталья, и сержант Петров. Усталый, он выглядел так, будто не спал неделю и лично таскал те вёдра с водой.

– Я найду этих ублюдков, – первым не выдержал Степан. Он так грохнул своим огромным кулаком по столу, что подпрыгнули чашки. – Клянусь, я им кишки на забор намотаю! Лично!

– Успокойся, Степан, – устало вздохнул Петров. Он достал пачку сигарет, но, вспомнив, где находится, с досадой убрал её обратно в карман. – Никого я не могу арестовать, Игорь. Понимаешь? Нет никаких улик. Ни одного свидетеля. По бумагам это будет «самовозгорание из‑за неисправной проводки» и «хулиганство неизвестных лиц». Всё. Это профессионалы. Я могу, конечно, выставить патрули в деревнях. Но у меня три калеки на весь район, и те по ночам спят в служебной машине.

– Силой тут не поможешь, – вмешалась Наталья. Её голос был холодным, острым и трезвым. Он мгновенно отрезвил и разъярённого Степана, и впавшего в отчаяние Петрова. – Это террор. Его цель не просто нанести убытки. Его цель – посеять страх. Заставить фермеров подумать, что ты, Игорь, не можешь их защитить. Чтобы они сами от тебя отвернулись. И если мы ответим просто силой, мы проиграем. Нужно действовать хитрее. Мы должны показать, что Гильдия – это не только ты, Игорь. Это все мы.

В её голове план, похоже, созрел мгновенно.