Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Хлёсткий голос был сродни стакану ледяной воды, брошенной прямо в лицо вместе с самим стаканом — юноша аж на ноги подорвался, не успевая отследить, от испуга больше или от негодования, но вовремя осёкся и плюхнулся обратно.

Да ты попробуй сам!..

— Внутри мои книги, — Захария сбил запал возмутиться, напомнив об этом так, словно это должно было всё объяснить. И как ни странно, это и правда всё объяснило для Макса — парень и сам поражался, насколько быстро вспоминал каждое произнесённое наставником слово. — Умерщвлять не стану, хотя и обещал. Но это если они там сейчас в целости. Теперь, когда я договорил, можно извиняться.

— П-простите, — поразмыслив немного, опустил голову молодой Путник. Кулаки, впрочем, так и не разжал. — Мастер.

— Поставь сумку так, чтобы не заваливалась, и оставайся где сел, — отстёгивая карабины повода от рычагов хакаморы, распорядился колдун. — С крыльца ни ногой. Присмотри за ним.

— Да как я остановлю эти полтонны голода, если вдруг.? — парень обменялся с жеребцом удивлёнными взглядами, после чего заметил довольную физиономию Захарии и, догадавшись, где собака зарыта, вздохнул: — А. Вы Дрозду.

Довольный шуткой, чародей подмигнул Максу с задором, легко и без напускной стати вскочил по каменной лестнице, распахнул парадные двери настежь и, бросив лаконичное «я скоро», без приглашения и без стука нырнул в скромных размеров светлый холл. Оставшиеся снаружи проводили его взглядами молча. После чего, переглянувшись сначала с пристыженным подмастерьем, а после — с лишённым контроля подозрительным жеребцом, Камир, неловко потоптавшись, решился-таки сделать шаг к мраморной скульптуре у подножья лестницы.

— А вы, господин… — от волнения в его горле спёрло дыхание, и мужик сперва вынужден был проглотить застрявший в глотке комок. — Вы, стал быть, тоже… Путник?

С ответом Максим торопиться не стал. Времени, проведённого в Цельде, было катастрофически недостаточно, чтобы делать глобальные выводы. И всё-таки, кое-что юноша, даже проводивший большую часть времени взаперти, заметить мог.

Быт этих людей казался до дрожи похожим на средневековый быт — поля-огороды, домашнее хозяйство, короли и наследники престолов, дворяне-мещане, войны верхом на лошадях с копьями подмышками… Но до сегодняшнего дня — да нет, даже до этого момента, пожалуй, — Макс в упор не замечал принципиальной разницы, настолько колоссальной, что это меняло абсолютно всё.

В Цельде люди знали о существовании других миров.

Это не было похоже на уверенность религиозного человека в существовании загробной жизни — это, в общем-то, не было и верой в привычном всем понимании. Здесь каждый точно об этом знал, как знают жители Земных городов об электричестве или двигателях внутреннего сгорания, потому что там, на Земле, иным мирам до сих пор не нашли доказательства. Кому-то эта концепция могла приходиться по душе, кто-то мог её отвергать — а здесь межпространственные перемещения были задокументированным и общеизвестным фактом, таким же неоспоримым, как наличие неба над головой. И с кем бы Максима ни сталкивала случайность, все знали о том, кто такие Путники. Да, относились они к этому явлению с разными эмоциями, хорошо или плохо читаемыми в глазах, но их переживания не отменяли факта того, что они с этим явлением знакомы и даже встречались, как это говорится, тет-а-тет.

Глядя на робеющего мужика, чья смуглая кожа потрескалась от солнечного света как выжженная земля, натруженными мозолистыми пальцами перебирающего края холщовых штанин, обычный ярославский парень вдруг поймал себя на мысли, что не имеет ни малейшего представления о том, насколько же сильно подобное знание меняет мозги такого вот простого работяги. Насколько одно-единственное это знание вообще способно повлиять на общество? И в какую сторону?

Ещё вчера Максу казалось слегка… наивным всеобщее отношение к Путникам. Рассказы Айгольда и Захарии о тех временах, когда солдаты нацисткой Германии и Советского Союза толпами валили в Цельду прямиком с полей боя, тогда никак не изменили его ощущения, и трепет перед иномирцами для него больше смахивал на благоговение перед звёздами шоу-бизнеса или религиозными лидерами. «Ведь в сухом остатке мы же тоже просто люди», хотелось сказать ему всякий раз, когда гости чародейской лавки, распознав в пацане Путника, отводили взгляды.

И только сейчас, когда Камир обратился к Максиму с этим трепетом — даже страхом, — он вдруг спросил себя: «Будь факт существования других миров подтверждён на Земле, как бы я сам относился к таким вот… гостям?».

— Да, — не зная, какие слова будет лучше подобрать, ответил юноша просто. Груз ответственности, которому не было имени, мягко опустился на его уставшие плечи. Сначала показалось хорошей идеей промолчать, потом — уточнить: — Почему вы спрашиваете?

— Понимаете…

Мужик вновь осёкся, вновь хлебнул лишку кислорода. На холщовой штанине всё глубже отпечатывалась складка.

— Вы не серчайте, господин, что я к вам… что я вас задерживаю, стал быть, — не зная, куда себя деть, всё сильнее комкал Камир многострадальную штанину. — У вас с хозяином тоже дела, стал быть, ежели вы теперича здесь… А я от работы вас отвлекаю…

Макс не торопил, хотя язык и чесался. Очевидно, Камир хотел о чём-то спросить — или, вернее, попросить, — но никак не мог собраться с духом. И помня, каким жутким может быть Захария даже в хорошем настроении и как страшно, должно быть, местным просить его о помощи, парень проникся к бедолаге сочувствием. Наверняка, пообщавшись (или просто пересёкшись разок) с чернокнижником, они теперь думали, что все Путники… такие вот.

— Но, может статься, у вас, господин, есть минутка-другая?

— Думаю, найду, — кивнул он, мысленно самому себе дав затрещину: не знает же даже, на что соглашается! — Смотря на что.

— У нас здесь, стал быть, зараза ходит, — крестьянин рвано махнул рукой, желая указать в каком-то одному ему известном направлении, но движение от нервозности получилось слишком неопределённым и больше напомнило агонию раздавленного насекомого, дёрнувшего лапкой. — И господин магистр за тем как раз-таки и прибыл, заразу енту вывесть. Токмо… стал быть, он токмо скотину излечит?

— Если честно, я о договорённостях Мастера с вашим хозяином не в курсе, — ответил Максим, приподняв напряжённо плечи. — А под этим вашим «токмо» вы что подразумеваете? У вас… помимо животных кто-то болеет?

Камир раздул ноздри и опустил голову. За полами соломенной шляпы выражение его лица было не рассмотреть, но вибрация чужих эмоций отчётливо дала парню понять: это страх.

Он боится за заразившегося? Или боится рассказывать, что заразился кто-то ещё?

Мужик молчал. Опустив плечи и сомкнув руки в замок за спиной, он напоминал провинившегося школьника в кабинете директора, для полноты образа не хватало разве что расплакаться. Вибрация страха усилилась, проникая Максу прямиком в грудную клетку и угрожающе надавливая на сердце — не самое приятное ощущение удивительным образом опустошало голову от мыслей.

— Камир?

— Помогите, господин, — он поднял лицо, влажное и блестящее: дорожки слёз чертили грязные щёки, смывая с грубой потрескавшейся кожи дорожную пыль. — Не станет господин магистр силы свои тратить без платы, хозяин не станет платить, но ежели не подсобить, помрёт девка, молодая совсем…

Хотелось потребовать подробного рассказа, но посыл был ясен и без деталей: мастер Оскар пригласил Захарию вылечить скот, а не крестьян, и, судя по отчаянному взгляду Камира, тратить средства на работников не собирался, о чём любезно им и сообщил.

Ебитесь как хотите, называется, — парень против воли сжал кулаки, да так, что всадил в ладони ногти. — Классные в Цельде работодатели, ничего не скажешь.

— Помрёт она без помощи, господин, — спрятать слёзы мужик и не пытался. Очевидно, девица, кем бы она ни являлась, была его сердцу очень дорога. — Поначалу-то токмо шаталася, мы думали, занемогла. Опосля проведали, что понесла. А второго часу вконец слегла: горит вся, в себя не приходит, сама на себя выворачивает, бельма закатывает, язык кусает, кровит. Мы своими силами подсобить пытались, воду чистую носили, спиртом тёрли, да куда нам, ежели ни лекаря нету, ни повитухи подсобить не в силах… Помогите, господин, некого больше о помощи просить! Скокмо велите — мы стокмо уплотим, да токмо не прямо-таки сейчас, накопить надобно!